— Когда вы виделись с мистером Кинзманом последний раз?

— Дня за два до.

— Что, по-Вашему, с ним могло случиться?

Алекс Джонс лишь виновато развел руками:

— Ох, ума не приложу! Мне он казался добрейшим и честнейшим человеком. Почему-то именно с такими и происходят всякие мерзости…

— Профессор Адамас приходил с Вами?

— Иногда приходил, тоже рассматривал хиндийские предметы, советовал, как мне лучше описать их в своей работе.

«Хиндийские предметы»? Впрочем, об этом можно уже и не спрашивать.

— А помимо Вашей учёбы, как Вам кажется, у Кинзмана и Адамаса были какие-то дела?

— Не знаю даже, — аспирант опять пожал плечами, — при мне они ни о чем таком не говорили.

Джеймс почувствовал очередное разочарование. Похоже, этот отличник знает не больше остальных горе-свидетелей. Во всяком случае, расскажет не больше.

— А Вы были знакомы с кем-нибудь из клиентов мистера Кинзмана? — ухватился он за последнюю надежду. — Видели кого-нибудь из его покупателей?

— Нет, при мне к нему никто не заходил, — виновато вздохнул Джонс, теребя свою вконец измятую кепку. И, помолчав пару мгновений, вдруг добавил: — знаете, в последнее время он несколько раз обмолвился, что у него появился какой-то очень богатый клиент с особым запросом.

— Да? — Джеймс невольно вздрогнул, его внимание вновь обострилось.

— Ну, он мало рассказывал, почти ничего… Говорил только, что этот его клиент — большой оригинал и собирает всякие языческие штуки, которыми можно противостоять нечистой силе. Даже посмеивался, мол, тот очень серьезно в это верит и готов платить любые деньги.

— Спиритизм нынче в моде, — высказался до того притихший Седрик.

— И то верно, — согласился Джонс, — только, знаете, мы, рабочие, во всякую мистику не верим, нам хватает и вполне житейских проблем. Вот, кстати сказать…

— Он говорил, что это за клиент? — раздраженно перебил Джеймс. — Называл его имя? Рассказывал о нем?!

— Нет, в подробности он не уходил, а я и не расспрашивал, мало ли, кто как чудит. Хотя, погодите, — он опять потер затылок, но как-то нервно, — кажется, он называл его мистером Ди.

— Когда он называл это имя? — невыразительным голосом уточнил Джеймс.

— Первый раз давненько, может, полгода назад, второй — примерно месяц-полтора, ну и еще пару недель назад о нем упоминал. Я точно не помню, извиняюсь…

— Это всё? — Джеймс почти перестал его слушать, стараясь мысленно сопоставить имеющиеся сведенья.

Полгода, полтора месяца, пара недель. Означает ли это, что бывший мистер Ди жив? Но такого не может быть. Если только не появился еще один, третий мистер Ди, но кто он и от кого?!

Весьма вероятно, что это была какая-то ловушка…

— Э, ну, вроде бы всё, — пробормотал Джонс, — знаете, сэр, я хотел Вас тоже кое о чем попросить.

— Мы хотели бы попросить, — строго уточнил Седрик.

— Да мы хотели бы попросить, чтобы Вы помогли нашему профсоюзу поскорее достучаться до правительства.

— Я руковожу комитетом по надзору за алхимией, — рассеянно отозвался Джеймс, не глядя ни на того, ни на другого, — вам следует обратиться в комитет по надзору за массовым химическим производством.

Седрик презрительно фыркнул.

— Да, да, мы знаем про этот комитет, — кивнул Джонс, — но там всё настолько мудрёно, а нам бы поскорее донести до правительства наши требования. Бывает так, что каждый день на счету, — он пылко взмахнул руками, как депутат-заднескамеечник, — Седрик Вам уже рассказывал про свинцовую пыль, но на спичечных фабриках еще хуже! Работа с виду не сложная, там рабочие окунают деревянные палочки в раствор фосфора. Но работать приходится в помещениях почти без вентиляции, там же раствор смешивают и нагревают, и там же сушат готовые спички перед расфасовкой. По четырнадцать часов в сутки люди дышат испарениями этого фосфора, а ведь среди рабочих есть даже дети! Уже через несколько лет у таких рабочих начинают непрестанно болеть зубы и распухают десны, единственный способ прекратить их мучения, хотя бы на какое-то время, — выдирание всех зубов. Но если человек продолжает работать на спичках, а у большинства просто нет выбора — в работном доме еще хуже! — со временем фосфор накапливается в костях, и у бедолаги начинает светиться в темноте челюсть и другие кости. Районы, где живут спичечники, называют кварталами светящихся скелетов! Редко кто из них доживает до сорока лет. Но если организм крепкий и болезнь не охватывает все ткани, единственная возможность избавиться от мучений — удаление пораженной челюсти…

