— И ты готовилась стать одной из них?

— Не совсем. Жёны жреца не принимают в часовне, не устраивают службы. Но когда в какой-то семье возникает разлад, когда люди не справляются с горем или болезнью, начинают много пить, убивая себя тем самым — тогда мы идём к ним и помогаем подняться. Помогаем увидеть, что нужно идти вперёд, смириться с плохими вещами в своей жизни. Иначе можно не разглядеть хороших.

— Да, — усмехнулся Дилиан. — Мне бы такой человек не помешал.

— И потому я здесь, — тихо ответила Циши. Он бросил на неё хмурый взгляд, и перевёл тему.

— А тот парень, с которым ты разговаривала у границы. Это был твой жених?

— Нет. Младший брат.

Дил закрыл глаза, пытаясь забыть ненависть, с которой её брат швырял в неё камни. Пора было остановиться, но он никак не решался на этот разговор раньше, боясь обидеть свою ученицу, а сейчас просто не мог удержаться.

— А твой жених? Какой он?

Циши посмотрела на парня тоскливым взглядом и опустила голову.

— Прости, я не должен был спрашивать.

— Нет. Ничего. Я расскажу. Наверное, я должна рассказать об этом хоть кому-то, — она замолчала, собираясь с мыслями. — Когда мне было десять лет, в сан приняли нового жреца. Совсем молодого, но настолько обаятельного и умного… его все любили. Парень всегда находил нужные слова. Люди выстраивались в очереди, чтобы поговорить именно с ним, и, казалось, он находил время для каждого. Даже для маленькой девочки, влюбившийся в него до беспамятства. Тогда я решила, что хочу стать жрицей. Отец поддержал меня — никто из его детей не проявлял такого рвения ни в учёбе, ни в религии, а он у меня очень верующий. Я занималась, так старалась быть прилежной. Мечтала, что когда закончится обучение — стану супругой того жреца. Но когда мне исполнилось тринадцать, он женился на другой. Мой мир тогда рухнул. Мне казалось, что ничего никогда больше не будет так, как мне хочется. Альрис — так его зовут — видел, что я опустила руки, и пытался меня наставить, подбодрить, только от этого мне становилось лишь хуже. Если бы не сны, я бы сбилась тогда. Не дошла до конца. Но я выдержала. Стерпела. Бог наставлял меня, заставляя сжать зубы и идти вперёд, говорил, что я не вижу всей картины и моя жизнь обязательно наладится. Нужно лишь подождать.

— Наладилось?

— Да. Через боль. Через его боль.

— Что случилось?

— Когда мне было семнадцать, жена Альриса тяжело заболела. Мы все молились о ней — к тому времени я уже успела с ней познакомиться и даже подружиться. Она была доброй и скромной. Заботилась о своей семье. О двух сыновьях. Но бог забрал её очень рано — младшему мальчику едва исполнился год. Я вызвалась помогать Альрису в его доме. Я уже почти доучилась, и мне дали возможность себя показать. Я ухаживала за его детьми, готовила им, прибирала. Делала всё, что нужно, чтобы им было удобно и спокойно. Выслушивала его в моменты отчаяния и пыталась помочь, подсказать ему путь. По-детски, скорее всего, но после этих разговоров он улыбался, словно у меня получалось развеять его печаль. Когда мне исполнилось восемнадцать, я должна была начинать общаться с молодыми жрецами, чтобы выбрать себе мужа. Но он попросил меня остаться с ним. Необходимо было дождаться окончания траура — по нашим обычаям скорбеть по умершей супруге нужно три года. Я согласилась. Всё это время я жила рядом с ним, словно мы уже были женаты. И однажды, за полгода до окончания траура, он прикоснулся ко мне. Впервые за всё время, пока мы жили рядом. Взял в руки моё лицо и поцеловал. Это было неправильно, мы оба знали, что не должны переходить эту черту до свадьбы, но я не смогла его отпустить. Не смогла. Утром он сказал мне, что это не важно. Что мы всё равно будем вместе, даже дата церемонии уже назначена. Только в день испытания оказалось, что я нечиста.

— Он оставил тебя?

— Нет. До последнего приходил ко мне, пока меня держали взаперти. Надеялся, что после очищения всё встанет на свои места. Но великий огонь не коснулся меня. Меня вернули в комнату, закрыли дверь. Они решали, что именно со мной делать. Высший жрец настаивал на казни, и когда Альрис понял, что меня не оставят в живых, он прокрался ко мне и выпустил. Сказал бежать что есть сил. И я побежала к тебе.

