От несправедливости этого мира слёзы навернулись у меня на глазах, а затем полились из них ручьём. При этом я рефлекторно задрал голову вверх и зачем-то начал махать ладонями у лица, часто-часто моргая.

Это что сейчас происходит?! У меня ещё и восприятие вместе с рефлексами поменяли?

— А вот хрен вам всем! — зло крикнул я в пространство мелодичным девичьим голоском. Нарочито грубыми движениями вытер глаза, подтянул штаны и ещё раз повторил.

— Хрен вам всем!

Приведя чувства в относительный порядок, я, наконец, обратил внимание на окружающую действительность. Вокруг стоял лес, причём явно не тот, который мы привыкли видеть в средней полосе. Не было берёз, осин или сосен. Попадались дубы, клены и, по-моему, вязы. Под деревьями рос довольно густой подлесок.

Сейчас я стоял на небольшой полянке, которую напавший на меня мужик выбрал для своего привала. В стороне виднелась полоса мятой травы, видимо, оттуда покойный и явился.

Вспомнив неудавшегося насильника, я вдруг подумал, что у него могли быть друзья-подельники. От мысли, что где-то рядом может ошиваться несколько таких же милых пареньков, как покойный, я непроизвольно взвизгнул и метнулся к костру. Своё трофейное оружие я нашёл там же, где и бросил — у трупа преступника. Это был очень короткий меч, ну или длинный кинжал. Больше всего он напоминал кошкодёр, меч европейских наёмников века пятнадцатого или шестнадцатого, не помню точно. Короткий прямой клинок, гарда, состоящая из двух колец, и длинная рукоять, оплетённая шнуром. Весь режик был заляпан засохшей кровью, и прикасаться к нему не хотелось. Я решил взять второй меч, который до сих пор находился там, где его оставили. Заодно нацепил и пояс с ножнами. Ремень оказался великоват, но пара новых проколов решила эту проблему.

А вот проблему побольше так легко решить не получится. Я не владею таким оружием. К холодному оружию я всегда испытывал большую, но, скорее, платоническую любовь. У деревенского пацана не было ни единого шанса попасть в фехтовальную секцию или клуб исторического фехтования, да и денег в семье вечно не хватало. Потом нищее студенчество. Затем работа в сельской школе, армия и опять работа. Только к двадцати семи годам я позволил себе купить тренировочную саблю, когда был на одном местном реконструкторском фесте. Позже приобрёл через Интернет копьё и боевой топорик. И все эти сокровища спокойно собирали пыль на шифоньере в моей комнате. Иногда я доставал саблю и отрабатывал простейшие сабельные удары, увиденные в обучающих видеороликах. Но учиться фехту по видео, это как первая брачная ночь по скайпу: движения есть, а прогресса — нет.

В общем, азы я освоил (не факт, что правильно), но в реальном поединке сольюсь 10\10. Вдобавок, моя сабелька была значительно длиннее, а работать на более короткой дистанции гораздо труднее и опаснее. Поэтому я решил поискать в своих трофеях что-то более подходящее и вернулся к куче вещей лежащих у костра.

Проверка оружейного имущества выявила ассортимент орудий смертоубийства. Мне достались:

1. «Кошкодёр» — 4 штуки;

2. Луки составные — 2 штуки;

3. Колчаны со стрелами — 2 штуки (число стрел уточнить!);

4. Парные мечи (очень мне эти мечи напомнили японскую пару катана+вакидзаси) — 2 набора;

5. Арбалеты пистолетного типа — 2 штуки;

6. Болты арбалетные — 37 штук.

Последним находкам я обрадовался особо. Бог знает, как там у меня с мечами сложится, а вот навыки стрельбы, в том числе и из арбалета, имеются. Теперь повоюем.

После решения вопроса вооружения я озаботился одеждой и снаряжением. Надетая на меня рубашка на поверку оказалась платьем, фасон которого вызвал у меня лёгкое дежавю. Но вспомнить, где я мог его видеть, мне не удалось. Платье я снял и переоделся в трофейный комбез.

Переодевание в мужскую одежду, на мой взгляд, давало минимум два преимущества: первое — в одиночку путешествующий мужик привлекает гораздо меньше внимания, чем одинокая дева; второе — мне так гораздо удобнее и привычнее.

