Но, конечно, никто не сомневался.
— За мной! — зычно крикнул Великий Попечитель и, выскочив из зала, подпрыгивая, побежал вверх по широкой дворцовой лестнице.
Приближенные, не смея отстать, хрипя и задыхаясь, бежали за ним.
Пятый этаж… седьмой… десятый…
Великий Попечитель несся все быстрее. Сердца его дряхлых приближенных бешено колотились, бежавшие рисковали умереть на ходу. Но страх перед Попечителем был сильнее страха смерти.
Дино выбежал на крышу и, широко раскрыв глаза, уставился прямо на Солнце.
Он знал силу своего взгляда, потому что стоило ему гневно взглянуть на кого-нибудь — и тот падал замертво.
Дино смотрел на Солнце, вкладывая в этот взгляд всю свою силу воли.
— Солнце! — тихо и уверенно сказал Дино Динами. — С тобой говорит твой Властелин. Я приказываю тебе: перестань светить! Перестань светить!!!
И тут произошло нечто невероятное и ужасное: Солнце подчинилось его приказу и погасло.
И Властелину Солнца стало так страшно, что он закричал и рухнул на остывающую крышу своей «хижины».
А когда Дино очнулся, весь мир был погружен в кромешную тьму, такую густую, вязкую, абсолютную тьму, которую невозможно себе представить и которая наступает, когда Солнце гаснет…
— Где я? — спросил Попечитель.
— У себя в «хижине», — отвечали приближенные.
— А почему так темно? Солнце все-таки подчинилось мне и погасло, да?
— Да, — словно эхо. откликнулись приближенные.
— И человечество гибнет, да?
— Да, — повторили приближенные, давно уже разучившиеся говорить слово «нет».
Великий Попечитель закрыл глаза и захихикал, довольный тем, что ему удалось сделать.
Умер Дино Динами через два дня. И до самой смерти никто не осмелился сказать ему, что Солнце погасло только для него одного. Просто потому, что он ослеп.
ПАРОДИИ КОНЦА
60-Х — 70-Х ГОДОВ
Евгений Винокуров
Отражение
Устав от мудрецов и балагуров,
Я в зеркало взгляну средь бела дня,
И в зеркале возникнет Винокуров
Евгений.
И воззрится на меня.
Что ж он увидит? В двух шагах всего
Стоит двойник, его подобье.
Немного наклонясь, и исподлобья
Разглядывает пристально его.
И видит — рядом, в зеркале стоит
Его оптическое отраженье,
Уже не юноша, а все же не старик.
Во взгляде отраженья напряженье.
Куда ж направлен напряженный взор?
Конечно, на того, кто, стоя рядом.
Рассматривает пристально, в упор
Свое подобье напряженным взглядом.
Он смотрит на меня,
Я на него
Смотрю…
И все… И больше ничего.
Казалось бы. Но сколько в этом скрыто!
Как мало прожито! Как много пережито!
Римма Казакова
Каждому свое
Я такая простая девчонка.
Озорная, шальная, ничья.
Я свой парень. Но где-то и в чем-то
Просто баба и женщина я.
Ах, мужчины, вы сладкоречивы.
Хоть и знаем мы вас наизусть.
Но мы сами с усами, мужчины.
Намотайте себе на ус!
Вы привыкли мыслишкою тешиться.
Все уверенней становясь.
Что на ваших плечах все держится
И все наши надежды на вас.
Сами вы себе кажетесь сильными.
Но, наивные мужички.
Шевельните своими извилинами.
Напрягите свои мозжечки:
Ведь окончилась ваша эпоха
И смешон этот гонор ваш.
Хорошо это или плохо.
Слабый пол — мы берем реванш!
Поглядите вокруг себя во поле
Или в городе наугад:
Проглядели вы, братцы, прохлопали —
И крутом уже матриархат.
Вы не бойтесь матриархата.
Сейте хлеб, обжигайте горшки.
Но учтите, что ваша хата
С краю. С краю! Вот так, мужики!
Юрий Левитанский
Киносон о зайце и охотнике,
который ходил в кино зайцем
Меж тем я решительно знаю
По прихоти сна моего.
Что я в этой пьесе играю.
Но только не помню кого.
Ю. Левитанский.
«Сон о забытой роли»
Мне снился сон, загадочный и странный.
Он был цветной и широкоэкранный.
И снилось мне, что сплю я под сосной
И сон смотрю, загадочный, цветной.
Сон состоял из двух отдельных серий.
Мне снилось, что я просто зайчик серый.
А кто охотник? Кто судьба моя?
Вы не поверите: охотник тоже я!
Да. я один во сне играл две роли.
Быть может, это не играло б роли.
Но вот я, зайчик, вышел погулять, —
А я, охотник, стал в себя стрелять!
О, я был замечательный охотник.
До молодой зайчатины охотник!
И когда заяц на поляну вышел.
Я из себя, как говорится, вышел.
Не понимал я. что, стреляя дробью,
Я самого себя сейчас угроблю.
Но вот звучит ужасное «пих-пах»
(А может быть, «пиф-паф»?). Но, не дослушав.
Я падаю, разбрасывая уши.
И зайчики кровавые в глазах…
В груди моей безжалостный свинец.
Прощайте, мои зайчики… Конец
Первой
Серии.
Павел Вегин
В дальнем плаванье
И вот я в летейские воды вхожу.
И вот я уже холодею.
Я голову, может, за прихоть сложу
Увидеть в лицо Лорелею.
…И в белую ночь ее вольных волос
Вошли мои пальцы, как кони в овес.
П. Вегин. «Лорелея»
Хочу Лорелею узреть наяву,
От страсти своей изнываю!
И вот я ныряю, и вот я плыву,
И вот, наконец, доплываю.
Катилась вода, светила звезда,
И так Лорелея спросила:
— Зачем, о поэт, вы приплыли сюда?
И я ей ответил красиво:
— Я в Лете холодной едва не простыл,
Я чуть не утоп, когда к вам сюда плыл,
Чтоб в белую ночь ваших вольных волос
Вошли мои пальцы, как кони в овес!
Услышав слова про коней и овес.
Она не сдержала загадочных слез.
— Как жаль. — ее дивные губы шепнули, —
Как жаль, что вы не утонули!
