— Ясно, каковы. Ведь человек вернулся. Понимаете, в е р н у л с я! Этим сказано все!

Чайкин приложил ко рту ладонь и заранее в нее хихикнул.

— Представляете? В четыре ночи сдал вахту и шагаю, не торопясь, по коридору к себе. Вдруг дверь каюты первого распахивается, и из нее вылетает, как вы думаете, кто?.. Клава! Буфетчица. Если бы вы видели эту картинку! Губы по вертикали, лицо как спелый помидор. Злая!

Он радостно хлопнул себя ладонями по бокам, засмеялся, обнажив прокуренные зубы.

— Значит, верно про них толкуют. Значит, первый помощник и наша буфетчица…

Смолин резко встал, громыхнул стулом:

— Зачем вы ко мне явились? Вы мне сейчас неприятны, Чайкин.

Длинное лицо Чайкина еще больше вытянулось.

— Я ведь только хотел, Константин Юрьевич…

Смолин, отвернувшись, холодно бросил:

— У меня нет настроения с вами работать.

И даже не взглянул на Чайкина, снова усаживаясь за стол. Услышал за спиной неуверенные шаги, щелчок закрывшейся двери.

Каков! Всюду сует свой нос. Он да Крепышин. Как бабы. Крепышин-то пустышка. А этот с головой, но лоботряс! Есть в нем какая-то червоточинка. Чем-то напоминает Смолину Генку, его пасынка, у того тоже модная ныне бесцеремонность в отношении к людям. Веление времени, что ли, — этакая раздрызганность духа. Теперь Чайкин будет разносить новость по судну. Нет, к чертовой матери, пускай сам занимается своим спаркером. Ничего общего с этим типом он иметь не хочет.

После обеда Смолин, все еще раздраженный разговором с «этим лоботрясом» Чайкиным, мерил шагами каюту и раздумывал, правильно ли поступил, отказав парню в помощи. Взгляд его остановился на географической карте, которая висела на стене. Красным карандашом на голубом поле морей и океанов еще в первый день пути Смолин прочертил предполагаемый маршрут «Онеги». После завершения работ в Карибском море на обратном пути «Онега» пройдет вблизи Карионской гряды, а значит, и вблизи Карионской впадины — вот она, должно быть, всего полсуток ходу до нее, если свернуть с намеченной трассы. Полсуток — пустяк!

Карионская впадина! Вожделенная мечта геофизиков! Из-за опасных течений и коварных рифов почти не изучен этот район, ибо нет, по крайней мере у нас, подходящих средств для уверенного проникновения в его таинственные глубины. А они в самом деле таинственны и этим особо привлекательны. Там, на дне, у подножия рифов, в толще осадков, наверняка схоронились соляные купола — диапиры. Пока это только гипотеза, но он абсолютно уверен, что она подтвердится. Все его фундаментальные расчеты по Атлантике показывают, что в этом районе особо наглядно представлена начальная стадия развития океана. Стало быть, есть здесь диапиры, а коли есть они, значит, может быть и нефть. И, судя по предварительным расчетам, немалая.

Предположения подтвердит только опыт. И теперь ясно — провести его можно лишь с помощью спаркера, основанного на принципе Чайкина. Своим мощным звуковым щупом он глубоко войдет в осадочные толщи и даст быстрые и подробные ответы на все вопросы. «Онега», судно с сильными машинами, отлично управится с капризными местными течениями.

И тогда будут получены уникальные данные, которые вызовут сенсацию не только среди ученых нашей страны. А эти данные, в свою очередь, дадут новому прибору путевку в жизнь. Такой спаркер ох как нужен сейчас в современной морской геофизике! В том числе для поиска полезных ископаемых, которых на океанском дне непочатый край.

Окончательно подытожив свои размышления, Смолин решительно снял телефонную трубку и позвонил в каюту Чайкина. Услышав его сонный голос — отсыпался за ночное дежурство на эхолоте, — приказал:

— Приведите себя в порядок и через десять минут идем к начальнику экспедиции.

