Пока мы одно целое, у нас полная, мать её, гармония.

Глупо, знаю, и всё же это заставляет вколачиваться с возросшим остервенением, закрепляя в ней если не привязанность, то хоть привычку. От неприятной правды сводит скулы, но лучше так, чем совсем ничего. Хотя бы так, для начала.

Моё голодное тело сходит с ума. После неё никого не хотел, а сейчас как домой вернулся с другого конца света. Удовольствие слепит, бьёт по нервным окончаниям. Настолько сильно, что хороводом ходят кроны над нами.

Аня цепляется пальцами за траву по бокам от моей головы, собирает в горсти сброшенную как попало одежду. А я совсем зверею, потому что подпрыгивающая у лица тяжёлая грудь сводит с ума и заставляет двигаться в ней с удвоенной жёсткостью.

Это даже не секс. Я в неё не вхожу — растворяюсь с концами. Приручаю. И плевать, как сильно она меня ненавидит. Втянется со временем.

Это как водку пить — первая рюмка колом, а дальше легче. Дальше хорошо. Так хорошо, что хочется больше. Вот пусть хочет, а я, не задумываясь, отдам всё, что имею.

В какой-то момент мне начинает казаться, что Анька отключится. Я продолжаю опускать её себе на бёдра с дикой силой, но теперь всего одной рукой — свободую тяну к запрокинутому лицу.

Солнечные лучи пробиваются в просвет между кронами, высвечивая пушистое облако волос, огибают стройный силуэт нестерпимо ярким сиянием. Кажется, будто она тает. Фантастически красиво и одновременно так же пугающе.

Ватными от возбуждения кончиками пальцев, веду по раскрытым в немом крике губам. Несильно сжимаю шею, заставляю смотреть себе в лицо.

Если Ане нужен якорь, я готов им стать.

Почему-то пьяный взгляд глаза в глаза ощущается интимней быстрых шлепков тела о тело. Абсолютная близость переворачивает мир вверх тормашками. Наверное, она чувствует то же самое, потому что беззвучно шевелит губами. Пытается что-то сказать, но…

— Данечка… Как хорошо… — вот и всё, что ей удаётся вышептать, сотрясаясь от дрожи, идущей откуда-то из самого нутра.

Она бьётся в моих руках, выгибается, жадно хватая ртом воздух. В ответ усиливаю хватку, прижимая к себе теснее слабеющее тело, и на секунды теряю контроль. Я живу этим мгновением. Меня даже не кроет — размазывает от удовольствия, от её податливости, от собственной возрастающей жадности.

— У тебя же… нет вообще берегов… И меня тоже… топишь…

В Анькином голосе хрипит рвущееся нитками бессилие. Слышится на уровне эмоций, далеко за боем сердца, беспорядочным сумасшедшим трением наших тел и шелестом листвы. Это её поражение. И моё тоже… Самое повальное за всю мою память. Я слишком поздно осознаю, что заполняю её тугими струями семени.

— Север… Ты… — она расширяет глаза, захлёбывается звуками, отчаянно бьёт по лицу. — Ты ненормальный?!

Абсолютно.

Год назад я стал у Ани первым, отобрал наше неслучившееся счастье. Сегодня она в каком-то смысле стала первой у меня. И то, что я чувствую — не испуг и не досада. Это готовность нести ответственность за нас обоих… или уже троих. Мысль для меня чуждая, но отчётливая. Нужная даже.

— Что ты улыбаешься, придурок?

— Ань…

Меня ещё до конца не отпустило. Пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы на этот раз наверняка сделать всё как надо. Но Аня яростно сбрасывает с себя мои руки и принимается судорожно натягивать платье.

— Отвези меня в город, — она отходит на несколько подгибающихся нетвёрдых шагов назад.

Я хочу возразить, останавливает дрожащая в её глазах злость. Дурная, испуганная.

— Ну ты чего, маленькая?.. — стараюсь не хмуриться, надевая футболку. От реакции Ани неприятно передёргивает. — Не бойся. Если будут последствия, справимся. Нас двое. Я хочу…

— А чего хочу я, тебя опять не волнует, — резко перебивает она, направляясь к машине.

Вот и поговорили. Как и всегда, в принципе.

