«И бродит она по земле, порождая существ, подобных себе, пьющих кровь».

Всё выходило очень складно.

Джеймс встал из-за стола и подошел к темному окну. Вгляделся в темноту, словно там можно было разглядеть тех самых существ.

Три ангела. Неужели только они могут победить Лилит и её детей-вампиров? Никакое ритуальное оружие, будь то эрландский языческий кинжал или меч исламского пророка, не поможет, так как человек бессилен против «духов ночи». Знал ли об этом отец Джеймса, знают ли другие рыцари? Но, если всё это так, то их единственный шанс на победу потерян вместе с той вещью.

Ту вещь необходимо вернуть. Легенда о Лилит, словно важнейшая часть мозаики, проявила, наконец, полный смысл работы первого графа Ди. Стало понятно, на что способна та вещь.

Джеймс, не удержавшись, стукнул кулаком по стеклу. К счастью, не слишком сильно, оно не разбилось, лишь глухо звякнуло в раме. Вампиры здесь, в Лондониуме, совсем близко, они могут убить любого, в любой момент! Даже королева в опасности, ведь им покровительствует кто-то…

О том, что опасность угрожает, прежде всего, ему, как наиболее близко подобравшемуся к тайне, молодой лорд старался не думать. Во-первых, беспокоиться о такой мелочи, как своя жизнь, недостойно лорда и джентльмена. А во-вторых, уже поздно об этом думать. Впрочем, если Джеймс достойный сын своего отца, то едва ли у него вообще мог быть выбор.

Джеймс вспомнил утренний разговор с ректором. Интересно, а сколько еще людей в обществе также «догадываются, что-то слышали, предполагали»? И как они живут с этой мыслью?

Он вернулся за стол, достал из ящика блокнот и перечитал одну из своих старых записей. Выписка из дневников первого графа Ди: «Этого я искал многие годы, в разных землях, далеких и близких. Я прочитал множество книг и выучил множество языков, я общался с разными людьми, я много трудился, чтобы увидеть хотя бы лучик истинного знания. Увидев это, я осознал, что мудрость не может быть достигнута усилиями человека, но лишь по Твоей воле, о Господь».

Абсолютную тишину ночи прервал резкий хлопок.

Прежде чем Джеймс успел подумать, что это было, раздался второй хлопок. Где-то в доме, внизу. Наконец лорд вспомнил, на что эти звуки похожи. Выстрелы.

Джеймс быстро выхватил свой револьвер из ящика стола и направился вниз, стараясь двигаться быстро, но тихо.

На первом этаже было темно, маленькие лампы горели только в прихожей и в кухне. На секунду Джеймс замер у лестницы, не зная, куда пойти, что делать дальше? Позвать ли кого-нибудь или постараться быть незаметным? Какую тактику выбрать? С кем ему предстоит столкнуться сейчас в сумерках?

— Джей, я здесь!

Джеймс метнулся в кухню.

Первый, кого он заметил, был кузен, прислонившийся к столу и зажимающий левое предплечье. Между пальцами сочилась кровь, сильно, неумолимо. Кровь уже пропитала рукав и капала на пол. Мгновение Джеймс смотрел, словно завороженный, как стекает кровь. Но в следующий миг растерянность сменилась отрезвляющим ужасом.

— Седрик! — воскликнул он, бросаясь к кузену. — Ты…

— Просто царапина, — сквозь зубы проворчал тот, — Огденс. Задняя дверь.

Только теперь Джеймс заметил, что на полу у стены лежит лицом вверх его старый дворецкий. Крови на нем не было, но с одного взгляда не оставалось сомнений: он мертв. На лбу Огденса виднелось маленькое отверстие от пули. Точно посередине.

— Дверь, — повторил Седрик.

Дверь, ведущая на задний двор, была распахнута. Джеймс метнулся в сад, держа револьвер в похолодевшей руке. Но едва ли можно было разглядеть кого-то в густой ночной тьме Лондониума.

К открытию выставки Джеймс опоздал.

