Повсюду рассыпалась мука из мешков, перемешавшись с сажей. Если уж Джолин предстояло и дальше жить в пекарне — похоже, именно так условились с Верховным Охотником, — следовало помочь ей создать хотя бы видимость уюта. Эти стены наверняка давили на нее, и Джоэл хотел бы забрать страдалицу к себе в мансарду. Хватило бы места и на троих. Внизу комната Мио неплохо делилась пополам, но охотникам запрещалось селить рядом с собой тех, кто не принадлежал к их своеобразной закрытой касте — ни слуг, ни возлюбленных со стороны.

«Ничего, как нога заживет, путь от мансарды до пекарни будет казаться коротким. А уж дорогу я найду теперь и с закрытыми глазами», — успокаивал себя Джоэл, дивясь, почему его не покидает смутное беспокойство. На всякий случай он перечитал еще раз все, что значилось в постановлении Умана Тенеба, которое убедило охотников. Нет, все верно — Джолин оставалась в пекарне как важный свидетель. Без права переселения, но на свободе.

— Видишь, теперь это все твое. Будешь печь булочки, если захочешь. Без гадких записок, — утешающе говорил Джоэл, обнимая сидящую за столом Джолин за плечи. — А не захочешь, можешь заняться чем-то другим. Что тебе нравится? Ох, Джолин, порой мне кажется, я совсем тебя не знаю. Вот Ли, оказывается, рисует неплохо. А у тебя есть что-то… такое же?

— Нет, не знаю, — отрешенно отозвалась Джолин. — В детстве я знала только священные тексты.

— В трущобах читают священные тексты?

— Секты, наверное. Я плохо помню, — растягивая слова, ответила несколько отрешенно Джолин, дотрагиваясь до руки Джоэла, порывисто сжимая ее, а потом улыбнулась нарочито беззаботно: — Впрочем, это неважно. Если будет позволено, я хотела бы сохранить это дело. Печь пироги — чем не работа? Не хуже прочих.

— А ничего, что это будет напоминать, ну…

— Зерефа Мара? — обернулась Джолин.

— Да, — смутился Джоэл. Вопрос казался ему слишком личным. На выяснение причины кошмаров возлюбленного Ли ушли годы, а теперь он, дотошный старый охотник, будто наспех взламывал замок новой родной души. Снимал ненадежную корку со свежих ран.

— Ничего, — пожала плечами Джолин, совершенно не смущаясь. — Есть крыша над головой, есть дом, где не мучают — это хорошо. А что было в этом доме раньше, не так уж важно.

Простота ее ответов обескураживала, внушая недоверие. Но блестящие радостью глаза заставляли успокоиться. Взгляд прояснился, точно летнее небо, с которого долгожданный ветер согнал нежеланные тучи. Легкие порывы колыхали зеленеющие кусты хризантем под окном, в комнату сочилась умиротворяющая свежесть.

— Джолин, почему ты так долго терпела эту тварь? Этого пекаря! — недоуменно спросил Джоэл через какое-то время. Они успели расставить уцелевшую мебель и спешно потушили печь, открывая заслонки, чтобы не угореть. Привкус дыма неприятно напоминал о мрачном пространстве, где случился поединок с Вестником Змея. И не иначе сам Змей дернул теперь за язык. Джоэл предполагал, что задаст этот вопрос намного позднее, дав возможность Джолин прийти в себя, не касаясь ее болезненных воспоминаний.

— Сначала… он действительно удочерил меня, — на удивление спокойно начала она, отвлекаясь от подметания осколков. — Помог, когда мне некуда было идти. Жена его тоже мне очень и очень помогла. А потом она однажды заболела, где-то на месяц.

— Можешь не рассказывать, если это… — уже смутно догадывался Джоэл, не желая, чтобы Джолин снова погружалась в омут жуткого прошлого. Но она продолжала:

— После этого она перестала пускать к себе в кровать мужа. Зереф злился. И еще через месяц пришел однажды ночью ко мне. Я спала, а очнулась со связанными руками. Я ничего не могла сделать.

— Джо, не рассказывай, я все понимаю, — растерянно пробормотал Джоэл. Джолин нервно сглотнула, но осталась относительно спокойна. Ее глаза вновь ожесточенно стекленели, веник и совок выпали из рук. Закусив губы, она продолжала, точно каждым словом мучительно вытаскивая из ран кинжалы:

— Нет-нет, ты должен знать всю правду. Всю. Правду обо мне… После той ночи Зереф сказал, что я теперь продажная женщина. Шлюха! И никто уже не посмотрит на меня. Если бы кто-то посватался, он бы немедленно сказал, что у меня ужасная репутация. И что они, добропорядочные, только из жалости меня приютили, надеясь на то, что я исправлюсь.