Золотцев улыбнулся входящим, потому что всегда старался при встречах улыбаться, справедливо считая, что улыбка — лучшая форма взаимопонимания с подчиненными.

— Прошу вас, присаживайтесь, дорогие коллеги! — указал он на кресла. — Чем могу быть полезен?

В соседних креслах сидели Ясневич и Чуваев. Ясневич счел нужным вежливо поинтересоваться:

— Не помешаю?

— Нисколько! Даже наоборот! — успокоил его Смолин. — Ведь геофизический отряд как раз в вашем подчинении.

В нескольких фразах Смолин изложил суть дела. Ни у нас, ни за границей подобного нет. Чайкину нужно помочь довести дело до конца. И именно в этом рейсе. Он, Смолин, готов, урезав собственную научную программу, активно включиться в эту работу. Что требуется от руководства экспедиции? Создать, как говорится, режим наибольшего благоприятствования для Чайкина. Прежде всего освободить от дежурства на магнитометре. Далее. Для аппарата необходим объемный титановый конденсатор, которого в геофизической лаборатории судна нет и быть не может, его даже в Москве достать непросто. Но достать нужно обязательно! Игра стоит свеч. Стало быть, надо просить Москву срочно прислать конденсатор самолетом в один из портов захода — в Танжер или в Норфолк, если туда пустят, или в Венесуэлу, в Ла-Гуайра. Либо приобрести за границей. Он стоит не столь уж дорого. Но обязательно до подхода к зоне Карионской гряды. И испытать спаркер именно там. Можно рассчитывать на хорошие результаты. Во всех отношениях. Лично он, Смолин, не сомневается, что результаты могут стоить всего остального в этом рейсе.

При этих словах Чуваев иронически растянул губы.

— Я смотрю, в своих суждениях вы, Константин Юрьевич, максималист, — произнес он тоном, в котором звучало снисхождение, — «всего остального»! Так уж сразу перечеркивать планы всех остальных, низводить их работу до пустяков…

— Эксперимент, который будет проводить Семен Семенович, — Золотцев сделал вежливый кивок в сторону Чуваева, — представляет огромный научный интерес. Огромный! Так что вы, голубчик, действительно излишне категоричны. Надо считаться с коллегами.

— Вот именно, надо считаться и с мнениями иными, — снова вставил Чуваев. — Тогда меньше проблем мы сами себе создадим. И быстрее нас поймут и оценят.

Это был откровенный намек на провал смолинской монографии при выдвижении на Госпремию — Смолина как раз и обвиняли в том, что, доказывая свое, он бесцеремонно отвергает иные суждения, причем суждения людей, занимающих в науке немалые посты. Вот и накололся!

— Главная наша задача, как вам известно, — это проведение эксперимента с американцами в Гольфстриме, — вмешался в разговор Ясневич. — И мы должны отдать этому все наши силы. Особенно если учитывать международную обстановку.

— Но при чем здесь международная обстановка, когда речь идет о науке, о перспективном изобретении молодого ученого. О нефти, в конце концов! — вспыхнул Смолин.

— Одним замахом с дерева не собьешь все яблоки! — с иронией возразил Ясневич. — У нас заранее определено то, что нам надлежит делать, куда идти. Поиски нефти не входят в цели экспедиции. И почему вы решили, что мы непременно должны провести исследования возле Карионской гряды? Мы вовсе не собирались туда.

— Но «Онега» проходит вблизи гряды! Было бы нелепо не воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Спаркер Чайкина вещь вполне реальная!

Чуваев вздохнул:

— Все это удивительно несерьезно! Как в детском саду!

Золотцев, отдавшись покою своего глубокого кресла и слушая высказывания других, сохранял задумчивую неподвижность. Чуть покачивая породистой головой, машинально постукивал пальцами по коленке. Наконец решил, что настала пора вмешаться в спор.

— Нельзя объять необъятное, голубчик Константин Юрьевич, — сказал он миролюбиво, даже ласково. — И Игорь Романович абсолютно прав, главное — эксперимент с американцами и другие, заранее запланированные, подчеркиваю, заранее запланированные и утвержденные свыше эксперименты.