А ночью тихонько проскочила обратно вверх по реке, пользуясь узкими протоками между островами. Сейчас, во время высокой воды и сильного течения, они стали проходимы. Заметили этот «прорыв» или не заметили, станет ясно позднее. Саму судоводительницу вряд ли могли опознать, потому что одета она по-местному и в мужском стиле, а разглядеть с берега лицо, да ещё и в темноте… Вряд ли такое возможно. Опять же, сидела она в будочке-казёнке, никому не видимая.

Карбас этот нам тоже пришлось «поправлять»: еловые корешки, которыми он был сшит, не держали доски в условиях вибрации двигателя – корпус потёк. Свойства лиственничной древесины, из которой было изготовлено судёнышко, тоже оказались незнакомыми. Поэтому наложение металлических скрепов не с первой попытки дало нужный эффект. Словом, этой большой лодке пришлось основательно переделать корму.

Зато теперь мы с реципиенткой меняемся, по очереди погружаясь в сон. Действия румпелем почти не требуют усилий, шестидюймовый движок уверенно тянет менее чем на десяти процентах мощности, а судно наше уверенно и довольно быстро продвигается навстречу течению. За счет чередования сознаний в одном теле мы способны двигаться круглосуточно.

Почему с нами нет ни одного помощника? Ради сохранения тайны. Для всех Софи не вернётся из разведки. После ухода в Европу «Агаты» и «Энтони» будет пущен слух, будто одно из этих судов подобрало мою хозяйку в море и увезло с собой. Ну а о том, как правдоподобно обставить возвращение, подумаем позднее. Есть несколько вариантов.

Караван из трёх барж мы нагнали через четыре дня, не доходя до Великого Устюга, то есть ещё в Двине. Заняли место в хвосте и долго мучились, уравнивая скорость: специфические свойства наших моторов превращают решение задач подобного рода в настоящую головоломку. Грубо это проделывается сменой пар шестерёнок в редукторе и сменой винта, а тонко – выбором соотношения воды и горючего в воздушно-топливной смеси. Смена вида самого горючего тоже влияет на обороты. Так что мотористы сейчас по уровню знаний и понимания процессов должны быть на высоте.

Четыреста километров вверх по Сухоне – реке, слияние которой с рекой Юг и даёт начало Северной Двине, – и мы сворачиваем налево, в скромный приток под названием Ихалица, пришедший с юга. Череда поворотов, сужающиеся берега, часто топкие, указывают на то, что мы пробираемся между болот. Движение, как и прежде, идёт безостановочно круглые сутки. В среднем, если считать относительно берегов, каждый час мы преодолеваем по шесть километров: встречное течение в эту пору – пору половодья – заметно нас тормозит.

Вьётся русло; названия речушек, в которые сворачиваем, мне неизвестны. Мы продолжаем плестись в хвосте, ни с кем из спутников не общаясь, и наконец пристаём к берегу. С больших барж выгружают брусья сечением семь на семь сантиметров. Плотники укладывают в редкую дорожку трёхметровые брёвна, сложенные рубщиками по краю просеки. Это шпалы. Поверх них – рельсы из брусьев. Чтобы не разъезжались в стороны, под них прорубаются пазы.

Тянем сразу две нитки с колеёй в шестьдесят сантиметров и промежутком между колеями сто двадцать. Тележки на эту дорогу поставили сразу от места выгрузки. Они четырёхколёсные. Колёса с металлическим ободом, снабжённым двумя ребордами, имеют диаметр тридцать сантиметров. Бывшие бурлаки сейчас вооружены лопатами – где-то подсыпают, где-то подкапывают, ровняя полотно. Иногда приходится корчевать пень или спиливать его под корешок. Но в целом дело продвигается в темпе вальса. Да и преодолеть нужно всего тысячу шестьсот метров.

Самая большая канитель со скреплением концов рельсов: это нужно организовать обязательно поверх достаточно широкой шпалы, к которой брус прибивается секретным гвоздём без шляпки. Сам стержень утапливается в мясо, после чего отверстие затыкается деревянной пробкой, которая стёсывается заподлицо. Это такая маскировка против случайных расхитителей железа, которое нынче дорого.