Часть прошедшей ночи и почти весь следующий день протянулись как один вязкий кошмар. Поняв, что никого не найдёт в темном саду, Джеймс вернулся в кухню и усилием воли заставил себя действовать. Вызвал полицию и врача. Помог Седрику перевязать рану, к счастью та оказалась не опасной, пуля лишь задела предплечье. Невероятно, почему вытекло столько крови…

От шума проснулись миссис Морис и хиндийка. Узнав, что случилось, экономка зарыдала в голос. Джая не издала ни звука, только смертельно, просто невероятно для её расы, побледнела. Она молча обняла миссис Морис и попыталась её увести, но та не желала уходить и сквозь слезы всё спрашивала, что же теперь делать?

Прибывшая полиция выслушала короткий рассказ Седрика. Засидевшись допоздна в библиотеке, он услышал шум в кухне и направился посмотреть, что происходит. Видимо, дворецкий в это время тоже не спал и тоже услышал шум. Огденс вошел в кухню раньше, и первая пуля угодила ему точно в голову. Седрик вбежал следом. Очевидно, преступник не ожидал, что перебудит весь дом, второй его выстрел оказался не столько метким. Лишь ранив Седрика, он бросился в сад, откуда, судя по всему, и проник, взломав несложный замок.

Толком разглядеть внешность грабителя-убийцы Седрик, конечно же не успел.

Зато полицейские нашли в саду брошенный револьвер — дешевая, самая простая модель, какой пользуются те, кого в газетах изящно называют «представители лондониумского дна».

Полицейские забрали револьвер и тело Огденса, а врач порекомендовал хозяевам поспать хотя бы несколько часов. Седрик так и сделал, выпив перед тем пару стаканов «лекарства». Он казался совершенно спокойным. Миссис Морис, поддавшись уговорам Джаи, приняла успокоительные капли и пошла к себе.

Только Джеймс так и не сомкнул глаз вчерашней ночью. Едва в доме опять воцарилась — мертвая! — тишина, он, наконец, полностью осознал, что случилось. И что могло случиться. Седрик, этот сумасшедший, несносный социалист, мог погибнуть. Джеймс не ожидал от себя, что эта мысль так его ужаснёт. Когда кузен три года носился где-то в диких и полудиких странах, Джеймс не особенно-то волновался за его жизнь. Из-за того ли, что был тогда очень зол на Спенсера, и старался вообще забыть о его существовании?

Но сейчас, видя Седрика посреди выставочного зала, Джеймс уже не беспокоился за его жизнь. Напротив, он хотел достать револьвер и сам пристрелить «дорогого» кузена.

— Я как-то раз был в гостях у одного знакомого мусорщика, так он мне сказал очень мудрую вещь: надо в любой работе находить светлую сторону, даже если твоя работа — капаться в дерьме, — бледный, с ног до головы одетый в черное, только белела повязка на простреленной руке, виконт Спенсер казался новым миссией. При таком благородстве и возвышенности образа слово «дерьмо» звучало особенно эффектно.

— Прошу прощения, леди! — воскликнул он, взмахнув не раненой рукой. — Но это жестокая правда жизни, мы не должны отворачиваться от неё! Так вот, супруга мусорщика показала мне три красивые фарфоровые тарелки и две скульптурки — это находки её мужа. Они с тех тарелок, конечно, не едят, держат на полке для красоты. В доме мусорщика о каждой вещи можно рассказать какую-нибудь историю, в этом приятная сторона его дела, о которой другие не знают. Да и работа у него здоровая, не то, что на химических фабриках.

Речь Седрика слушала небольшая группа гостей, в основном, девушки из клуба Элизабет, да еще какие-то джентльмены, очевидно, купившие благотворительные билеты. И, конечно же, сама Элизабет. Леди Голди смотрела на Седрика серьезно и взволнованно.

— И это еще далеко не самая тяжелая участь, — продолжал тот, — например, мальчишки, дети из бедных рабочих семей, лазают под столами в пабах, собирают окурки и продают их на одну затяжку другим беднякам. А то, что уже совсем невозможно раскурить, относят на табачную фабрику для переработки на дешевые папиросы. Некоторым беднягам приходится зарабатывать себе на пропитание тем, что собирать по выгребным ямам гнилые кости и старые тряпки. Это они сдают на другие фабрики для вторичной переработки. А есть еще такой род занятий — речные подбиралы. Они выходят на берег реки во время отлива и собирают всё, что можно найти в обнажившемся речном иле. При этом их ноги и руки цепенеют от холода, и часто такой бедолага вязнет в иле и не успевает выбраться до отлива.