Он бросил через стол взгляд на Чуваева, как бы ища у него поддержки своим доводам.

Чуваев сделал легкий одобрительный кивок.

— Поэтому ваше неожиданное заявление, Константин Юрьевич, поверьте, приводит меня в смятение. Вы ставите сразу столько проблем. — Он обратил озадаченное лицо в сторону Чайкина, который деликатно пристроился на стуле в самом углу каюты. — Прежде всего кем я заменю Андрея… Простите…

— Евгеньевича, — тихо подсказал Чайкин.

— Андрея Евгеньевича… У меня нет лишних людей. Все при деле.

— Посадите на магнитометр Шевчика. У него вдоволь свободного времени.

Золотцев усмехнулся:

— Уже пытались. Да где там! Шевчик ни в какую. Мол, важную политическую миссию выполняет.

— Не наука, а сплошная политика! — скривился Смолин. — Можно подумать, что «Онега» не исследовательское судно, а агитпароход, как во времена первых пятилеток. Заставьте, обяжите Шевчика! Вы же начальник экспедиции.

— Есть и другой аспект… — перебил его Золотцев. — Не думаю, что технически возможно прислать искомый конденсатор из Москвы. Просто не успеют!

— Да и не захотят! — вставил Ясневич. — Не знаю, как ваш, Константин Юрьевич, директор, но наш прожектерства не терпит.

Смолин собрался было ответить колкостью, но Золотцев ему не дал.

— Что же остается? Покупать за границей? В бюджете экспедиции нет такой статьи. Прав Игорь Романович и в том, что вряд ли нам разрешат отклониться от маршрута, чтобы провести работы возле Карионской гряды.

— Почему вы так думаете? Может быть, и разрешат. Надо запросить Москву. Постараться убедить.

Золотцев нахмурился и покачал головой.

— Лично я посылать радиограмму подобного рода директору института не буду. — На этот раз голос Золотцева потвердел, и в нем проступили начальственные нотки. — Не хочу, чтобы Золотцева обвиняли в легкомыслии. С нашим директором лучше не связываться. Если товарищ Чайкин считает возможным, пускай пошлет радиограмму сам, за своей подписью, — он пытливо взглянул на Чайкина. — Прямо на имя директора. Как? Решитесь?

Чайкин опустил голову и молчал.

— Вот видите! — усмехнулся Ясневич.

— Хорошо, — спокойно сказал Смолин. — Раз товарищ Чайкин посылать радиограмму от своего имени не решается, ее пошлю я!

Он порывисто поднялся, взглянул на Золотцева.

— А как быть с дежурствами Чайкина на магнитометре?

Начальник экспедиции пожал плечами:

— Тоже берите на себя. Попробуйте уговорить Шевчика. Лично я не берусь!

Шевчика уговорить не удалось. Он даже рассмеялся, выслушав Смолина.

— Да бог с вами, уважаемый доктор! Какой там магнитометр! Это работа для мальчиков. А я уже старик. И дела у меня свои есть. Так же, как у вас — свои. Уж извините, доктор! — Шевчик привычно выкинул в стороны свои длинные подвижные руки. — Рад бы, но увы!

И, уходя, со скрытой обидой добавил:

— Между прочим, я заслуженный работник культуры. Так что, тоже…

Смолин вышел на палубу. Стоял теплый день. «Онега» держала курс на запад, к Гибралтару. Шумела волна за бортом, мерно постукивала под ногами где-то в самой утробе судна машина. С правого борта в полукилометре от «Онеги» встречным курсом шел большой танкер, за морским горизонтом простирались берега Испании.

— Воздухом вышли подышать? — Перед ним стояла Настя Галицкая.

«Вот кто поможет!» — мелькнуло у него в голове.

С недавних пор Смолин стал замечать, что у Насти пробудился интерес к научной работе, во всяком случае к тому, что делалось в геофизической лаборатории, где они колдовали над спаркером. Она частенько заглядывала к ним, когда была свободна от своих обязанностей.

Однажды Смолин застал Настю в лаборатории в тот момент, когда Чайкин объяснял ей принципы работы спаркера:

— Вот смотри! Рисую судно. Вот специальное устройство. В нем между двумя электродами проскакивает в воде мощная электрическая искра. Кстати, «спарк» по-английски «искра». Она заставляет воду мгновенно вскипать, образуется паровой пузырь. Он тут же взрывается, производя сильный звук. Этот звук устремляется в сторону дна, пронизывает толщу осадочных отложений, добирается до коренных твердых пород, отражается от них, как от зеркала, и возвращается к судну. Здесь мы его, миленького, и ухватываем специальным прибором и заставляем давать отчет: что ты увидел там, на дне? Поняла?

