Кроме того, над железным шкафчиком, где мастер держал свой инструмент, появилась занавеска, загораживающая весь угол.

Что это все означало?

На доске с инструментами прибавилось подвешенное на скобе полотнище пилы, согнутое в круг. Мастер все измерял ее, отмечая что-то мелом на доске и карандашом на бумаге.

— Это ж изобретение! — шепнул Котеля, не дыша. — Изобретение, помяните мое слово!

Новость мгновенно облетела мастерские. Ученики резко изменили свое отношение к мастеру. Обида, презрение и насмешки исчезли, будто их и не бывало.

— Пойдем посмотрим! Интересно, что он делает, — предложил кто-то.

— Тихо, не налетайте все сразу! — сказал Пакурару. — Для начала пусть пойдут несколько человек. Те, кто поддерживал его. Понятно? — И он с достоинством отошел в сторону.

Посмотрели на Котелю. Двое легонько взяли его за плечи, подтолкнули вперед, несколько других ребят, ступая на цыпочках, шли позади. Кто-то сделал знак и Рошкульцу: «Давай, давай, парень, ведь ты никогда не выступал против него!»

Ребята шли гуськом посмотреть, что за изобретение придумал мастер. Что скажут — еще не знали. За спиной затихли молотки и напильники. Теперь сквозь приоткрытую дверь из второго помещения проникало лишь тихое, дремотное жужжание станков.

Ребята робко подошли к заветному уголку и остановились.

Старик не замечал их. Он зажал в тисках короткий кусок железа, шириной в ладонь, с тонким краем, и отшлифовывал его трехгранным напильником. Затем вынул железо из тисков и поднес к глазам, чтоб осмотреть острие.

— Похоже на волчий клык! — шепнул кто-то.

Действительно, этот небольшой кусок железа напоминал чем-то клык. Клык в железной челюсти.

Мастер, прищурившись, вертел железо в руках, измерял его длину, пробовал острие пальцем, потом камнем, сличал его то с чертежом, нанесенным на планшет, то с зубьями висящей пилы. Снова зажал в тиски.

Ученики не верили своим глазам: угрюмый Топораш помолодел, оживился, казалось — вот-вот запляшет.

— Тсс! — предостерег Котеля ребят от удивленных возгласов. Он восторженно глядел на изобретателя. — Пила! Он изобретает какую-то пилу! — все-таки вырвалось у него, но он тут же зажал себе рот ладонью.

Топораш медленно поднял глаза и увидел, что рядом стоят ученики.

Он вздрогнул. Нагнулся. Зло сорвал чертеж с кнопок, смял его в руках. Снял с доски согнутую пилу — она со стоном распрямилась в его руках. Потом схватил небольшой металлический предмет с непонятным сцеплением пружин и колесиков, положил на наковальню и, схватив кузнечный молот, расплющил несколькими ударами.

Все это произошло мгновенно.

Но оставался еще «волчий клык». Мастер все не мог успокоиться. Он вертел его в руках, не зная, что сделать с ним, как его раздробить, уничтожить…

Ребята сначала оцепенели. Потом, словно сговорившись, отвернулись и тихо пошли каждый на свое место.

Снова заскрежетали напильники, гулко загремели молотки, покрывая ровное гудение станков.

— Что с ним случилось, братцы? Что это за комедия?

— Какая муха его укусила?

— А ну его к черту со всеми его фокусами!

— А ты чего побледнел, Ионика? Тебя побелили, что ли?

— Не понимаю, не понимаю… — шепнул Котеля. — Мы же ничего не сделали, только смотрели, как он работает…

— Ах, «не понимаю»! — передразнил его Фока. Этот задира из токарного, почуяв перебранку, был уже тут как тут, готовый с кем угодно померяться силами. — Ты не видел разве, как сдрейфил старикашка? Как бы мы не украли его секрет! Ишь ты! Да пусть он подавится своими железяками!..

— Эй вы, лопоухие, сейчас я вам покажу настоящее изобретение! — вихрем ворвался откуда-то Браздяну, весь потный. — Я пришью, остолопы вы этакие, стакан с водой к стене, — ей-богу, обалдеть можно! Эй ты, очкарик, — обратился он к Кирике, — принеси стакан воды! Только свежей. Из-под крана. А иголку и нитку я сам найду.

Кирика, однако, не сдвинулся с места.