— Но ведь все видели, что ты честно работаешь! — воскликнул Джоэл, подбегая к любимой, обнимая ее за плечи. Лишь бы согреть, лишь бы заставить забыть весь этот ужас унижения и неприятия себя.

— Зереф Мар был уважаемым человеком, он ведь раньше трудился в пекарне Квартала Богачей. Его словам верили больше, чем моим, — отозвалась Джолин, и по щекам ее снова покатились слезы, а бескровные губы задрожали. Но она оттаивала, теперь с нее спадала броня, показывая отринутую миром одинокую девочку.

— Джолин, но зачем ты оставалась, когда я мог бы помочь? Я же…

— Это ничего не меняло на тот момент, — смущенно отозвалась она. — Зереф предоставил бы пирожки с записками и сдал бы меня в гарнизон. А вам с Ли я не могла настолько доверять.

— Забудь обо всем, Джолин. Больше никто не причинит тебе вреда.

— Джоэл, любимый! Любимый Джоэл!

Она потянулась к нему, робкая и одновременно страстная. Она обняла его за шею и целовала лицо, не губы, а все сразу: глаза, скулы, нос. Покрывала жаркими короткими поцелуями, как в последний раз. Но Джоэл верил, что для них в этот миг все только начиналось.

И все же в тот день, тот тихий радостный вечер, он не мог остаться и утешить, как советовал Ли. Почти до сигнала «отбой» они вдвоем сидели на промятой тахте под лестницей, часто служившей кроватью для Джолин, которая допоздна трудилась возле печи.

Она, робкая, но податливая, млела в объятьях Джоэла, успокаиваясь и мирно задремывая. В тот вечер хотелось верить, что все проблемы и горести позади. И Вестник Змея, и постылые заговоры, и бесконечные дежурства, не позволявшие быть всегда рядом с любимыми. Время растворилось в ласковых дуновениях незаметного ветерка, слилось шепотом кустов хризантем и сирени. Но Джоэл не осмеливался предложить ничего, кроме безмолвной осторожной нежности. После всего, что он услышал и увидел, он понимал, что им предстоит еще долгий путь к новой ступени доверия.

«Бедная девочка моя, бедная искалеченная Джолин. Прав был Ли, во всем прав. Я готов ждать. Сколько скажешь, готов ждать. Главное, что теперь мы вместе. Ближе, чем телом», — без слов взывал Джоэл. Но долг велел уходить, когда к дому прибыли новые сторожа от охотников, своеобразная смена караула. Уман Тенеб держал свое слово: важного свидетеля цитадели обещали охранять круглосуточно.

— Я должен идти, Джолин, — обратился он к любимой, растерянно застывшей на тахте. Если бы она попросила, он бы остался, подарил бы ей незабываемую ночь, способную стереть все потрясения минувшего дня. Но она не просила, отчего Джоэл ощутил новую неловкость. Точно каждый из них не догадывался, кто должен сделать первый шаг.

— Только возвращайся, — улыбнулась ласково Джолин.

— Вернусь! Обязательно вернусь, — ответил он.

— Я буду ждать. Отныне я всегда буду здесь. Ждать тебя, — донесся сквозь сумрак мелодичный голос возлюбленной. Но от него по спине беспричинно прошел холод, точно она произнесла зловещее заклятье. Впрочем, он бы принял и вечность в темнице пекарни: с Джолин любое наказание превращалось в награду.

— Мы прибыли по поручению Верховного охотника, — отрапортовали стражи, когда Джоэл вышел на улицу.

— Удостоверения, — сурово приказал Джоэл новым охранникам, отдав им честь возле двери.

— Вот. Теперь покажите ваше. Хотя это чистая формальность. Все знают, кто вы, — с некоторым восхищением заявили пришедшие трое охотников с мечами и арбалетами.

— Попрошу без фамильярностей и лести, — беззлобно осадил Джоэл, слишком счастливый для недовольства, и тихо добавил: — Берегите ее, как королеву. Как величайшую ценность. Головой отвечаете за нее перед цитаделью и передо мной лично.