— У нас есть два свидетеля и одна потерпевшая, — отрапортовал конвоир и обратился к Ли: — Благодарим, господин охотник, за ценные сведения.

«Интересно, откуда сведения? Мартина и Лулу помогли? Или кто-то из их знакомых? Все-то Ли разузнал! — довольно подумал Джоэл, но в который раз ужаснулся: — Подпольные аборты… Разрезанные младенцы в сетях… Не была ли одной из «потерпевших» Джолин? Надеюсь, что нет. Только бы нет! Это было бы слишком ужасно! Но она же, как обычно, не расскажет. Ничего, сейчас главное отмазать ее от обвинений. А я готов принять ее со всеми тайнами».

Джолин крепко вцепилась тонкими пальцами в рукав его плаща и испуганно спрятала лицо в его воротнике, когда солдаты провозгласили:

— Увести их!

Пекаря, его жену и их внука с кляпами и в наручниках утащили наружу, закидывая в закрытую повозку, запряженную двумя специальными рикшами. В тюремных экипажах едва ли хватало места для одного, а их как-то запихнули втроем. Наверняка, старые кости и суставы пекаря отозвались не меньшей болью, чем гудящая нога Джоэла. Но он ни на миг не устыдился, что не испытывает к арестованным и капли сочувствия. Он радовался, будто сумел отразить атаку еще одного Вестника Змея. Над черной пропастью неизвестности воздвигся спасительный мост.

— Джолин, ну, что ты? Не плачь! Теперь все будет хорошо, — успокаивал Джоэл, когда затворялась дверь. Джолин тихо плакала в его объятьях, а он гладил ее по голове, перебирал растрепанные светлые кудри, целовал дрожащие руки, согревая их своим дыханием.

— Да-да, я верю… Верю тебе, Джо, только тебе в этом городе и верю, — шептала она, растирая слезы по покрытому мукой и пылью лицу. Джоэл, не сдерживая чувств, еще крепче обнял ее.

— Ну, что, Джо, похоже, бумага от Умана — это твой пропуск в новую жизнь, — заметил Ли, неуверенно подходя. — Мио, ты, наверное, можешь идти. Проверь там, не шпионит ли кто.

— Их всех схватили? Всех? — вскинулась Джолин при словах о слежке. — Они могут быть с арбалетами!

— Джолин, все хорошо. Вокруг никого нет. Я тебя уверяю, — улыбнулся ей Джоэл и усадил на уцелевший табурет. Солдаты как будто намеренно ломали мебель в процессе недолгого стремительного обыска.

— Что теперь будет с их внуком? Зачем его увели? — встревожилась Джолин, какое-то время просидев безучастным изваянием. Джоэл встал перед ней на колено, будто делая предложение руки и сердца. Хотел бы он, если бы не запрет охотников. В какие сети цитадели они оба попались, предстояло еще осмыслить. Но пока их лица оказались на одном уровне — хватало и этого. Джолин умоляюще смотрела на Джоэла, точно верила, что в его власти избавить от любых бед, преодолеть любое проявление несправедливости. Но он не любил врать друзьям, потому с легким смущением ответил:

— Сначала проверят его причастность к революционерам. Потом определят в специальный приют при Цитадели.

Из-за несчастного мальчонки, который потерял родителей, что-то кольнуло в груди, будто провернули нож в старой ране: ведь внук пекаря стал сиротой почти так же, как он сам. С той лишь страшной разницей, что его мать в облике монстра убил обезумевший отец. И теперь мальчика самого утащили вместе с опальными дедом и бабкой в казематы гарнизона, будто он в свои годы что-то понимал в подрывной или пропагандистской деятельности революционеров, Сектах Дирижабля и прочей гадкой кутерьме жестокого мира взрослых.

— То есть, тоже в тюрьму? — обреченно отозвалась Джолин, сжав руки на коленях. Их долгожданную радость неслабо омрачал этот несвоевременный разговор. Перепуганная Джолин стиснула кулаки, не позволяя себе поверить, что все позади. Будто ее борьба только начиналась.

— Не совсем, но… к сожалению, здесь мы бессильны. Дети неблагонадежных граждан Вермело считаются такими же неблагонадежными, — подавленно ответил Джоэл. Ли отвернулся к окну, скрипнув зубами. Знал ли он об этом законе? Или теперь, как и Джолин, ужаснулся? Похоже, один Джоэл за свои тридцать восемь лет в достаточной мере осознал, насколько город не терпит полумер. И насколько перенаселенный улей ста народов не ценит случайно сломанные жизни.