Едем молча. Я решаю пока не нагнетать. Просто кошусь на пассажирское сидение, проверяя состояние Ани. Спокойная вроде, отстранённая даже. Но на контакт пока не идёт.

— Ко мне или к тебе? — требовательно сжимаю пальцы вокруг браслета на её кисти. Мне без разницы куда, лишь бы не оставлять одну сейчас. Кто знает, о чём она так сосредоточенно думает.

— К тебе. Только притормози у аптеки.

— Зачем?

Анюта отворачивает лицо после небольшой заминки.

— Нужны влажные салфетки.

— Чем тебя душ не устраивает? Хочешь, ванну наполним, шампанского выпьем. Или нет, пока лучше сок, наверное.

— Ты собираешься каждую мою просьбу оспаривать?

Точно не вижу, но усмешка звучит как-то нервно.

— Не выдумывай, — отзываюсь притормаживая. — Просто пытаюсь понять тебя.

— Просто сделай то, о чём я прошу, — передразнивает она и сразу же придерживает меня за локоть, когда я тянусь к водительской двери. — Я сама… Пожалуйста.

Приподнимаю бровь, не в силах определиться: привычно настоять на своём или всё-таки показать, что я её услышал. В итоге второе перевешивает. О чём жалеть не приходится. Возвращается Анюта уже не такая издёрганная, какой была пару минут назад.

— Впервые дарю девушке цветы, — шепчу запыхавшимся голосом, оставляя на её коленках букет купленных за углом орхидей. — Как насчёт отметить это событие романтическим ужином?

— И ты даже сам его приготовишь?

— Поставлю запекаться, — ловлю её слабую улыбку и пальцы… ледяные как будто на дворе зима.

Анна

— Привет, Анюта, — голос из динамика резко бьёт по самообладанию.

— Артём… — закашливаюсь от смятения, опираясь свободной рукой о мрамор раковины. — Привет.

— Я минут на десять опоздаю, хорошо? Дела задержали.

— Эмм… Не нужно, — мозг отчаянно отказывается подбирать вменяемое оправдание моей безответственности. Не объясняться же по телефону!

— Надеюсь, это не из-за моей заминки?

— Нет, что ты…

— Тогда в чём дело? Мы же накануне договаривались.

— Я сейчас не дома.

Слабенько, соглашусь. Зато правдиво.

— Не проблема, Анют. Скажи, куда подъехать. Я тебя заберу.

— Артём, — набираю побольше воздуха в грудь и, тщательно подбирая слова, выдыхаю. — Когда я просила взять паузу, то имела в виду вообще не видеться все эти пару дней. Если решение будет в твою пользу, то я честно отвечу на твой вопрос и ты сам решишь, как нам быть дальше. А пока это касается только меня. Извини, мне жаль, что пришлось испортить твои планы.

— Не нужно извиняться, — произносит он с той же мягкостью, что и всегда. Не хватает разве что привычной улыбки. — Я успел достаточно тебя узнать, чтобы быть уверенным… Если ты забыла предупредить, значит, действительно случилось что-то из ряда вон. Буду рад хотя бы изредка слышать твой голос.

На этом всё. Артём отключается.

Я непослушной рукой убираю телефон назад в сумку и включаю воду. Чёрт! Чёрт! Чёрт возьми!..

Хочется взвыть от собственной никчёмности. Как можно было забыть о свидании? Не предупредить, не извиниться. Ни-че-го.

Перед глазами встаёт похожий расклад годичной давности. Только вместо меня — Артём, а Даня — это я. Тогда мне было обидно и очень себя жалко. Теперь я хорошо понимаю, что чувствует Старшинов, но…

Да чёрт!

Я хотела порвать. Действительно собиралась не подпускать к себе Севера и самой не поддаваться. Вот только…

Только там в лесу, одурманенная душным запахом прелой листвы и влажного мха — обречённо и как никогда ясно поняла, что бежать от себя бесполезно. Не потому, что Дан не отпустит. Я сама не хочу! Не хочу никакого побега. Не хочу сожженных дотла хрупких мостов. Не хочу перечёркнутых чувств, зачем-то выпавших неподъёмным испытанием на мою долю.

Хоть кричи от безысходности. Рано или поздно Север перегорит, и тоска снова накроет меня лавиной. Мой персональный ад пойдёт на второй круг.