— Йонас, вылезай, вот они! — крикнул он, плывя в сторону берега.

Однако парень продолжал что-то искать, то и дело скрываясь под водой. Нырнув последний раз, он вылез на поверхность далеко за прибрежными зарослями. По его взволнованному лицу Ромас понял, что тот нашел что-то необычное.

— Смотрите! — донесся до него голос друга.

Ребята вопросительно поглядели на Йонаса.

— Сеть, а в ней рыба.

— Может, браконьерская? Не успели вытащить.

Ребята сели в лодку и поплыли вдоль зарослей. Сначала они вытащили жердь, а потом и сеть.

— Веревка-то от нашей палатки! — воскликнул Йонас. — Ясно, это их сеть!

В неводе застряло шесть линей, щука, три ерша, несколько плотвичек. Рыба была уже полуживая — выпустили ее на волю, но она не уплывала, а лишь переворачивалась на бок. Тогда решили зажарить ее и пригласить вечером девочек.

Жареные лини пришлись всем по вкусу. Даже Зигмас, не большой любитель рыбы, ел да похваливал.

— Откуда такая крупная? — удивлялись гостьи.

Мальчики заранее договорились не рассказывать никому про браконьерские сети.

— Наловили, — ответил Йонас. — На редкость удачный клев сегодня.

— Рассказывай сказки, — отмахнулась Эгле, дочь рыбака. — Такую на крючок не поймаешь, здесь сеть нужна или бредень.

— Хороший рыбак и без сети обойдется, — стоял на своем Йонас.

— Так и быть, скажу правду, — серьезно произнес Ромас. — А дело было так: пошли мы рано утром купаться, а тут рыбина, здоровенная такая на берег скок, и смотрит так ласково-ласково. Ну что с ней было делать — схватили и на сковородку. Глядим — за ней другая, третья…

— Ах, вот вы как, кто на вас поласковее глянет — того сразу на сковородку, — вскинулась Эгле.

— Ясное дело, как же иначе? — продолжал игру Ромас.

— Что ж, так и запишем.

Покончив с рыбой, ребята отправились купаться. Не отставал от остальных и Костас, которому было чем похвастаться. Все наперебой хвалили его, а Лайма сказала:

— Ведь я знала, Костас, что ты непременно научишься. Затем подростки растянулись на траве. Юрга включила транзистор. Хорошо было лежать просто так, ни о чем не думая, и слушать музыку. Но и это вскоре надоело. Эгле предложила пойти за ягодами. Зигмас сразу же вызвался сопровождать ее. Захотелось ягод и Юргите с Йонасом: они даже принялись доказывать, что горсть земляники заменяет ведро клубники. А Ромас вдруг ни с того ни с сего заупрямился:

— Была нужда из-за них в лес тащиться.

— Отправляйся, Ромас, ну иди же, — уговаривал его Костас, — а я тут останусь. Мне эти ягоды — пустой звук, я к ним равнодушен.

Но Ромас продолжал твердить, что не любит ягод. Оказалось, и Лайма не большая любительница, так что пришлось всем троим остаться. Попробовали поймать хорошую музыку, ничего не вышло. Тогда Лайма вытащила из кармана носовой платочек, вытряхнула из него шесть голубых круглых стекляшек, подбросила их на ладони:

— Сыграем в чёт-нечет.

— Давай, — согласился Костас.

Ромас, безучастно сидевший до этого в стороне, загляделся на стеклышки:

— Можно поглядеть?

Лайма высыпала бусинки ему на ладонь. Они смахивали на камешки из перстней или сережек.

— Откуда у тебя это?

— Не скажу, — задорно ответила девочка.

— Скажи, это очень важно.

— Не могу, секрет.

Он сразу же вспомнил Гору сокровищ, находку Пранаса Калпокаса. Уж не из того ли таинственно пропавшего ожерелья эти бирюзовые бусинки?

— Если не скажешь, не получишь назад!

— Не скажу! А ну отдавай! Пошутили — и хватит.

Но Ромас невозмутимо высыпал бусинки в карман и сказал:

— Предупреждал по-хорошему: не скажешь — не получишь…

Глаза Лаймы стали еще темнее, девочка побледнела. Вначале она думала, что это розыгрыш, но вскоре по непреклонному выражению лица Ромаса увидела, что ошиблась.

— Отдай, слышишь! — рассердилась она.

— Скажешь — отдам.

— Ах, так! — со слезами в голосе воскликнула Лайма и, подхватив лукошко, побежала по тропинке в лес.