Теперь броня. Её я надевал последний раз в армии (примерка кольчуги на рекон-фестивале не считается), а тут и фасон другой и застёжки с ремешками непонятные. Нужно долго разбираться, поэтому надевать ничего не стал.

Ну и самое важное — провизия. Она ограничивалась несколькими мешочками скромных размеров. В первом оказалась крупа, подозрительно похожая на сечку; во втором — перетёртое сушёное мясо; в третьем — немного сухарей. Были ещё четыре мешочка со смесью соли и специй и — всё.

— Похоже, я сажусь на вынужденную диету.

При упоминании этого страшного слова мой желудок сжался и издал протестующий рёв. Хотя, это могло означать и то, что давно пора позавтракать.

У костра нашёлся котелок с кашей из той же сечки с мясом, я незамедлительно приступил к трапезе. Жизнь потихоньку налаживалась.

***

«— Повинуйся мне, дух!» — раздался громкий девичий голос.

От неожиданности я выронил ложку из руки, вскочил на ноги, потом спохватился, схватил арбалет и плюхнулся на землю, стараясь укрыться за тюками.

«— Повинуйся мне!» — повторил голос.

— Да где же ты, зараза! — прошипел я. Отчаянно пытаясь обнаружить источник звука.

— Твоя хозяйка приказывает, повинуйся, раб!

Мне кажется или в голоске прорезались истерические нотки? Ладно, одну истеричку я ещё переживу. Главное, что бы с ней в нагрузку не полагались весёлые ребята вроде того, что лежит неподалёку. Я решил вступить в переговоры. Точнее попытался.

— Пошла на хрен!

Вот всегда у меня так: как только перетрусил — сразу псих и необоснованная агрессия! Грубиян-с.

— Я тиуис Асталиэн Раме-эт-Нарэ, приказываю тебе! У-у-у-у! — голос дрогнул и сорвался на плач.

Блин. Вот это уже очень не хорошо. Мужчины вообще плохо переносят женские слёзы, кто-то начинает орать, кто-то готов просить прощения за все грехи человечества, а я — теряюсь, впадаю в ступор и не отвечаю за свои поступки. Чем ученицы посообразительней вовсю и пользовались в своих интересах. Мозгами-то я, конечно, всё понимаю, но чудить всё равно не престаю. Вот и сейчас …

— Астаниэль, спокойно. Всё хорошо. Выходи! — закричал я и вскочил на ноги.

Что я несу?!

«— У-у-у-у!»

Плач просто разрывал мне сердце. И что ещё хуже, мой организм, видимо, из чувства женской солидарности, решил поддержать эту рёву. Нижняя губа затряслась, из глаз полились слёзы, захотелось сжаться в комочек и просто плакать.

Твою ж через колено! Соберись! Ты мужик или нет!

— Девушка, просто покажитесь! Я не могу помочь тому, кого не вижу, — я постарался говорить спокойным голосом.

«— Я не могу-у-у!»

— Почему? Тебя связали? Ты ранена?

Судя по слышимости голоса, девушка должна быть где-то совсем близко. На поляне её нет, но, возможно, этот лесной Маньячелло спрятал очередную жертву в кустах поблизости?

«— Нет … у-у-у … Я внутри-и-у-у!» — слова Асталиэн доходили до меня не сразу.

— Где «внутри»?

«— В голове!»

Вот теперь дошло! Я сел там же, где и стоял. Цензурных слов у меня больше не осталось.

— Я теперь девушка, которая сидит рядом с трупом ей же зарезанного мужика и разговаривает сама с собой. Всё просто супер! Куда обратиться за галоперидолом? — я придурковато захихикал…

Наверное, моя реакция озадачила Девушку-в-моей-голове, она перестала плакать и спросила:

— Так ты подчинишься мне? Будешь слушать мои приказы?

— Вообще-то, когда люди начинают поступать, так как велят им голоса в голове, их обычно отправляют в сумасшедший дом! — желчно пробурчал я.

— Ты отказываешься? — голос опять начал дрожать.

— Стоп! Я ни от чего не отказываюсь и ни с чем не соглашаюсь. Просто хочу понять, что со мной произошло, — я старался быть убедительным.

То, что я услышал в ответ, было для меня гораздо страшнее сумасшествия. Более того, если бы у меня был выбор: попасть в дом с мягкими стенами или вот это вот всё, то я, не задумываясь, отправился бы в психушку!