— Да принеси ты стакан воды, я покажу изобретение! — хриплым голосом закричал на него Игорь, глотая слюну от жажды. — Ну, шевелись, Рошкулец!

— Картина ясна, — не обращая на него внимания, сказал Пакурару спокойно и серьезно.

Тяжелым шагом он подошел к группе ребят. Металлическая пыль на синем комбинезоне, напильник в руке и блестящий от пота лоб — все это говорило о том, что он старательно работал, пока другие болтали.

— Не спорю, может быть, Топораш и на самом деле изобретатель… — Он помолчал, поглядел на ребят, затем опустил глаза и добавил: — Может быть, он и изобретатель, но он не наш человек… А вы как думаете?

Доверчивый Некулуца — с ним частенько так случалось, что он мнение старших принимал за свое, — тут же горячо откликнулся:

— Вот именно! Буржуазный изобретатель. Знаю я их. Они работают тайком, чтоб подороже продать свой товар. Или… кто его знает… — Он искал поддержку у Пакурару. — Может быть, мы ему вообще не по нутру… — Он с досадой махнул рукой. — У них так заведено: некому продать свою выдумку — он уничтожает ее, а секрет уносит с собой в могилу. Читал я про таких.

— Пусть убирается туда, откуда пришел, со всеми своими секретами! — снова вспылил Фока. Он жадно оглянулся вокруг, искал, с кого бы начать. — Ну, кто поддерживает его? Выходи на два шага вперед, чтоб я поглядел на тебя!

— Постойте, надо решить, что делать, — хладнокровно сказал Пакурару. — Думаю, что мы должны пойти к товарищу заместителю. Ведь это он привел его к нам… Сообщим ему все как есть, и пусть решает. Согласны?

Среди тех, кто пошел в канцелярию, были и Рошкулец и Котеля. Они шли медленно, нехотя, словно их влекла за собой упрямая поступь остальных.

Выйдя на аллею, откуда была видна дверь, обитая железным листом и выкрашенная в кирпичный цвет, — там, позади мастерских, — они остановились. Сквозь приоткрытую дверь увидели Топораша, выходящего с камнем в руках. Камень, очевидно, был очень тяжелым, он едва нёс его. Старик размахнулся и отбросил его. Задыхаясь, вернулся в мастерские и снова появился с котельном, красивым, как буханка белого хлеба, и снова бросил его на груду железного лома. Поднялся столб пыли.

Кирика Рошкулец и Котеля испуганно побежали догонять товарищей.

Вспоминали ребята тот вечер, когда наконец пришел к ним Сидор Мазуре дежурить по общежитию.

— Ура! Конспирация! Расскажите нам про конспирацию! — воскликнул Фока.

А Браздяну добавил:

— И про «аудиенцию-тенденцию»!

Пакурару, как староста, распорядился коротко и ясно:

— Включите свет, и живо стул товарищу Мазуре!

Завхоз сел на краешек койки.

— Не надо света, — сказал он. — Уже был отбой.

Как только он заговорил, спальня замерла.

— Хотите знать, что значит конспирация? — начал Сидор негромко, чтоб не разбудить тех, кто уже спал. — Кстати, не раз наши подпольные заседания проходили в темноте, вот как сейчас. И, бывало, приходил к нам товарищ, о котором мы знали все: он водрузил красное знамя на часовне собора, проник ночью в казармы и распространил там сотни листовок, спас партийную типографию, унеся шрифты из-под носа полиции…

Мазуре помолчал.

— Вот так, приходил к нам этот товарищ на заседания. Мы слышали его слова, но лица не видели. Нельзя было знать ни имени, ни адреса товарищей по борьбе. Не потому, что мы не доверяли друг другу, а чтобы, если попадешь в лапы сигуранцы, под пыткой палачей, даже в бессознательном состоянии не назвал имени, или адреса, или примет революционеров, которых ищет враг. Таков был закон конспирации у подпольщиков.

Тишина. Не слышно дыхания, будто спальня пуста.

— И вы не видели никогда того товарища? — спросил наконец чей-то голос.

— Видели, наверное. После освобождения Бессарабии! — предположил другой.

— Кто знает… — ответил Мазуре. — Много их было. Кто погиб в застенках, кто пал в Испании, во Франции, в сражениях Отечественной войны…

— Но ведь не все погибли! — настаивали ребята.