Дальше ничего нового, кроме снующих туда-сюда барж типа «Лесовоз», везущих что угодно куда требуется. Потом перевоз в Чусовую, выход в Каму и путь в Москву-реку. Быстро добрались – за девять с половиной недель. Тут только июль начинается. Вообще-то это не вполне характерная длительность путешествия, потому что двигатели на этих двенадцатитонках из самых мощных, а загружены наши разъездные судёнышки слабо. Так что бегут быстрее, чем основная масса барж.

– Заходи, боярин Жданова, – с улыбкой на лице приветствовала Софочку царевна Строганова.

– Так я за сыном боярским замужем, стало быть, боярыня, – удивилась моя реципиентка, оглядываясь.

Её проводили в девичий терем царевны, где ещё при жизни батюшки-государя Алексея Михайловича из тётушек и подруг собирался «женсовет», на котором обсуждались проблемы державные. Случалось, сюда и бояр призывали для заслушивания докладов. Сейчас здесь рабочее место канцлера. Лавки вдоль стен для присутствующих, столики у окон, где с чернильницами и бумагами расположились дьяконицы – бывшие фрейлины из Бабского приказа.

– Дома при муже ты боярыня, а дочь твоя – боярышня. Здесь же, на службе – боярин. Велю называть тебя боярин-мэм. А то для нас, баб служилых, иных слов пока не придумали. Садись сюда, чай пить будем и посланников калмыцких дожидаться.

От себя отмечу, что присутствующие одеты в платье европейского покроя, за исключением двух рынд с топориками, несущих караул у двери. Мужчины тут тоже есть, сидят на лавках, но чая им не подали.

– А почему калмыки? – любопытствует Софи.

– Грамотка твоя про надобность в союзе с джунгарами ко мне попала. А те далёкие джунгары и наши ближние соседи калмыки одного племени, языка и обычаев. Ойратами зовутся. Так мы с этими калмыками договориться попробуем о посредничестве в переговорах. Расскажи нам, Фёдор Борисович, про то, как переговоры ранее проводились?

– Предлагали мы им вступить под руку государя нашего, чтобы они нам дань платили, а мы бы их от супостатов защищали. Не хотят, – встав с лавки, развёл руками один из присутствующих.

– С чего бы им у нас защиты просить, когда это от них нынче вся Степь Великая отбивается, – удивился я голосом моей хозяюшки. – Союз надо предлагать как между равными, про мир и торг. С кочевников кроме лошадей, скота и шерсти взять нечего, а им от нас железные изделия потребны. Так сейчас мы их быстро переторгуем: металлы всяко дороже валяных кошм. И есть они у нас, сама же знаешь, сколь изрядно Григорий Дмитриевич чугуна выплавляет. А уж передуть его в воздушно-конверторную сталь и раскатать на полосы – невелик труд. Дальше уже кузнецы с городских посадов накуют клинков и наконечников, шлемов или кольчуг – Степь-то Великая пока по старинке воюет. Хотя можем им и огнебойных ружей выделить из старых. Опять же котлов и иной утвари из чугуна отольём. Слыхала я, будто джунгары ясак казанами берут – значит, есть у них недостаток в подобном.

– Погоди! – придержала меня царевна. – Сама-то ты для себя всё из мартеновской стали делаешь. Почему тут иную хочешь применить?

– Сомнительна для меня эта конверторная сталь, что-то с ней, должно быть, не так. Мы же её на крестьянский инвентарь пускаем – туда, где особая прочность не нужна. Хотя с виду конверторная и не хуже мартеновской, но какой-то на душе осадочек от неё. Боюсь, что испортится. Не ведаю, отчего и когда, – пожал я Софочкиными плечами.

– Но джунгарам и такая сойдёт? – хмыкнула царевна.

– Так всё равно стопчут их, – кивнул я. – Все кочевые империи недолговечны, потому что живут с добычи. А на любого сильного найдётся или более сильный, или более хитрый. Крепко держатся те, у кого население работой богатеет.

Комната погрузилась в молчание, нарушенное лишь звуком чашечки, поставленной на блюдце – моя реципиентка допила. Царевна встала, сделав остальным знак, чтобы оставались сидеть по лавкам, и несколько раз прошлась по светлице из конца в конец.

