— В чём проблема, хочешь сказать — говори!
Еремеев передал записку в президиум, и примерно час ожидал предоставления слова. Прапорщик ёрзал на стуле, бурно реагировал на понравившиеся высказывания делегатов, и ещё более бурно — на не понравившиеся. День прошёл в полемике, но Валеру к трибуне так и не пригласили. Он попытался пробиться к микрофону стоящему в проходе, продекларировал несколько сбивчивых фраз, дама из президиума велела ему говорить по существу, в ответ Еремеев потребовал не перебивать и не мешать представителю простого народа, раздались смешки и шиканье, кто-то крикнул, мол, тут все народ.
Валера стушевался, что-то опять выкрикнул и был оттеснен от микрофона экзальтированной грудастой дамочкой. Старшина плюнул в сердцах и насмерть разобидевшись, выбежал из зала, громко хлопнув дверью.
* * *
Политика довольно авантюрное занятие, часто даже опасное, связанное с риском для свободы, а то и самой жизни. В неё идут либо наивные бессребреники и романтики, типа Дон Кихота и Че Гевары, либо глубоко порочные циничные людишки, желающие обогатиться и выстроить свою карьеру. Из-за подобных типов занятие политикой и называют грязным делом. Естественно так было всегда, недаром же говорится, что революцию делают романтики, завершают прагматики, а плодами пользуются закоренелые негодяи.
Эдуарду не были свойственны черты жулика, поэтому ввязавшись в политику, он интуитивно присоединился к самым слабым политикам, у кого не было ни малейшего шанса на успех. Что можно считать вершиной успеха в политике? Конечно, приход к власти! Вот именно к реальной власти либералы и демократы из Народного фронта, не смогли бы прийти ни при каких обстоятельствах в России, уж слишком глубоко было пропитано сознание населения коммунистическими идеями. Однако в те дни «НФ» пёр на власть как моська на слона. И хотя этот слон был туповат и староват, но его обслуживал многомиллионный чиновничий аппарат, он имел многочисленную свору сторожевых псов госбезопасности и милиции, подпольную армию провокаторов, стукачей, сексотов, и настоящую боевую армию.
«Всякая власть лишь тогда чего-то стоит, когда она умеет защищаться», — говорил картавый «вождь мирового пролетариата», а советская власть очень хорошо научилась защищаться от собственного народа. Пресса, телевидение, радио клеймили позором молодое демократическое движение, обзывали их платными агентами «запада», ЦРУ, «Моссада» и прочих спецслужб. Выдающихся общественных деятелей типа академика Сахарова публично поносили и освистывали, грязно ругали…
Хотя в эту компанию демократов Громобоев и затесался с небольшим обманом и с чёрного хода, но отсутствие корысти оправдывало его поступок. После фиаско у микрофона на съезде Народного фронта, сотоварищ по движению прапорщик Еремеев охладел к митингам и манифестациям, а вот Эдуард, наоборот, с каждым днем всё более креп в своих новых убеждениях.
Довольно часто ему приходилось нести службу в нарядах по полку, ночи были тихи и длинны, и в это тёмное время суток он регулярно читал, да и днем удавалось, хоть и урывками но читать. Капитан постепенно пристрастился к поглощению толстых литературных журналов, которые в тот год печатались многомиллионными тиражами. И если раньше он был, лишь убежденным антисталинистом, считавшим, что рябой тиран-диктатор извратил великие идеи мировой революции, присвоил себе плоды завоеванные романтиками, честных большевиков уничтожил, убил Льва Троцкого. Теперь же прочитав бессонными ночами многотомные творения Александра Солженицина «Архипелаг Гулаг» и «Красное колесо», Эдуард окончательно разочаровался в марксизме и понял: не было никаких честных коммунистов и кристально чистых героев-чекистов. Оказалось, распропагандированные революционные идолы были с душком: жулики, проходимцы, а часто просто бандиты и убийцы.
