На стол легли бубновый, пиковый и крестовый короли Пристерзуна. Туз выложил свои восьмерки и добавил к ним червовую и пиковую четверку. Крупье переместил банк победителю. Зал отреагировал на победу Туза в раздаче аплодисментами.

Звонок, несмотря на поражение, остался спокоен, собран и уверен.

Крупье перетасовал карты и объявил о новых ставках.

Новый кон для Пристерзуна начался с единственной старшей картой — червовой десяткой. У Туза на руках сразу оказался стрит с двойки. Начались торги. Звонок поднял ставку, Туз лишь ответил. Менять карты не стал. Звонок сменил только одну и собрал пару на двойках. Это никак не отразилось, он с безмятежным лицом поднял ставку. Туз поднял. Звонок поднял еще. Туз поддержал. Звонок поднял до лимита. Туз засомневался.

Он сменил только одну карту, голосом разума напомнил Гаспар.

Туз посидел в напряженных раздумьях, вспоминая ушедшие карты, подсчитал шансы и спасовал, решив не рисковать.

Крупье переместил банк победителю, в зале раздались аплодисменты, карты ушли в колоду, так и не ответив Тузу, блефовал ли противник или нет.

В новую раздачу Туз был уверен, что его каре на дамах не перебить, но Звонок выложил на стол бубновый флаш рояль.

В четвертую раздачу Пристерзун спасовал, дав Тузу отыграться за предыдущий кон.

На пятой его тройка дам и пара семерок перебила пару тузов и тройку девяток.

Шестую Пристерзун выиграл блефом на двух парах троек и тузов.

Вот тут-то Гаспар и уловил в сознании Туза мысль, что надо пасовать. Мысль, как будто естественная, исходящая из опыта финального раунда, за который Туз был уверен, что разгадал противника, научился чувствовать его и понимать, когда тот блефует, а когда нет. Но этой мысли быть не должно, потому что на руках у него был пиковый стрит-флаш от восьмерки до дамы, он был уверен в победе. И все-таки спасовал.

Гаспар усмехнулся, «возвращаясь» в тело.

Ну вот я тебя и поймал, злорадно подумал он, напрягаясь от раскалывающей череп головной боли. Теперь я знаю, что ты знаешь, и ты знаешь, что я знаю.

Даниэль посмотрела на него с тревогой.

Думай, утер он пот платком. Думай, что мы сделаем с деньгами и где завтра будем веселиться.Думай о рабах-мустаимах, как можно ярче думай, подбодрил ее менталист.

Чародейка закусила губу, хлопая в ладоши вместе со всеми. Ее белокурая головка наполнилась пошлыми картинками. Правда, один из мустаимов оказался подозрительно белым и очень сильно напоминал…

Ну давай, тяжело дыша, подумал Гаспар. Давай найди меня. Ты почти меня вычислил. Иди и накажи меня, ты же этого хочешь.

Он снял все мысленные барьеры, которыми укрывался весь вечер, открыл разум. Размягчил сознание, сделав его вязким, тягучим, сонным, податливым. Заполнил его бессвязным, неконтролируемым потоком пьяных мыслей, хаотично сменяющих одна другую, позволил телу подавать сигналы, всплывать нужным воспоминаниям, большинство из которых были мнимыми, придуманными. Но Гаспар слишком долго был Гаспаром Франсуа Этьеном де Напье, сыном имперского промышленника, что иногда сам начинал путать, что было придумано для поддержания легенды, а что было реальным…

И он наконец почувствовал. Мягкое касание, едва заметное и почти неразличимое, даже если ожидать и готовиться. Но почувствовал, а Даниэль и вовсе не ощутила этого. Невидимый менталист заглянул в сознание Гаспара. Осторожно, из-за плеча. Проскользнул змеей в широко распахнутую дверь, каким обычно и бывает рассудок пьяного, коснулся мыслей на самой поверхности. Прополз чуть глубже и также незаметно выполз, едва не потерявшись в хаосе сумбура и бессвязного бреда. В нем можно разобраться, но на это требуется время, которого не так много. Если тратить на каждого перебравшего зрителя, можно упустить развязку финального раунда. А нужно еще найти менталиста, который присутствует в зале.

