— Каждый наш работник прикреплён к одному из столиков нашего ресторана, где его быстро обслужат в назначенное для него время, — пояснила мне Ядвига Марковна. — Стоимость обедов потом вычитается из зарплаты. Кое-кто предпочитает обедать в других местах, администрация не возражает, но большинству нравится. Кормят вкусно, берут недорого, не как с посетителей в официальных залах. Правда и выбор здесь скудный.

Столик был накрыт по всем правилам этикета. Вскоре появилась официантка и предложила небольшой выбор блюд. Никаких “котлеток де-валяй”. Обычные блюда русской кухни. Сегодня была окрошка и гуляш со свежим варёным картофелем и мясным соусом. На закуску был салат из помидор с малосольными огурцами, зелёным луком и подсолнечным маслом. Завершал мой выбор чёрный горячий чай с сахаром и два пирожка с мясом. Ядвига ограничилась жареным картофелем с котлетой и салатом из одних помидор. На десерт она заказала чёрный кофе.

Приступили к трапезе. Ядвига внимательно отслеживала все мои манипуляции со столовыми приборами и, подождав, пока я утолю первый голод, уничтожив без остатка тарелку окрошки, начала беседу:

— Странный вы человек, Василий Васильевич Берестов, и к тому же, очень загадочный.

Увидев мои удивлённо вскинутые брови, продолжила:

— Да вот взять хотя бы наш обед. Крестьянский сын легко и непринуждённо пользуется столовыми приборами на уровне прирождённого аристократа, обученного ими пользоваться с детства.

— У нас в школе, на уроках труда мы не только овладевали рабочими профессиями, но и изучали кое-что из этикета. Я учился в элитной школе города Новосибирска, попал туда случайно. Как я понял, администрация школы отсчитывалась за процент рабоче-крестьянской прослойки. Вот я этот процент у них повышал.

— Хорошо, принимается. Допустим, что этикет вы усвоили в школе. А ваше знание немецкого языка?

— Так опять же школа. Немецкий язык нам преподавала немка по рождению, Фрида Марковна Ланге. Она мне его и поставила.

— Опять школа. А английский откуда?

— Английский я в семилетке изучал, потом сам интересовался, самостоятельно занимался, радио слушал, Сагу о Форсайтах Джона Голсуорси на английском прочитал и даже не один раз. В школьной библиотеке опять же случайно обнаружил.

Ядвига Марковна повернула разговор на сегодняшнее утреннее происшествие:

— Врачи из приехавшей по нашему вызову скорой помощи никаких отклонений у девочки не обнаружили. Из туалета, простите за подробности, девочка вышла абсолютно здоровой, что позволяет предположить, что у нее было что-то вроде несварения желудка, но организм подростка справился. Тут ни у кого вопросов нет, если не считать родителей. Родители приехали в нашу страну показать своего ребенка, больного ДЦП, нашим медикам. Оказывается, наша медицина за рубежом котируется достаточно высоко, особенно по некоторым направлениям. Эта семья собиралась поехать в США для лечения. Сегодня обнаружилось, что никакого ДЦП у неё нет. Вы можете сказать хоть что-нибудь по этому поводу?

— Я искренне рад, что девчонка выздоровела. Вы знаете, я, наверное, вступил в возраст, когда у человека начинают просыпаться родительские чувства, у женщин — материнские, а у мужчин — отцовские. Непередаваемое ощущение маленьких детских рук, обхвативших мою шею, и искавших у меня защиту.

Я внимательно посмотрел в глаза Ядвиги Марковны и, обнаружив в них понимание, закончил:

— Я в это утро повзрослел окончательно, почувствовал себя взрослым мужчиной.

— А как вы объясните её выздоровление?

— Никак не объясняю. Это не ко мне вопрос. Тут я ничего не понимаю. Врачи-то что говорят? — полюбопытствовал я.

— Ничего они не говорят, руками разводят и пальцем в небо тыкают.

— Понятно, — сказал я. — Так я могу приходить сюда обедать или это было ваше разовое персональное приглашение, Ядвига Марковна? — сделал я попытку перевести разговор на другую тему.

— Можете приходить сюда, — махнула она рукой и добавила, хихикнув: — Будете выполнять привычные для вас функции повышения процента крестьянско-пролетарской прослойки в нашем коллективе.