— Мне жаль.

— Не стоит. Я не могу понять волю моего бога, но по-прежнему могу верить: он понимает, что делает. Меня мучает лишь, что я не знаю, как там Альрис и его дети. Если жрецы поняли, кто меня выпустил? Наказали его? Наверное, мы никогда не должны были быть вместе, наверное, судьба привела его в мою жизнь лишь для того, чтобы научить любить. Я не знаю. Пока не пройдёшь путь, сложно понять, для чего те ступени, что попадались по дороге.

— Может не всё ещё кончено и вы встретитесь вновь?

— Ты не понимаешь. Он никогда не сможет принять этот мир. А я не смогу вернуться. Знаешь, что ужасно? Прошло всего два месяца, а я не могу вспомнить его лица. И, вообще, кому я теперь такая нужна, скажи мне, Дилиан?

— Какая?

Циши покраснела и опустила взгляд.

— Какая? — повторил парень.

— Я уже была с мужчиной. И не стала его женой.

— Боги, Циши, у нас к этому относятся гораздо проще. Ты найдёшь человека, который полюбит тебя и ему будет плевать на твоё прошлое. Поверь, это не самое страшное, что могло случиться.

— Спасибо тебе, — едва заметно улыбнулась Циши, а потом нахмурилась и добавила. — Я тебя сейчас обниму, но если ещё раз полезешь целоваться — выбью тебе зубы.

Дил остановился и улыбнулся, прижимая девушку к себе. Он не понимал, почему ему было так спокойно с ней. Не знал, почему до сих пор помнил вкус её губ и руки горели от прикосновений к её спине. Дело в дурацком эликсире, не иначе. Но так хотелось никогда больше не видеть её слёз.

Они прошли через портал рано утром. Маги просыпались, спешили куда-то, а Циши и Дилиан мечтали лишь выспаться и устало брели к своим комнатам.

— Что у тебя с лицом? — недовольно спросила Наили, идущая к ним навстречу. — С тобой вечно что-то случается. Давай вылечу.

— Не стоит, — Дилиан потёр челюсть, ощущая лёгкую боль. — Я это заслужил. Оставлю как напоминание, что надо быть умнее. Лучше вылечи её руку.

Циши глянула на распухшие после удара костяшки пальцев и покраснела.

— За что ты ему вмазала? — поинтересовалась Наили, касаясь её ладони. Рыжая почувствовала тепло и боль ушла.

— А нечего руки распускать, — буркнула Циши, и Дил рассмеялся в ответ. Они пошли дальше, оставляя обомлевшую целительницу одну.

Тиниара потёрла глаза, уставилась в потолок. В снах приходили странные образы, о которых она не помнила днём, и засыпа́ть было страшно. Нет, теперь никто не мог проникнуть в её сны — все возможные защитные клейма она поставила себе первым делом после приезда во дворец. Тогда откуда эти виде́ния? И были ли они снами, учитывая то, насколько настоящими ей казались? Она не касалась камня три дня, и это становилось всё труднее. Ратирил по несколько раз на дню напоминал ей, что артефакт пора кормить. Эрик словно нарочно обнимал её так, что ей приходилось уворачиваться, чтобы случайно не коснуться амулета. Ничего определённого девушка пока не вспомнила, но, по крайней мере, провалов в памяти за это время не было. Тин закрыла глаза, и в голове снова замелькали картинки — руки, скользящие по обнажённому телу, светлые волосы, чья-то улыбка, разбросанная по полу одежда. Что она должна была вспомнить? Или кого? Королева задремала, проваливаясь в беспокойный сон.

Дилиан. Тиниара даже села в постели, а тело покрылось холодным потом. Как она могла не помнить о нём?

Странные сны начинали обретать смысл. Но ведь она не делала этого? Или… Не может быть, просто сны. Подавленные желания, вот и всё. Тиниара вскочила с постели и заметалась по комнате, накинула на себя халат, обняла плечи руками. Её знобило. Неизвестность сводила с ума, девушка не могла сидеть на месте и гадать, правда это или нет, нужно было узнать наверняка. Она закрыла глаза, собираясь с мыслями, и переместилась в комнату к парню. Он был не один. Его рыжая ученица, Тин её уже видела. А значит, бывала здесь, иначе откуда ей знать?