Настя засмеялась:

— Чего не понять! Я же все-таки инженер, хотя и пищевик. Забыл? Эх ты, Эдисон! И английский я знаю не хуже тебя. И даже понимаю, что такое «спарк».

Глядя на две склоненные над столом головы, Смолин подумал тогда, что Настя была бы отличной парой этому лоботрясу Чайкину, которого непременно надо крепко держать в руках.

Сейчас, увидев Настю на палубе, Смолин решил, что девушку послала ему сама судьба, по крайней мере одну из проблем в работе над спаркером они могут решить с ее помощью. Пускай подежурит на магнитометре за Чайкина.

— Если бы вы знали, Настенька, как я рад вас видеть! Большая к вам просьба! Вы все рвались помочь науке, так вот…

К Смолину с таинственным видом подошел Ясневич.

— Я, конечно, высказываю личное мнение, — начал он вполголоса, предварительно оглянувшись вокруг, — но мне подумалось, как мудро вы, Константин Юрьевич, сделали, решив вступить в союз с Чайкиным. Идея у него значительная. Он только что мне рассказал в подробностях. Весьма значительная! Это я вам говорю как специалист, не чуждый геофизики. Идею, конечно, надо довести до конца. И здесь, на судне. Иначе упустите…

Ясневич еще больше понизил голос, заметив, что мимо медленно проплывает Доброхотова.

— Что упустите? — не понял Смолин.

— Свой шанс. В Москве вас быстро оттеснят. Охотников в соавторы найдется немало. Тем более в Москве доктор Смолин будет уже в стенах другого, постороннего института. А здесь — только Чайкин и вы. Вернее, вы и Чайкин! И если получится — на этот раз уж точно Государственная премия. И патент для продажи за границу. У американцев подобного нет. Я вам гарантирую, на этот счет у меня чутье верное. Вы сделали отличную ставку. — В голосе Ясневича звучало восхищение.

Смолин заставил себя сдержаться.

— Видите ли, если и в самом деле за это дадут премию, то получит ее Чайкин. Только один Чайкин.

— Это верно, коллега! — бодро отозвался Ясневич и доверительно коснулся плеча Смолина, словно давая понять: его, Ясневича, не проведешь!

«Черт с тобой! Все равно ничего тебе не докажешь, ты другого роду-племени», — подумал Смолин и, повернувшись спиной к Ясневичу, пошел в каюту составлять радиограмму в Институт Мирового океана.

Через несколько минут в дверь осторожно постучали, на пороге стоял Чайкин.

Он еле выдавливал из себя слова:

— Кто я такой? Лаборант! И вдруг радиограмму самому директору! По шапке ведь дадут…

Смолин, не глядя на него, молчал.

Чайкин потоптался на месте, посопел.

— Я вот подумал… Если уж так нужно, то я, конечно, подпишу… — Он выдержал паузу — …Вместе с вами.

Смолин обернулся и бросил внимательный взгляд на парня.

— А если по шапке дадут?

Чайкин молчал.

— Не трудитесь! — сказал Смолин. — Я отправлю сам. Поберегите свою шапку, вам ее в жизни перед многими придется снимать.

— Намного проще доллары швырять прямо за борт без предварительной переработки в суп или в… как вы это называете… такие маленькие мокрые пирожки с мясом? Пэл…

— Пельмени, — подсказал Смолин.

— Вот-вот! — закивал Клифф. — Пэлмэни! Деньги зарабатываются трудом. Это известно. Но зачем же столько вкладывать труда, чтобы от них избавиться?

Речь шла о флотском борще, которым исправно кормили онежцев. Борщ Клиффу нравился, ел он его с удовольствием и, выяснив, что разрешена добавка, прихватывал обычно из фаянсовой супницы еще парочку половников.

Общение Смолина с Клиффом происходило прежде всего на почве ответов на вопросы, которые Клифф задавал по самым неожиданным поводам, нередко ставя собеседника в тупик. Вот, например, по поводу борща. Вчера Клифф видел, как на корме у слипа остатки борща выливали за борт. Он изумился и стал дотошно наводить справки: «Почему выливают борщ? Испортился?» Оказывается, нет! Оказывается, вполне качественный. Но лишний. «Как лишний?» — «Ну, не съели. Сварено было больше, чем требовалось». — «А зачем варить больше, чем нужно?» На этот вопрос Клиффу ответить не смогли, может быть, просто не сумели объяснить. Тогда пусть объяснит ему мистер Смолин…