— Вы неплохо провели поимку, — снисходительно пожал плечами Уман, удивив своим благодушием. — Если, как вы говорите, гадалка Грета принимала какой-то неведомый нам стимулятор, догнать ее и правда было проблематично. Формально провалили свое расследование Найт и Мио. Для Найта это был последний шанс реабилитироваться поле ряда глупых неудач. Вероятно, теперь останется только на патрулировании улиц. Сила без ума — колодец без ведра.

Уман непривычно красноречиво разглагольствовал на общие темы, безмятежно помахивая рукой и сверкая крупной печаткой, точно они собрались, как в старые времена, пропустить пару стаканчиков в таверне на Рыбной улице. «Или тебе очень выгодно, что все свидетели мертвы, поэтому ты такой добрый», — предположил Джоэл и проворно спрятал невольно сжавшийся кулак под полу плаща.

— Уман, кто, по-твоему, убрал Рыжеусого? И зачем? — спросил он.

— Бунтовщики испугались, что он выдаст их укрытия. Но мы уже поймали убийцу. Однако он упрям. Ничего, скоро все расскажет. Ступайте! Вы помогли в расследовании, но у вас есть свое. Я все еще жду уничтожения Вестника Змея.

«Ты мешаешь его уничтожению! — посетовал Джоэл, по привычке мысленно отвечая Уману, но вслух лишь сухо прощаясь. — Ты, и все, кто дергает тебя за ниточки! Я не могу связать факты, если все нужные сведения распиханы по чужим расследованиям».

Уман отпустил их, но заполнение бумаг поглотило остаток крайне суматошного дня. Возвращаться в мансарду и разбирать вещи после переезда они все равно не планировали, но и писать сотни рапортов с мельчайшим описанием каждого шага им обоим не нравилось.

— Как думаешь, что он скрывает? — спросил Ли.

— Не в цитадели об этом, — заставил его умолкнуть Джоэл. Ли сгорбился и продолжил заполнять бессмысленный рапорт. Их кормили ложью, они в ответ тоже сочиняли с художественной изощренностью подробности случайной удачной поимки. «И так Вермело утопает во вранье», — подумал Джоэл, не испытывая и малейших угрызений совести. Зато они набросились на него, когда цитадель огласили пронзительные крики из допросной. Услышал он их уже вечером, собираясь отправляться на склады. Работал сам Уман, его зычный голос разносился по всему коридору нижнего уровня:

— Говори! Говори, зачем ты сделал это? На кого работаешь? Говори!

Каждый вопрос сопровождался звуком глухого удара и новыми стенаниями:

— Я ничего не знаю! Я никого не убивал! Я просто лавочник! Просто… Просто…

Ночью, перед выходом на дежурство, Джоэл увидел, как санитары цитадели выносят из камеры разрубленного на части сомна. «Убийцу» Рыжеусого нашли невероятно быстро, знали наверняка, кого брать. Джоэл застыл в вестибюле, опутанный Ловцами Снов, провожая взглядом невинно обвиненного лавочника. Вот она, цена их сведений — чья-то безвременно загубленная жизнь. Виноватых найти всегда легко. А границы цинизма охотников уже не поддавались описанию. Хотелось верить, что Нейл Даст в свое правление не прибегал к настолько грязным методам. Джоэл сжимал его меч, невольно желая отсечь Уману голову.

— Нечистая совесть — нечистые сны. Он получил по заслугам, — торжествующе и назидательно сказал Верховный Охотник, спускаясь из своего кабинета по винтовой лестнице и кивая в сторону морга. Джоэл вздрогнул, почудилось, что Верховный следил за перемещениями подчиненного остаток дня. Впрочем, это уже не имело значения: Рыжеусый и Грета показали достаточно, чтобы представление об истинной сущности контрабандистов и Хаоса окончательно рассыпались.

— Но мы так ничего и не узнали, — с притворным разочарованием посетовал Джоэл.

— Узнаем. Если попался этот, попадутся и другие, — осклабился самодовольно Уман.

«Проклятье. Если я попытаюсь обвинить его, то не ровен час сам окажусь в допросной. Совершенно «случайно» окажется, что я всегда поддерживал бунтовщиков. Или не я… а Ли, глупый болтун, наверняка Уман когда-то слышал эти его речи вольнодумца», — оцепенев, подумал Джоэл. И вместе с Ли они отправились патрулировать город, надеясь, что хотя бы ночь не принесет новых потрясений.

