— С охотой, — радостно отозвался рабочий. — Трубочку из числа тех, что никогда не гаснут…
— Вон какой вы заядлый курильщик! И табак, должно быть, отменный? Самый ароматный? — И добавил приглушенным голосом: — Следующую неделю, по нечетным дням. Подходит? Улица имени… время… — и нагнулся, договаривая на ухо, еле слышным шепотом. Потом резко выпрямился и снова повернулся к Доминте: — Так о чем вы все-таки думаете, товарищ Доминте? Возможно, план показался нереальным? Очень может быть, ведь я совсем не знаю условий производства, сапожником, к сожалению, никогда не был.
— С сегодняшнего дня считай себя сапожником! — с подъемом воскликнул рабочий. — Не так уж плохо быть мастеровым человеком, ей-богу! Так что можешь считать себя сапожником!
Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно рассмеялись.
— Только, конечно, в хорошем смысле!
— Вот именно! Тут одно из двух: или ты сапожник, или — халтурщик! — заключил Волох, пожимая собеседнику руку.
Затем он пожал руку и рабочему табачной фабрики… Теперь они стояли рядом, двое рабочих и руководитель подпольной группы, Сыргие Волох. Сыргие был немного тоньше, стройнее товарищей, с открытой головой и непокорными светло-каштановыми волосами, довольно, впрочем, редкими. Несмотря на какие-то тридцать лет, залысины — первые признаки преждевременной старости… Лысина, старость — господи, какие это замшелые, изжившие себя понятия! А костюм? Предельно скромный, не бьющий в глаза, к тому ж и не такой новый. Землистый оттенок лица, иногда — чисто выбритого, чаще же — заросшего щетиной. Даже этот худосочный галстук, небрежно повязанный на шее, — единственно с целью конспирации… И все же никакой он не старик! Высокий, выпуклый лоб, глубокие, с затаенным внутренним светом глаза, с такой же, глубоко затаенной, спрятанной от чужого взгляда тоской — он был очень красив, внутренней, истинной красотой, отличающей только серьезного, цельного, способного на самоотверженные поступки человека.
На прощанье Сыргие напомнил о том, с каким строгим отбором следует привлекать в группу новых людей, в особенности учитывая тот факт, что движение вскоре примет новый, более действенный характер. Особые сложности были связаны с тем, что в городе стояла крупная воинская часть противника.
— Однако сила все равно на нашей стороне. Фабрики, мастерские, — Сыргие понизил голос, — железная дорога с огромными пакгаузами и товарной станцией… Не следует об этом забывать, товарищи!
6
Расходились, как всегда, по одному.
Ион Агаке по-прежнему подметал во дворе пекарни, поднимая такую пыль у дверей подвала, что в клубах ее один человек не смог бы различить другого. И продолжал яростно мести, пока последние подпольщики не скрылись за поворотом. Две смутные тени на какое-то время сблизились.
— Поскольку ты и сейчас упомянул имя этой рыжеволосой феи, я хочу наконец знать, что она из себя представляет, — спокойно и вместе с тем веско проговорил Волох. — К тому же именно от тебя…
— Одно могу сказать, — быстро отозвался пекарь, — она далеко не из тех бабочек, которые, по-твоему, беззаботно порхают по жизни… Это я так прозвал ее, хотя слово еще ничего не значит…
— Понятно, — недовольно пробормотал Волох. — И все же… как ее зовут по-настоящему?
— Лилиана. Только она не признает это имя.
— Не признает… Но на какое откликнется, если придется призвать к ответственности?
— Ты слишком много значения придаешь этому случаю… Подумай лучше о том, как использовать девчонку. Вот, например, немец, с которым она познакомилась. Я еще там, в подвале, хотел рассказать о нем, только ты не дал. Так сердито посмотрел, что стало ясно — нельзя… А между тем немец — из наших, — возбужденно говорил Кику, — настоящий, идейный…
— Пока что меня интересует личность и поступки "лицеистки"… Следует срочно разобраться в том, что происходит. В конце концов, ты связан не только с нею и отвечаешь за людей головой…
— Бабочка — свой, настоящий человек! — беспокойно проговорил пекарь. — Что же касается поступков, то мне известно, будто она готовит крепкую оплеуху…
— В таком случае напоминаю, — перебил Волох, — поскольку только сейчас вы облекли меня доверием, то никаких контактов с врагом без ведома и одобрения руководства! Ясно?