Обе большие двенадцатитонные баржи мы отпустили, как только закончили разгрузку. Им нужно идти в Вологду искать груз до Архангельска. А оставшимися силами завершили постройку короткой ветки, по которой на четырёх тележках, поставленных сразу на обе колеи, перекатили плоскодонку-трёхтонку через отлично оборудованный волок. На ней нам предстоит немедленно прорываться к главной транспортной артерии страны – реке Волге. Чтобы в один проход заодно и глубину русла оценить, загрузили в трюм камня до погружения корпуса по грузовую марку.

Да, это был «всхлип» – запойный труд ради ясно видимой цели. Но работали не увлечённые подростки, а крепкие сурьёзные мужики. Причём трудились они основательно и неторопливо. Тем не менее всё сделали быстро и даже раскритиковали ряд недальновидных технических решений, которые Софи мгновенно взяла на карандаш. Менять эти решения прямо сейчас было невозможно, слишком много сил ушло на подготовку подобной неудержимой стремительности. Однако надеюсь, это не последний волок в нашей практике.

– Ты это, Джонатановна! Мы тут обчеством, стало быть, подумали и просимся к тебе на службу. Вот, – завершил речь мнущий шапку мужик из плотников.

Софи быстро «провалилась», оставив меня отдуваться.

– Понимаешь, Микула, я с кадрами групповым методом работать не умею. Мне сейчас в этом месте один работник надобен, чтобы за дорогой приглядывал. А для него на обоих концах волока следует по сторожке срубить. Сараи для тележек поставить, конюшню. Вот выберите такого обстоятельного человека и обустройте его как следует. Как закончите, садитесь в карбас и езжайте на вёслах до самого Архангельска. Кланяйтесь от меня Агате Кристобальевне и грамотку ей передайте, – быстренько нарезал задачи я. – Коли есть у неё для вас дела, так она вас к ним и пристроит. По пути загляните в Котлас, отыщите Силу Андреича. Обскажите ему, что мы тут изладили. Да смотрите у меня, чтобы с чужими об этом – ни-ни. Болтуны у Корнов долго не задерживаются. Матрёну и Фёклу я с собой забираю, станем дальше этот ход осваивать.

– А почто ты девок в попутчицы берёшь? Есть же крепкие мужики!

– В том и беда, что крепкие, отбиваться замучаешься, – отшутился я. Хотя вопрос тут более пикантного характера: на семиметровой трёхтонной плоскодонке нет гальюна.

Чтобы было понятно: Иван ушёл с баржами на Вологду. Как-никак сколько-то лет состоял при купце, знает, как с этой братией насчёт перевозки груза договариваться. Оставшаяся малая плоскодонка отправится вниз по течению этой мелкой речки к Солигаличу, где попадёт в Кострому – приток Волги. А Софочка сейчас идёт на прорыв, довольно рискованно обходя устоявшиеся порядки. Её вера в возможность коллективного сохранения секретов даже мне представляется наивной. Но у этой девочки отменный нюх на неприятности – может быть, нас и пронесёт мимо них!

Да, ребёнок окончательно потерял терпение, потому что вместо давно запланированных и подготовленных многолетними трудами действий приходится изворачиваться, контрабандными методами, с риском прогневить власти, прокрадываясь вглубь страны.

На территории России более-менее качественно нами были сделаны всего два определения географических координат – в Архангельске и в Москве на Кукуе. Дело это требует сначала ясного полдня, когда часы выставляются на местное время, а после выставления часов нужна не менее ясная ночь с высоко поднявшейся на небосводе луной, по положению которой относительно звёзд можно определить долготу; если луны долго не видно, то часы могут «уйти» неизвестно на сколько и в какую сторону. А потом необходимо провести достаточно объёмные вычисления, справляясь по таблицам. Изрядно громоздкая для этого времени задача, решить которую возможно, только находясь на твёрдой земле. С воды это можно проделать только в тихую ясную погоду и с заметно большей погрешностью.

Третьей точкой с надёжно установленными координатами был оборудованный нами волок между бассейнами Северной Двины и Волги. Четвёртой стало селение Солигалич, стоящее уже на реке Костроме. Мы не так-то быстро до него добрались, хотя и шли вниз по течению да на моторе.