«Привет, Малая. Сейчас стоял на светофоре, а по зебре мелкая на роликах прошмыгнула. Вспомнилось, как учил тебя держать равновесие, а ты потом в дерево въехала. Ревела в три ручья и я не знал, что делать. Это, наверное, самое паршивое чувство, какое я испытал за всю жизнь. Убийственная беспомощность. А у тебя какое?»

Читаю и буквы перед глазами пляшут.

Любовь к тебе — тихо подсказывает сердце.

— Представляешь, у Дана сегодня брат родился, — сообщает Лана, поднимая взгляд от своего телефона.

— Да ладно? — хочу произнести ровно, но получается с изрядной долей издёвки.

Я даже не знала, что молодая супруга его отца в положении. Да и откуда бы? Это Лану он держит в курсе своих дел. Мне же ерунду всякую написывает. Как учил Стас: «Девушки поголовно падкие на красивый трёп о чувствах. Никогда не ведись. Смотри только на поступки»

— Ну да, написал мне сейчас, — растроганно улыбается она.

Кусаю щёку изнутри, чувствуя, как меня начинает потряхивать.

— Ты вроде бы квартиру искать собиралась. Не много ли отвлекаешься?

Говорю, а самой стыдно становится. Лана ведь не виновата, что её счастье причиняет мне боль. Никто не виноват. Только я. Вот и Артёма завтраками кормлю. А, может, он точно так же сейчас ждёт моего звонка, как я всегда ждала внимание от Дана? Так чем, спрашивается, я лучше Севера?

Нет, так с людьми нельзя. Нельзя и точка. Нам нужно срочно расстаться.

Не оттягивая, подхожу к окну. Встаю так, чтобы Лана не видела моего перекошенного лица, и наспех вызываю номер Старшинова, пока сегодняшний день окончательно не прибил меня градом новых откровений.

— Здравствуй, Анюта, — голос Артёма отравляет сердце неприкрытой радостью. — А я как раз разрывался между желанием тебя услышать и страхом показаться навязчивым.

Он-то думает, что его чувства взаимны. На что-то надеется, строит какие-то планы — пустые совершенно. А жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать время на песчаные замки.

— Привет, — тщательно контролирую голос, чтобы не волновать его раньше срока. — Мы можем сегодня встретиться?

— Я уже не мечтал, что ты когда-нибудь сама предложишь, — без тени смущения признаётся Артём. Уши начинают гореть, так явственно ощущается его искренняя улыбка. — Тогда я забронирую наш столик часов на восемь… Или нет, лучше на девять вечера. В этот раз перестрахуюсь, не хочу заставлять тебя ждать.

— Не нужно ничего бронировать. Надеюсь, ты не имеешь ничего против фастфуда?

А я не хочу, чтобы он тратил на меня свои деньги.

— Эм… — растерянно выдыхает Артём. — Ла-а-адно… В жизни нужно попробовать всё, почему бы и нет? — и продолжает уже со смешком: — А ты умеешь удивлять.

У меня брат пикапер и в душе бедлам. Я только удивлять сейчас и способна.

— Отлично. Встретимся в девять в «Макдаке», что на углу сквера.

Если он пошлёт меня к чёрту, хотя бы не придётся добираться в ночь через полгорода.

— Договорились.

По правде стоило бы извиниться перед Артёмом за свои мысли. Он на такое совершенно точно неспособен.

— Э-ге-гей, у кого-то опять намечается свидание? — я вздрагиваю от внезапного и излишне резкого смешка подруги. — Скажи Артёму, пусть будет аккуратней, а то на твоей шее скоро места живого не останется после таких бурных встреч.

Бурных, да не с тем.

— Как там поиски квартиры? — ухожу от темы, нервно поправляя ворот толстовки.

— Отобрала парочку вариантов, но на счету болтаются копейки. Боюсь, связь оборвётся раньше, чем я успею поздороваться. Можно с твоего позвонить?

— Конечно, — протягиваю свой девайс и рассеянно смотрю в окно, пока Лана обговаривает условия и что-то быстро чертит ручкой в своём блокноте.

Хочу, чтобы она скорее ушла.

Плохая я возлюбленная и подруга тоже плохая. Умом понимаю, но что теперь — убиться? Голова и без того раскалывается, а в груди всё полыхает. Физически чувствую, как нарывают волдыри.

