День становился все более ясным, по-южному жарким, влажным. Многие вышли на палубы в шортах. Крепышин даже рискнул в шортах явиться и на завтрак в кают-компанию, но поплатился за это. Едва покончили с завтраком, как Кулагин, который был сегодня, как и все последние дни, старшим за капитанским столом, громко, чтобы слышали другие, заявил:

— Напоминаю всем: по морскому уставу появляться в кают-компании в шортах можно только по специальному разрешению капитана. А таковое разрешение капитан дает лишь после пересечения линии Северного тропика. — Он окинул сидящих за столом жестким командирским взглядом. — Так что прошу неукоснительно придерживаться правил. Всех! Без исключения.

Когда Крепышин выходил из кают-компании, все взоры невольно обратились к его голым волосатым ногам.

На палубах одежда не попадала под ограничения: боцман Гулыга появлялся неизменно в синей рабочей спецовке и в кирзовых сапогах, а Кисин, заместитель Чуваева, не в чем ином, кроме плавок.

Сегодня Кисин был полон энергии. Судно лежало в дрейфе, ожидая всплытия «Поиска». Полигон Элвин оказался рыбным, многие из экипажа появились на палубах со спиннингами, и уже через какие-то минуты на досках палубы бились в конвульсиях серебристые ставриды и золотистые морские окуни.

— Уха будет! — радовались наблюдавшие за рыбной ловлей лаборантки.

Камбузницы, наоборот, ворчали:

— А кто из вас пойдет чистить рыбу?

Между ними от борта к борту с озабоченным, затаенно торжествующим видом, бряцая мускулатурой, как латами, расхаживал Кисин с мощной леской в руках и бросал в море вожделенные взгляды.

— Не кручиньтесь, бабоньки, — посмеивался он, — я вам вскорости предоставлю другой товарец. И чистить не надо — прямо на сковородку.

Кисин ждал появления акул, место это, как считали моряки, было акульим. И действительно, морской хищник не заставил себя ждать. Он был внушительный, длиной метра три, уверенно скользил почти у самой поверхности, выставив наружу, словно перископ, острый плавник, деловито прошел вдоль левого борта, потом, обогнув корму, вдоль правого, словно принюхивался. Стремительное бежевое с голубоватыми отсветами тело хищника скользило сквозь толщи воды, будто и не ощущая их. Один из древнейших обитателей планеты! Слитностью с природой, мудрой простотой естества акула сумела своей острой мордой пронзить тысячелетия, не потеряв по пути самое себя. И нелепой, вздорной, уродливой казалась склонившаяся над бортом черная от загара спина Кисина, его белобрысая голова, его ухмыляющаяся губастая физиономия, протянутая над бортом рука с толстым нейлоновым тросом, завершавшимся крюком, на который была насажена подобранная на палубе замасленная рабочая рукавица. Примитивная хитрость, унижающее противника лукавство, деляческое движение души, а в конечном счете — скрытая злоба против уверенной в себе прямодушной силы и красоты: ну, кто кого? Вроде бы с ножом из-за угла. И на глазах у всех природа, воплотившаяся в физическое совершенство, была попрана природой, принявшей облик духовного убожества, — акула с ходу схватила приманку! Смолина взяла досада: попасться на рукавицу!

И вот она на палубе, могучая, словно отлитая из серебристого металла, даже вне привычной ей среды поражающая совершенством своего тела. Лязгает зубастой пастью, как меха, ходят ее жабры. Задыхаясь от глотков смертельного для нее воздуха, акула бьет мощным хвостом по палубе, словно надеясь в последнем отчаянном прыжке вернуться в родной спасительный океан, где она просуществовала миллионы лет. А вокруг нее, как бесы, прыгают с батогами и пожарными крюками Кисин и двое добровольцев из команды, тоже с оскаленными, насыщенными злобой ртами, вопят в азарте, нанося удар за ударом по телу своей жертвы. Хрясь! Хрясь! Трещат, ломаясь, хрящи и кости, хлещет по палубе алая кровь…

— Что же вы делаете, звери! — выскочила вперед Доброхотова, вскинув короткие пухлые руки. — Это же жизнь! Как можно! Безо всякого смысла! Просто так, ради удовольствия! Как можно!