Мрак вновь сгустился красными отблесками насмешливого глаза. Змей наблюдал и злорадно щурился, точно предвкушая новое «веселье». Джоэл озирался по сторонам, крепла уверенность, что именно теперь обязан появиться Легендарный Сомн. Меч Нейла Даста беззвучно рычал в руке, старая сталь, закаленная кровью, требовала настоящего сражения с достойным противником, а не убийства мирного населения. На сердце крепла болезненная тоска неотвратимой беды. Джоэла всю ночь изводило это предчувствие, уже забрезжили лучи Желтого глаза — и ничего не произошло. Но ощущение беды не исчезло. Вскоре Джоэл понял, почему: в цитадели у дверей вестибюля к ним вылетел навстречу бледный как полотно Батлер.

— Энн… Она… — потерянно воскликнул он, всплескивая руками.

— Что случилось?! — в один голос вскрикнули Джоэл и Ли.

— Энн… — простонал Батлер, и время остановило свой ход между обезоруживающим ужасом неопределенности и его словами.

Пространство сужалось и корчилось, как задыхающийся висельник в петле. Шаги по коридору звоном лезвий отражались от зеленого кафеля.

— Энн ранена… Говорят, ее шансы малы… Или… Или я так услышал… я…

Срывающийся голос Батлера тонул в нестройном мерцании электрических лампочек. Пружины накаливания трепыхались слепящим огнем, вызывая резь в глазах. Лампочки, все лампочки, а не слезы. Только по щекам Батлера сочилась соленая влага, он не замечал, как крупные капли теряются в каштановой бороде. Он не обращал внимания на нитку оторванной верхней пуговицы, не видел сбитый набок воротник серой рубашки. Упрямо оттягивал его порывистыми движениями, лишь сильнее удушая себя. С каждым шагом по направлению к госпиталю ему все больше не хватало воздуха. Он почти бредил, все повторяя и повторяя неразборчивый монолог.

— Она выживет! — беспрестанно восклицал Ли, но его руки дрожали, угловатые плечи резко подергивались.

— Я уже ни во что не верю, — глухо отвечал Батлер. А Джоэл молчал, голос застрял на уровне гортани, слипся комом обессмыслившихся слов. Собственные шаги и шаги друзей звучали дробью барабанов, которые обычно возвещали о казнях опаснейших преступников. Иллюзии… все только иллюзии, проклятые наваждения. Рядом шли друзья — это главное. Они застыли возле глухих створок больничного крыла. Их не пропускали, несколько санитарок указали им на грязные сапоги, беспощадно потребовали убраться подальше.

— Где Энн? Энн, охотница… — не унимался Батлер. — Прошу, умоляю, скажите, что она жива!

— Утром поступила? В операционной. Ждите, как все, если больше дел нет. Вас позовут, — сварливо осадила их здоровенная бабища с красным лицом, вероятно, старшая сестра. Она указала на небольшую комнату с лавками, тянущимися по стенам. Помещение напоминало камеру для мелких хулиганов и пьянчуг, только дверь и окна не перепоясывали решетки.

— Батлер, расскажи четко и ясно, что произошло, — наконец потребовал Джоэл. Слова звучали какофонией, ордами неверных звуков, не способных ни успокоить, ни взбодрить. И даже по отношению к друзьям выходил жестокий бесстрастный допрос. Чем он лучше Умана? Так же за годы службы растерял умение сопереживать и вообще чувствовать. Известие о происшествии с Энн сперва выбило воздух из легких, но затем мыслям вернулась предельная ясность. Джоэл так привык: когда все вокруг сходили с ума от горя и потрясения, кому-то надо оставаться с холодным рассудком, чтобы не наделать глупостей. Батлер и так был на грани, вместо ответа он кинулся к двери, заламывая длинные руки:

— Они врут мне! Энн умерла, а они скрывают…

— Заткнись! Она жива! — прикрикнул на него Ли и оттащил от двери. — Жива, чтоб тебя! Заткнись!

Батлер сел на место и закрыл лицо руками, погружаясь в оцепенение каменной статуи. Такие в нелепых позах застыли повсюду в Квартале Богачей, либо увековечив деяния их прототипов, либо выступая некой аллегорией. Батлер теперь предстал невозможно точным воплощением скорби и ужаса.