Змей уполз. Гаспар повременил, выждал, прежде чем унять поток сумбура в своей голове. Бросил в зал несколько ярких, «громких» мыслей, которые могли бы привлечь внимание «змея». Тот не вернулся. Тогда Гаспар «выглянул», присмотрелся, за неимением лучшего слова, хотя со зрением это действие не имело ничего общего. И даже с привычным восприятием человеческих чувств. Но он «увидел» вьющуюся между голов зрителей ленту, убегающую в темноту.

Гаспар облегченно выдохнул. Подмигнул Даниэль. Та взяла платок и промокнула ему мокрый лоб.

— Дорогой, пожалуйста, не надо больше сегодня пить, — проговорила она на лондюноре.

— Еще один бокал, — ответил он столь же непреклонно, упрямо, сколь невнятно, и выхватил у нее фужер.

— Когда уже все закончится? — капризно надула губки Даниэль.

— Скоро, моя милая Адель, скоро, — заверил Гаспар и осушил бокал. — Осталось совсем чуть-чуть.

Последние три раздачи были «честными». Оба менталиста вели себя осторожно и даже почти не следили за ходом игры. Звонок выиграл дважды подряд. Девятой раздачи могло бы и не случиться — сам Вортрайх предложил Тузу выйти с утешительными пятью тысячами, но Туз предпочел рискнуть.

Он рискнул, пошел ва-банк, имея на руках пиковый флаш. Звонок едва дрожащими пальцами выложил на стол туз бубен. Туз треф. Туз червей. И, чуть помедлив, кинул поверх них последние две карты. Время словно замедлилось. Очень медленно по картам скользнул и лег на зеленое сукно валет червей. Еще медленнее на тузы упал… туз пик.

— Александер Пристерзун победил в сегодняшнем турнире! — в полной тишине объявил крупье, сдвигая к Звонку банк.

Пятый Туз, сидевший за игральным столом, замер, потрясенно и потерянно глядя на четыре туза, покачнулся на стуле, медленно откинулся спинку и взялся за сердце. Зал взорвался аплодисментами. Пристерзун снял очки, протер ладонями стремительно краснеющее круглое лицо, распустил галстук и расстегнул пуговицу давящей на шею рубашки. Вид у него был очумелый, ошарашенный, испуганный, словно Звонок боялся, что принесшие победу тузы расплывутся и явят истинный облик случайных карт, не складывающихся ни в какую комбинацию.

К «рингу» из темноты вышел Йозеф Вортрайх с великодушной улыбкой во весь рот. Гаспар, «паривший» в отдалении, приготовился вернуться в свое тело, рефлекторно хлопающее невпопад, фактически вися на хрупкой чародейке, но застыл, внимательно «присматриваясь» к Вортрайху. Точнее, не к его физической оболочке, а к сознанию, от которого в темноту зала тянулась едва различимая, тонкая, хлипкая, ненадежная, но знакомая ленточка.

Гаспар вернулся. Сделал несколько вдохов-выдохов, унимая боль, но все-таки нашел в себе силы ободряюще подмигнуть Даниэль. Чародейка хоть внешне не подала виду, но помрачнела. Ее рука, прошмыгнувшая Гаспару под фрак и лежащая на влажной от пота спине, напряглась.

Вортрайх крепко пожал Пристерзуну руку, помог ему встать, подвел к краю помоста, дружески обнял за плечо.

— Дамы и господа! — провозгласил он, дождавшись тишины. — Встречайте нашего чемпиона! Лучшего из лучших на этой неделе! Надеюсь, вы довольны сегодняшним состязанием. Если нет, — он улыбнулся, — то это лишь горечь поражения, ибо я, лично, не вижу ни одной причины для недовольства. Это было потрясающе! Я невероятно доволен нашими играми! Все участники показали непревзойденное мастерство!

Зрители похлопали в ладоши. Пристерзун стоял, пытаясь улыбаться не слишком дурацки. За его спиной хмурые парни в черных сюртуках вывели из-за стола еле передвигающего ноги Туза.

— Но с прискорбием вынужден сообщить, — продолжил Вортрайх, — что сегодняшние игры подошли к концу. Сейчас уважаемая публика, та ее часть, что оказалась достаточно удачливой, может получить выигрыш и продолжить вечер, точнее, уже ночь за бокалом вина и обсуждением нашего скромного турнира. Или же…

Вортрайх сделал драматичную паузу, дожидаясь тишины.

— Или же мы можем устроить такое зрелище, которого наш клуб не видел уже давно!

Уважаемая публика зашепталась.

— Хэрр Напье! — обратился Вортрайх.