– Вельяминова! – поворотилась она к одной из дьякониц-фрейлин, про которую как-то забыли, что она теперь статс-дама. – Всё поняла? Ступай в Посольский приказ, бери за бороду дьячка, который дела зюнгарские ведает, да толмача – сочиняйте торговый договор про охрану торговцев и чтобы грамотку им на заставах выдавали. Не общую декларацию готовь, а чтобы с подробностями. Милославская! Скачи в Преображенское. Доложи государю да пригласи его на встречу с дружественными калмыцкими посланниками. Костенька, – взглянула она на неприметного юношу в чёрном речном мундире, – проследи, чтобы гостям было удобно и обеспечь приветливость встречающих. Моим именем распоряжайся.

Едва посланные вышли, она обратилась к моей реципиентке:

– Софи, надеюсь, во время приёма ты займёшь место фрейлины подле меня. А этот рисунок по шёлку на твоём платье – где его делали?

– В Японии, самодержица.

– Полагаешь, с верховий Иртыша, Оби и Енисея ясак брать удобнее торгом? – с ехидством во взоре глянул на меня Пётр Алексеевич. – Хитрая ты, англичанка. Все земли мои, словно бусины на нитки, нанизала на свои лодочные дворы и с каждого перевоза прибыток имеешь. А с виду скромница: ни кружев, ни шитья не носишь. Не вздумай врать, что скудна достатком: мне из Счётного приказа после летнего солнцестояния донесли, сколь сборов привезли с твоих лодочных дворов да с пристаней. Это ты что, богаче меня?

– Вряд ли богаче, государь. То, что не в казну попало, истрачено по расходам на кормление людишек, на лес, на плату грузчикам, за ром и сок тропического дерева, селитру, медь – да не перечесть всего. Деньги как в топку уходят.

– Деньги в топку, говоришь. Распорядился я, чтобы копейки стальные на манер твоих амурских начали чеканить, да только стали они из оборота пропадать. Озадачил я Фёдора Юрьевича, чтобы вызнал, куда они деваются. Так ты не поверишь: скупают их иноземцы и к себе увозят. Добрые-то клинки в высокой цене, а их куют, сложив в пакет полосы из разных сталей. Для внутреннего слоя подбирают вязкую – твоя монетно-бляшечная как раз такова, – коварно улыбнулся государь.

Я ничуть не удивился тому, что он разбирается в подобных вопросах, потому что помню: с малолетства разные ремёсла постигал. А ещё у него всегда под боком школярка ипсвичская, способная судить о природе вещей не хуже иного нынешнего европейского профессора.

Лиза-Рисовальщица родила своему Петруше третьего ребёнка – сына. Между тем, пока Софочка оставалась на Амуре, умер «старший царь» Иван Алексеевич, оставив брата своего единоличным правителем России. И матушка его, вдовствующая царица Наталья Кирилловна, скончалась – некому теперь укротить буйный нрав молодого и полного энергии государя. Разве что его походно-полевой супруге да сестрице, которую он сам с язвительностью в тоне иногда называет самодержицей – припоминает её былые притязания на трон. Памятлив Пётр Алексеевич, но рассудителен. И о бабском уме рассуждает не высокомерно.

– А ты почему сегодня не в мужском платье? – вопрос к Софи.

– День жаркий, – улыбнулась моя реципиентка. – А тебе в парадной шубе париться, посланников калмыцких принимая. Будешь ты под мехами драгоценными потеть и с завистью пялиться на мои открытые плечи да на Лизку свою облизываться: мы сегодня по обе руки от сестрицы твоей присутствовать станем, наполняя тронный зал очарованием.

В этот момент государю подали традиционное парадное облачение русских царей, отчего обмен мнениями между нами прекратился: разговоры наши не для чужих ушей. Мои советы ему – тайные.

Про приём могу сказать только то, что прошёл он гладко: вопросы о границах не рассматривались, а насчёт торговли обе стороны проявили полное единодушие. До меня не сразу дошло, что калмыки с Россией уже в союзе, хотя и не столь тесном, как башкиры. Они не платят дань, а наоборот, получают по двадцать пудов пороха каждый год и ещё сколько-то свинца. Крепостиц русских по их землям нет, от внешних врагов они отбиваются сами. Но и управляемость в этом регионе слабая: их шайки могут, вопреки воле центральной власти, сделать набег на наши земли. То есть процесс втягивания калмыков в пределы России находится на сравнительно раннем этапе. Отношения осложняются привычкой сторон к применению силы и религиозными соображениями: калмыки – буддисты.