— О каком руководстве ты говоришь, Сыргие, если в Кишиневе осталась всего лишь горстка людей? Каких-то шестнадцать человек. Да и то связь с ними оборвана после провала Дейча, Триколича и Вука!
— Руководство на месте, и во главе его по-прежнему стоит товарищ Тома Улму! — Волох замолчал, сразу же пожалев о том, что погорячился. — А связь? Ты, я, Тудораке — разве это не связь? Ну ладно, лучше скажи вот что… — он поспешил переменить тему разговора. — Я давно хочу спросить… — И взволнованно, сердечным тоном добавил: — Что слышно о Дейче, Триколиче и Вуке? Контактов нет, но все-таки нужно добыть хоть какие-то сведения… Кажется, оставили в живых.
— Несколько раз удавалось передать хлеб, остальное — не получается, — Кику удрученно опустил голову. — Нашей вины, конечно, нет, в самом деле нельзя проникнуть… Недавно провели еще один ряд колючей проволоки, удвоили часовых, пулеметы наготове. Попробуем, только не знаю…
— Попробовать стоит. Один раз попробовали, и получилось, — глядя поверх головы Кику, проговорил Волох. — Кажется, сам принимал участие…
Стоял мутный мартовский день, под ногами хлюпала жидкая грязь, поэтому прохожих было немного, и все же за каждым нужно было следить; едва проводив глазами одного и убедившись, что он не приостановился за углом дома, не спрятался за стволом дерева, тут же ощупывать, осматривать, изучать другого.
— Ты не задремал на ходу? — окликнул спутника Волох. И добавил, заглядывая в лицо: — Следи за номерами домов. Не пропусти нужный.
Кику шел вяло, неохотно — как будто единственным его желанием было поскорее избавиться от спутника, остаться наедине с собой и привести наконец в порядок мысли.
— Задремал? — выдавил он. — Сам следи за номерами нужных нам домов… Нашел, видите ли, осиное гнездо, испугался какой-то девчонки-лицеистки!
— Об этом поговорим в другое время, — Волох пропустил мимо ушей намек пекаря. — Скажу только одно: некоторые вещи следует забывать, другие же, напротив, крепко держать в голове.
— Это я на себе испытал! Отлично знаю, что забывает и о чем помнит Сыргие Волох.
— Если говоришь о случае со швеей, с ночевкой у нее Зуграву, — можешь успокоиться: все забыто. Моему честному слову пока еще верить можно.
— И все же мне кажется, что ты все время намекаешь на эту историю. Про Лилиану и говорить нечего…
— Потому что не хочу, чтобы ты подпал под ее влияние. Чтоб из-за какой-то взбалмошной, сумасбродной девчонки произошел раскол в наших рядах! Сегодня — в подполье, завтра — назад, к богатым родителям… Нужно все это тебе? Тебе, рабочему парню?.. Послушай, Илие. — мягче добавил Волох, — как все-таки насчет тюрьмы? Нужно нащупать связь, нужно!
— Хорошо, попробую, — согласно отозвался пекарь. И добавил: — Постарайся повидать Лилиану не позже завтрашнего дня — если хочешь познакомиться с немцем…
— Она не влюбилась в него, случайно? — В ответ на свою шутку он удостоился сердитого, неприязненного взгляда Кику.
— Я уже сказал: Лилиана не из таких! Наверно, ты и в самом деле прав — вам следует повидаться. Не будем откладывать на завтра. Только была бы дома. И захотела впустить.
— Вот и хорошо. Нагрянем ненароком, чтоб не хватило времени на какую-нибудь выходку.
— Ох, Сыргие, Сыргие, загнал ты меня в угол, ей-богу. — Похоже, Кику перестал сердиться. — Меня можешь видеть когда угодно и сколько угодно, но не могу же я отвечать за нее! В конце концов, почему она обязательно должна тебе довериться?.. Обрадоваться визиту? Скорей рассердится из-за того, что узнал адрес!
— Обрадуется или нет — это несущественно. — Волох намеренно ускорил шаг. — Что же касается доверия, пока что мы не доверяем ей. Когда, кстати, и где вы в последний раз встречались? Знать это необходимо, и, поверь, не из какой-то прихоти. Такой случай, ничего не поделаешь… Хотелось бы также уточнить, когда она встречалась с лицеистами, с учениками мастерских?