— Скажите, мистер Джонс, — лорда вдруг осенила очень своевременная идея, — а как обстоят дела на алхимических производствах? Так же ужасно?

— Ну, — аспирант моргнул, словно натолкнулся на невидимую стену, — там тоже работа не легкая, но профессор Адамас сам старается следить, чтобы у рабочих было всё необходимое.

— Но трудности и недовольство всё же есть, верно?

— Бывает…

— Скажите, Вы могли бы, в случае необходимости, организовать забастовку и, быть может, демонстрацию «алхимических» рабочих? — Джеймс весьма невежливо буравил Алекса взглядом.

А Седрик, в свою очередь, укоризненно взирал на него. Но молчал.

— Если будет необходимость, — пробормотал Джонс, явно не понимая, чего от него хотят, — но, по правде сказать, там сейчас нет такой необходимости, а вот на спичках…

— Знаете, я обязательно поговорю со своими коллегами в том комитете, — Джеймс решил идти напрямик. Низшие классы не понимают тонких намеков, с ними нужно договариваться проще, — но я хочу быть уверен, что на алхимических предприятиях люди готовы в нужный момент остановить производство.

Парень заметно помрачнел:

— В нужный Вам момент? — проявил он неожиданную для кокни сообразительность.

— Именно.

— Но… Профессор Адамас — мой учитель, — Джонс растерянно взглянул на Седрика, тот лишь неодобрительно цокал языком.

— Уверяю Вас, лично профессору это не навредит, — Джеймс улыбнулся как можно более дружелюбно, — я думаю, есть смысл Вам или кому-то из лидеров профсоюза выступить в Парламенте, в Палате общин.

— В Парламенте? — Алекс невольно оживился. Да, это, пожалуй, приемлемая цена за предательство учителя.

Джеймс сам приободрился от своей идеи. Не обязательно, конечно, что Адамас очень испугается, но это уже что-то!

— Сэр? — бесшумно оказавшийся рядом Огденс заставил его вздрогнуть. — Вас просят к аппарату.

— Да, Огденс, сейчас, — Джеймс решительно встал с кресла, — так как, мистер Джонс, мы договорились?

— Я… я должен посоветоваться с товарищами, — выпалил тот, вскакивая следом.

— О, разумеется, — пока этого было вполне достаточно, — я не смею больше Вас задерживать. Седрик, мисс Агрэ, вы не проводите нашего гостя за меня?

Хмурый Седрик тоже поднялся и, не выпуская из рук стакан, повел гостя к выходу. Джая посеменила следом.

Уже поднимаясь по лестнице в кабинет, Джеймс поинтересовался у дворецкого:

— Огденс, откуда телефонируют? Опять из полиции?

— Нет, сэр. Сказали, что из министерства финансов.

— Милорд Леонидас? — голос Посланника, переданный через паутину проводов, звучал спокойно и дружественно. Но с оттенком тревоги, а тревога эта, в свою очередь, с оттенком раздражения.

Умение различать оттенки — вот что главное в общении с атлантийцами. Джеймс хорошо это умел, по крайней мере, надеялся, что умеет.

— Да.

— Итак, очевидно, той вещи у Вас до сих пор нет.

— Я ищу её, насколько возможно быстро, — ответил Джеймс, удивившись собственному спокойствию. Пожалуй, он имеет право на оттенок недовольства, ведь от того, что таинственные друзья на него давят, расследование не пойдет быстрее.

— О нет, милорд, — прошелестел ответ, — Вы ищете не вещь, а человека. При том, человека, которого мы не просили искать. Мы не просили Вас найти мистера Кинзмана. Мистер Кинзман для нашей миссии не нужен.