Но акула уже мертва. Сердце ее уже остановилось. Жизнь медленно затухает лишь в мускулах — еще подрагивают плавники, слабо шевелится потерявший силу хвост.

— Почему ради удовольствия? — отирая пот с деревянного, в трещинах лба, Кисин ухмыльнулся. — Ради продовольствия! Мясо на камбуз пойдет — сами есть будете да похваливать. Зубы — на украшение. Бусы отличные получаются. А из челюсти рамочку можно сделать и в нее фотографию поместить. Очень даже оригинально!

— Вот себя в ней и поместите! — не выдержал Смолин, с неприязнью глядя во влажное лоснящееся лицо Кисина.

Тот спокойно выдержал недобрый взгляд, юродствующе повел плечами:

— Зачем себя? Я в нем тещу свою любимую помещу, с вашего позволения, профессор.

Сподвижники Кисина хохотали.

— Подонок! — буркнула Доброхотова и решительно шагнула к трапу. — Такое позволять нельзя! Пойду к начальству. Раньше мы за такое…

Через несколько минут вместе с Доброхотовой явился Кулагин.

Он бросил взгляд на тело акулы, на лужу крови, алеющую на палубе, поднял глаза на застывших в настороженном ожидании Кисина и его компаньонов. Его губы покривила презрительная усмешка:

— Ну, что, убивцы, насытились? Разрядились?

— Мясо можно на камбуз… Это, Анатолий Герасимович, голубая акула. Мясо съедобно… — неуверенно пробормотал Кисин.

Старпом брезгливо поморщился:

— Людей травить? Нет уж! За борт ее!

— Но… — попытался возразить Кисин.

— За борт! И палубу вымыть!

Он повернулся, чтобы уйти, но Доброхотова задержала:

— Такое, Анатолий Герасимович, надо прекратить. Раз и навсегда. Это я вам официально. Такого у нас раньше никогда не бывало.

Кулагин искоса посмотрел на нее.

— И раньше такое бывало! Сколько существует мореходство, столько и бывало. Это естественно.

Доброхотова опешила:

— Естественно?!

— Для моря естественно. Моряку в море нужна разрядка. Монотонность морских будней угнетает психику. Вот моряк и разряжается. В рыбной ловле, в охоте на акул. Не вижу в этом ничего особо ужасного.

— И вам, старпом, это кровавое побоище кажется естественным?

— Именно! — Кулагин с холодным прищуром смотрел на Доброхотову. — Лично я считаю его в некотором роде даже полезным. У меня на борту моряки, а не туристы. А моряк должен знать, что такое море и что от него ждать. Море, каким бы идиллическим оно ни выглядело, никогда добра моряку не сулит. И с морем надо уметь обращаться! С морем и со всем тем, что его населяет. С акулами, к примеру. У меня половина команды из вчерашних бичей, многие даже плавать не умеют. А если в море нос к носу с акулой? У моряка перед хищником злость должна быть, а не страх, всегдашняя готовность дать ей отпор. Вот как думает старпом, достопочтенная Нина Савельевна!

В последней фразе от отчеканил каждое слово — так делал всегда, когда хотел показать, что все им сказанное обязательно к исполнению, потому что это приказ.

Доброхотова только руками развела:

— Ну, знаете, так мы далеко зайдем. Вы приучаете людей не к борьбе, а к подлому убийству, к жажде крови.

На лице Кулагина не дрогнул ни один мускул.

— Увы, в наше время крови пугаться не следует. Войной нам грозят, Нина Савельевна, войной. Готовиться надо! Психику людей готовить! А то подрасслабились маленько…

Смолин не выдержал:

— В той войне, которой нам грозят, крови не будет. Будет только пламень и пепел. И ничего больше. А чтобы не было войны, нам надо оставаться людьми. Сейчас же я видел здесь зверей!

Чуть приподнятые рыжие брови Кулагина по-прежнему выражали снисходительное терпение, но глаза блеснули холодком, и Смолин почувствовал, что в эти минуты разрушалась возникшая за дни рейса их взаимная приязнь.

— Я высказал свою точку зрения, Константин Юрьевич, — сказал старпом спокойно. — А поскольку я здесь старший помощник и в данном случае исполняю обязанности капитана, свою точку зрения буду неукоснительно проводить в жизнь. Такие у меня полномочия.