Переосмысленный расстрел царской семьи теперь выглядел не актом возмездия самодержавию со стороны трудового народа, а элементарным и подлым убийством без суда и следствия, большой семьи, включая женщин и детей. Кровная месть за старшего брата вождя. А когда Громобоев прочитал о требованиях Лениным новых массовых репрессий, казней, о развёрнутом кровавом терроре, о рассекреченных декретах, подписанных «самым человечным человеком», то остатки иллюзий полностью рассеялись.
Эдуард, честно говоря, и ранее не был верным марксистом-ленинцем, он в юности себя числил троцкистом, восхищался Че Геварой, и считал идеи мировой революции преданными Сталиным и современными вождями. Но теперь оказалось, тот же Троцкий, не меньший негодяй, как и прочие вожди революции. В юности Громобоев любил смотреть фильмы о революции и гражданской войне, о честнейших людях — чекистах.
Фильм «Офицеры» буквально затянул в ряды Советской армии, а актеры Юматов и Лановой, словно вербовщики заманили его в казарму. А уже потом, он добровольно отправился нести пламя мировой революции в отсталый, но трудолюбивый Афганистан. Раздувать из искры пламя…
Если бы в госпитале в ходе задушевной беседы на приеме у главного психиатра он поделился хоть десятой долей своих воззрений, то куковать бы и лечиться нашему капитану в тех стенах не один год…
Глава 11. Свадьба Афони
Глава, в которой наш герой женит лучшего друга и познает прелести холостяцкой жизни.
В результате произошедших последних скандальных событий Громобоев на некоторое время вновь стал холостяком. Когда он вернулся в служебную квартиру Ирки и след простыл, на столе лежала записка из трех предложений и пара слов с просьбой о прощении. Эдуард собрал в мешок всё, что напоминало о ней, и выбросил на помойку. Можно было бы уйти в запой, впасть в депрессию, наделать глупостей, но когда у тебя есть друзья — они придут на помощь и помогут. Именно в этот трудный момент в жизни Эдика, как раз удачно заехал в гости друг Афоня.
Сашка объявился внезапно, и был в своём репертуаре, свалился, словно первый снег на голову: подкатил к КПП полка на такси, большой, громогласный и слегка пьяный. Афанасьев заболтал наряд своими нескончаемыми байками. Эдуарда, прибежавшего на вызов по громкой связи, дежурный прапорщик слёзно умолял скорее увести неугомонного посетителя поскорее прочь, пока начальство не увидело, ведь скоро обед и все пойдут домой, а тут этот эксцентричный верзила в плаще и шляпе проход загораживает, болтает и руками размахивает. Громобоев не дал приятелю рассказать очередной сальный анекдот (хватит портить неокрепшие умы юных солдат) и, применив силу (хотя как можно применить силу по отношению к торнадо), увёл особо не сопротивлявшегося Сашку в казарму.
По дороге рассказал о своей семейной трагедии.
— Где твой соперник? — Афоня потёр огромные кулачищи с угрозой. — Пойдем и набьём ему морду!
— Уже бил.
— Это правильно. А где Ирка сейчас?
— Укатила с начмедом. Надеюсь, навсегда!
— Тоже правильно! Пошла она на…
— Именно туда она и пошла! И как ты угадал! — Иронизировал Эдик. — наверное размер нашла лучше…
— Да и хрен с ней! Забудь! Я тебя развлекать сегодня буду, больно у тебя кислый вид.
Под разговор дошли до казармы, там он представил его комбату.
— Старший лейтенант Афанасьев! Однополчанин по войне в Афганистане и мой большой друг. И не только габаритами. Герой войны, сорвиголова и шалопай.
— Капитан Афанасьев! — поправил он Громобоева строго. — Да, да не удивляйся…
— Ого! Вот так номер! Уже капитан? Любопытно, какому ослу взбрело в голову тебя повысить в звании? И давненько?
— Как только в Забайкалье в полк приехал, там меня новое звание и нагнало. А к званию представил командующий сороковой армией, досрочно! Кстати, теперь я тоже замкомбата! Как понимаешь, мы с тобой на равных, смени свой покровительственный тон на более подходящий…
Эдуард похлопал Афоню по плечу:
— Не знаю, не знаю, я пока не в курсе, с тебя причитается… проставляйся…