— Ромас, да отдай ты ей эти стекляшки, — укоризненно произнес Костас. — На что они тебе?

— Отстань, я знаю, что делаю, — отрезал Ромас.

Тогда Костас бросился вдогонку за девочкой:

— Лайма, постой, он пошутил! Лайма!..

Девочка, не оглядываясь, бежала все быстрее… Обида сжимала ей горло, из глаз готовы были брызнуть слезы… Ладно же, он еще попомнит!..

Гоголя-Моголя она обнаружила за сараем: тот лежал на солнцепеке, рядом валялся раскрытый учебник алгебры.

— Представляешь, — выкрикнула девочка, — он у меня отобрал те стекляшки, что ты подарил!

Парень сел и сладко потянулся.

— Кто отобрал?

— Да Ромас, воображала тот. Забрал и не хочет отдавать.

— На что ему такая чепуховина?

— Откуда мне знать? Отбери у него, хорошо? И задай ему жару, чтоб запомнил Гогялис пожал плечами.

— То тебя с ним водой не разольешь, а то — задай жару…

— Да ты, никак, испугался? Я всегда знала, что ты трус. Только хвастаться и умеешь.

— Кто испугался? Ты обо мне, что ли? — нахохлился парень. — Да я этого заморыша одним пальцем…

Гогялис поднялся и широким шагом направился к озеру. Девочка едва поспевала за ним. Но вот среди деревьев мелькнула палатка. Лайма остановилась:

— Ты иди, а я здесь, в сосняке, обожду.

Парень даже не оглянулся — он продолжал идти вперед.

Лайма свернула с тропинки и уселась под сосной. Вокруг было тихо. Изредка лесной покой нарушали трели птиц, слышалось жужжание полевых шмелей да дробный стук дятла. Раздражение девочки с каждой минутой росло. И пусть, так ему и надо! Она даже всхлипнула от досады — нет, не из-за стеклышек, конечно: просто было больно, что ее вот так грубо обидел человек, к которому она испытывала до этого искреннюю симпатию.

От слез немного полегчало. Теперь, нечего и говорить, между ними все кончено: Гогялис отомстил за нее. Видно, задал ему как следует и отобрал бусинки…

Лайма услышала чьи-то шаги: по тропинке мирно шли рядом Ромас и Гогялис. Парни о чем-то спокойно разговаривали, на их лицах не было и тени злобы или ненависти.

От удивления девочка попятилась и спряталась за кустом орешника. Она видела, как ребята остановились и стали озираться. Потом Гогялис позвал ее по имени, а Ромас сказал: «Наверно, домой пошла». Они исчезли из виду.

Значит, и верный рыцарь предал ее… Все они, мальчишки, такие. Девочку охватило отчаяние, ей стало жаль себя, и она горько расплакалась.

Лайма не знала, что Гогялис и Ромас только что были настроены далеко не так миролюбиво… Не вмешайся Костас, все могло бы кончиться по-иному…

Когда Гогялис появился возле палатки, Ромас с Костасом внимательно разглядывали злополучные бусинки.

— А ну дай сюда! — протянул руку Юргис, не соизволив взглянуть в сторону мальчиков.

Ромас не проронил ни слова.

— Ты что, оглох? — рявкнул парень.

Ромас вскочил.

— Не кипятись, Гоголь-Моголь, еще успеешь кулаки в ход пустить, — спокойно произнес он. — Не знаешь случайно, что это за стеклышки?

— Не знаю и знать не хочу. Ну-ка, живее!

— Присядь лучше, потолкуем!

— Последний раз говорю — отдашь или нет?! — взбешенно крикнул Гогялис.

Драка надвигалась неотвратимо: Гогялис напирал, а Ромас, весь подобравшись и упрямо сжав губы, не собирался ни оправдываться, ни отступать. В эту минуту между ними решительно встал Костас. Он сразу понял, чем все может кончиться.

— Да выслушай ты наконец! — крикнул мальчик. — Эти штучки ворованные, понимаешь?

Гогялис смерил его высокомерным взглядом:

— Брось чепуху молоть!

— Вовсе это не чепуха! Говорят тебе, краденые они, — подтвердил Ромас.

Гогялис озадаченно посмотрел на них, не желая верить услышанному.

— Скажут тоже… Краденые, — растерянно бормотал он.

— А теперь давай поговорим, — снова улучил момент Ромас. — Присядем.

Гогялис нехотя опустился на бревно. Ромас рассказал ему историю с кладом.