— Но это же… несправедливо! — воскликнула Джолин. Все верно — еще утром она возмутилась бесчестности Секты Дирижабля, еще утром согласилась помочь, надеясь на мифическую справедливость. А он, потрепанный службой охотник, просто желал спасти любимую женщину. И, если повезет, раскрыть заговор. С последним пока не срасталось, наваливались все новые вопросы и противоречия, но с живой и невредимой Джолин решение их казалось не такой уж невыполнимой задачей. Без нее — пропасть сумрачного безумия и скорое обращение в подвалах психушки от чувства вины и бессилия. Но теперь-то все налаживалось. Разве что о справедливости речи совсем не шло.

— Джолин, только не говори это в присутствии следователей. Мы все сейчас висим на волоске, — призывая к трезвому взгляду на вещи, мягко напомнил Джоэл.

— Я не соглашалась на такую жестокость, когда делилась сведениями, — посетовала Джолин, закрыв лицо руками.

— Таков Вермело. Неужели тебе жаль Зерефа и его ведьму?

— Нет. Не совсем…

— Для их внука я попытаюсь что-нибудь сделать. Вроде как можно добиться усыновления в «благонадежную семью» для «перевоспитания». Но не сейчас, придется подождать, пока все уляжется.

Джоэл успокаивал Джолин, но на деле залеплял рот собственной совести: ни о каких программах усыновления он не слышал. Но пообещал себе, что после завершения всех народных волнений попытается разыскать несчастного мальчонку. Впрочем, гарнизон цепко держался за свою добычу, не позволяя охотникам даже приближаться к Бастиону и его тюрьмам. Два ведомства, точно два гигантских паука, разделили сферы влияния и таращились друг на друга с разных концов города. Цитадель — на западе, Бастион — на востоке.

— Джолин, только больше не плачь. Все, закончилось время твоих слез, — говорил Джоэл, лишь бы не молчать, лишь бы вязкая тишина разоренного дома не давила на Джолин.

Она доверчиво прижалась к колючей небритой щеке. Неловкие объятья на коленях окутали небывалой теплотой и безмятежностью, из которой не вырывала даже медленно исчезавшая боль в правой ноге. Временное успокоение лечило тело и душу, давая новую надежду, новый смысл жизни. Раненый и перемолотый службой, он был нужен здесь, в пекарне. Может, не как самый сильный защитник с мечом, но как тот, кто не позволит обвинить самое прекрасное и чистое существо в Вермело — его отважную Джолин.

— Спасибо, Джоэл. Вы с Ли избавили меня от чудовища. Спасибо! Спасибо вам! — шептала она.

— Теперь ты свободна, — упоенно отозвался Джоэл.

— Я никогда не буду свободна, — запнулась Джолин и потупилась, сцепляя пальцы на коленях. — Как и все в этом городе.

Джоэл недоуменно воззрился на нее, но незаметная тень покинула пригожее лицо. Покрасневшие от слез глаза лучились добротой и радостью. И Джоэл почувствовал, что вскоре они по-настоящему отпразднуют победу.

— Ну, золотые мои, оставлю-ка я вас наедине, — широко улыбнувшись, радостно проговорил Ли и подмигнул у двери: — Джо, не теряйся тут без меня. Самое время утешать и радовать.

Джолин покраснела от нескромных намеков. Похоже, весь Вермело знал, как именно Ли привык «утешать», а уж тем более «радовать». Джоэл молча скрежетнул зубами: «Нарочно ты, что ли? Или ревнуешь?».

Так или иначе, оба напарника — сначала Мио, потом Ли — покинули пекарню, оставив с Джолин наедине. Охрана из Цитадели не торопилась, лазутчиков неестественно обостренное чутье не отслеживало. Складывалось впечатление, что гарнизон сработал быстро и чисто. Оставалось только удивляться и радоваться, чем и занялся Джоэл, помимо этого помогая Джолин наводить порядок. Вот только связный разговор не получался, точно Ли утащил с собой весь талант к складыванию нежных признаний. Да и Джолин выглядела слишком напуганной и подавленной.

— В том, что случилось, нет никакой твоей вины, пойми, — неловко начинал Джоэл.

— Я понимаю. Понимаю, — кивала Джолин, старательно натирая тряпкой столешницу. — Все хорошо! Все очень хорошо! Спасибо вам!