А я смотрел в лицо Ядвиги Марковны и уже намечал реперные точки абриса её лица, чтобы на досуге поиграть с возможностями улучшения её внешности. Программу настройки мозга с зубным симбионтом я ей уже поставил. Моё начальство должно быть умным. Мне была абсолютно неприемлема парадигма, выражаемая поговоркой: «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак».

После обеда я опять сидел на ресепшене, встречая приезжающих и провожая отъезжающих. Помогал носить багаж, получая иногда за это чаевые. Швейцар в мою сторону боялся даже взглянуть. Выбрав минутку, я подошёл к нему и сказал:

— Да, не парься ты так, дядя. Просто делай свою работу и все у тебя будет пучком.

(Все-таки моё инопланетное воспитание прорывается непонятно откуда берущимися идиомами и оборотами, ничего не могу с собой поделать.)

Швейцар доброжелательный настрой в свой адрес уловил и робко улыбнулся, показывая, что он готов к восстановлению нормальных рабочих отношений. Я ответил ему широкой улыбкой.

Ровно в два часа пополудни ко мне подошла Ядвига Марковна и спросила, понимаю ли я хоть немного в электричестве и смогу ли починить проводку. Я ответил, что немного понимаю, проводку починить смогу.

— Василий, сходи, пожалуйста, на 2-й этаж, коридорная сообщает, что там у неё розетка искрит.

— Мне сходить нетрудно, но только у меня никакого инструмента с собой нет, ни отвёртки, ни пассатижи, ни изоляционного материала. Нож, правда, у меня есть. Но его одного может оказаться недостаточно.

— У нас на каждом этаже есть техническая комната (подсобка), в которой мы содержим всякую всячину, которая может быстро понадобиться, от веника и молотка до водопроводного крана с электрической лампочкой. Ключ от неё у дежурной по этажу.

Я поднялся на второй этаж и нашёл коридорную (так на сленге работников гостиницы называлась дежурная по этажу). Нашёл причину, почему искрит и где искрит. Проводка была старая, установлена при царе Горохе. Поскольку хорошего изоляционного материала не было (не просто не было, а не было в принципе, дикая планета, что с неё взять), я решил заменить весь кусок провода, тянущийся от распределительной коробки под потолком до розетки, установленной над столом дежурной.

Мне нужно было попасть в подсобку, а в это время подошли двое жильцов и стали требовать, чтобы коридорная пошла с ними. Мне ещё они очень не понравились. Дежурная отдала мне ключи от подсобки и ушла с жильцами, а я продолжил свою работу. Нашёл и открыл подсобку, отыскал отвертку, пассатижи и главное сам провод. Отмерил и отрезал кусок нужной длины. Затем занялся заменой. Вскрыв распределительную коробку, я аккуратно отвернул нужные винтики и вытащил концы старого провода. Убрал его на всем его протяжении и заменил новым. Осталось присоединить зачищенные и приготовленные концы нового провода к нужному месту в распредкоробке.

— А ведь придётся свет отключать, — подумал я, слезая со стола дежурной, на который забирался, чтобы дотянуться до распределительной коробки. Стремянки в подсобке не оказалось.

Было половина третьего пополудни. Дежурная не возвращалась. Ну и где искать рубильник, отключающий свет на этаже. Спросить некого, искать дежурную — только время терять, наверное, эта тётка ничего не знает.

Пошёл искать. Спустился по лестнице, в конце коридора, в подвал, а там сам черт ногу сломит. Комнаты, комнатушки, переходы, коридорчики, водопроводные и канализационные трубы, те же провода электрические. Тихий ужас. Но все-таки нашёл. Обнаружил щитовую (эта комнатушка так и называлась), затем логически вычислил главный рубильник и вырубил его. В гостинице повсюду погас свет. Ну, не знал я, какой рубильник нужно выключить, чтобы обесточить только нужный мне 2-й этаж.

— Да, ладно, перебьются, не баре, — подумал я про всех присутствующих в гостинице, и про работников, и про жильцов. — Сейчас я мухой слетаю туда и обратно, там всех дел на пару минут. Две проволочки прикрутить куда нужно, да винтиком поджать. Потерпят пару минут без света.