— Я всё! Спасибо, дорогая, — Лана кратко меня обнимает, сияя улыбкой во все тридцать два зуба. — Там, кстати, сообщение пришло от какого-то «Д.». Это на кого тебе было жалко пары букв?

— Поверь, слов тоже жалко, — бормочу, торопливо забирая у неё телефон.

Не прочитано.

— Я побежала. Нескучного вечера! Охмури его полностью!

— Непременно.

Стук сердца становится запредельно быстрым, ломающим меня окончательно.

Успокойся, идиотка. Прояви хоть немного достоинства — удали не глядя. Вспомни о гордости. Вспомни что он за тварь бездушная!

Но достоинство, видимо, выскочило за дверь вместе с Ланой, а память выбежала их проводить. Я открываю сообщение и с хриплым смехом сползаю по стене.

Браво, Север! Я думала, что ты оступился, а ты решил катком проехаться по нам обеим.

«Я же вижу, что ты читаешь. Опять нарываешься, Малая? Вечером жди, приду наказывать. Тебе понравится. Целую, твой»

Он что, не дописал да? Это прикол такой — втоптать как можно глубже? Чтобы по самую макушку. Чтобы наверняка.

Садист ты, Даня. Какой же ты садист.

Дан

— Знакомься, сынок — Андрюша. Твой брат.

Отец осторожно передаёт мне в руки кряхтящий свёрток, настолько лёгкий, что я застываю как вкопанный. И это, наверное, не самый подходящий момент думать о пришельцах, но что поделать. Крошечный курносый нос, бесцветная полоска рта и вязь вен, чётко проступающих под полупрозрачной синюшной кожей, совсем непохожи на черты пышущих здоровьем младенцев с плакатов в холле клиники.

Этого малыша страшно выронить, потому что руки почти не чувствуют вес, и в то же время панически боязно сжать пальцы, таким он выглядит беззащитным.

— Ну привет, богатырь, — волнение неузнаваемо ломает мой голос.

Дети меня всегда пугали до озноба. С ними непонятно ни как себя вести, ни как обращаться. Вместо привычной уверенности, чувствуешь беспомощность. Вместо силы — слабость; страх сделать что-то не так. А ещё странно и щекотно в груди от внезапной мысли, что возможно скоро я точно так же возьму на руки нашего с Анютой первенца.

Я смотрю в сморщенное личико размером меньше моего кулака и от прилива эмоций спирает дыхание. Не знаю, как описать это ощущение. Просто я и раздолбай, который бездумно прожигал свою жизнь раньше вдруг стали разными людьми. И случилось это ровно секунду назад, когда расфокусированный взгляд братишки зацепился за мою наверняка растерянную физиономию.

Это что — первая улыбка?

Мне?!

— Кажется, ты ему понравился, — глухо произносит отец. Подозрительный блеск его глаз заставляет меня отвести взгляд. Едва ли я сейчас способен выдать хоть что-нибудь внятное.

Где сейчас тот непрошибаемый Север, который болт ложил на родственные связи и обвинял своего старика во всех смертных грехах? Я стою посреди палаты в белом халате, смотрю на брата и пытаюсь нащупать в себе прежнюю ненависть, но все причины цепляться за неё кажутся пустыми. Пусть папаня хоть на десяти моделях женится — в нас всё равно будет течь одна кровь. А теперь и в Андрюхе.

Мне не терпится поделиться с Аней новыми ощущениями. Тело здесь, а мысли опережают время. Никогда не любил откровенничать, а сейчас хочется. Невыносимо.

Но не с ним.

— Спасибо… За то, что позвал, — поясняю, видя недоумение отца. Передаю ему брата, собираюсь спросить, скоро ли выписка, но немного не успеваю, потому что дверь в палату открывается и заходит извечный раздражитель в лице моей мачехи.

В халате и без косметики образ мученицы обыгран на все сто. Впрочем, ни жалости, ни уважения эта красивая бестия во мне по-прежнему не вызывает. Надеюсь, она хоть Андрюху любить будет.

— Мне пора, — спешу попрощаться на мирной ноте, пока остатки дружелюбия не выветрились окончательно.

Выхожу из клиники, сажусь в машину, захлопываю дверцу и засовываю руку в карман, чтобы достать телефон. Хочу позвонить Анюте. Надо бы выяснить чего молчим.