— Потому что если они додумались отрезать голову, могли додуматься засунуть в неё что-нибудь. Например, гранату.

— Блять… — пробормотал Пуля, отшатнувшись от стола и оттащив за собой сестру. — Откуда ты это знаешь?

— В фильме видел.

— В фильме? Серьёзно? — нахмурился он.

— Поверь, люди очень догадливые, если речь заходит о способах убить своего противника, — ответил я хриплым приглушённым голосом, закрывая нос. — Поэтому я и спрашиваю, вам принесли или вы нашли его и принесли сюда?

— Нашли и принесли, — отозвался Гребня.

— Тогда лучше его вынести. Я не говорю, что так оно есть, но если они достали Рябу, то вполне могут пойти и на такое.

С этими словами, оставив их с подарком от наших противников, я ушёл в туалет смывать кровь из-под носа.

Уже там, стоя напротив зеркала, я с сожалением обнаружил то, как сильно раздулся нос, став похожим на картошку. Немного красный, он выглядел теперь как большая картошка, и можно было порадоваться, что он не искривлён, как показывают на некоторых фотографиях. Что касается лица, то оно буквально светилось двумя фиолетовыми пятнами — синяками. Челюсть с болью и нехотя двигалась, не закрываясь даже полностью, будто её выбили, обещая, что нормально мне не поесть в ближайшее время.

Когда я смог остановить кровь и вышел в зал, голову уже убрали, а Панк сидел на диване с огромным, расплывающимся на половину лица синяком, который был виден даже отсюда. Остальные были, видимо, на улице.

Мне кажется, это было идеальное мгновение, чтоб расставить все точки над «i», пока никого нет. Как бы я ни хотел этого избежать, но, видимо, придётся действовать.

Немного подготовившись, с бьющимся от волнения перед предстоящим разговором сердцем я обошёл диван и остановился напротив сидящего Панка. Естественно, что он сразу обратил на меня внимание, подняв взгляд, полный ярости и ненависти.

— Хули ты тут забыл, уёбок?

Вдох… выдох… Он мне ничего не сделает в штаб-квартире. И моя задача, чтоб он ничего не сделал и после. Запугать — вот что главное. Показать, что я не шучу. Не показывать страха, только уверенность, ярость, непоколебимость и то, как мне плевать на последствия, если он ещё раз учудит такое.

— Не смей больше устраивать такую хрень, — тихим и хриплым голосом начал я. — А если попробуешь ещё раз унизить и опустить перед всеми, то тогда я убью тебя.

Он слегка удивлённо посмотрел на меня, после чего буквально вспыхнул.

— Что ты сказал?

— Ты слышал, что я сказал, — невозмутимо ответил я.

— Ты, блять…

Он вскочил на ноги.

Страх рождает уважение. Эти люди понимают только язык страха и боли. Поэтому стоило раз и навсегда закрыть этот вопрос.

К тому же, на этот раз я был готов к такому повороту событий. Всё волнение не испарилось, но ушло на задний фон, оставив лишь холодный расчёт и решимость. И когда он вскочил на ноги, я резко развернулся к нему, держа в левой руке пистолет, и со всей дури ударил его в лицо.

Панк, явно не ожидая такого, покачнулся, пусть и смог устоять на ногах. Но после такого удара явно потерялся, не успев закрыть голову руками, и получил хук от меня в челюсть. Не очень сильный, но ему хватило после удара пистолетом и такого.

Его зубы щёлкнули на весь зал, Панк повалился на пол. Я бросился на него сверху, добавив сопротивляющемуся ублюдку удар в нос и сводя его сопротивления на нет, так же сломав его ему, как и он мне. Придавил руки ногами, оседлав его грудную клетку, и запихнул ему ствол в рот. По металлу заскрежетали зубы, и он что-то неразборчиво начал мычать, однако я не давал ему вырваться. Схватил за волосы, прижав голову к полу, после чего наклонился к нему так близко, как позволял этому пистолет в его рту.

— Ещё раз что-то там вякнешь при других, и ты, блять, покойник, я больше не буду повторять. Если ты всё прекрасно понял, кивни мне.

Я надавил на пистолет, вгоняя его уроду глубже в глотку.

Он что-то замычал и закивал.

— Отлично. Тогда чтоб не было среди нас недопониманий, проясним кое-что: я не трогаю тебя, а ты меня. Если это дерьмо ещё раз повториться, я тебя из-под земли достану. Обещаю.

Я медленно отпустил его, после чего встал и уже после этого вытащил из его рта пистолет, по которому напоследок неприятно скребнули зубы. Сразу отошёл вбок, чтоб его нападение не стало неожиданностью.

— Если об этом узнает Бурый…

— То ты покойник, — хриплым и низким голосом договорил заместо него я.

Он смотрел на меня с яростью, явно не готовый сдаваться, но зато подходящий под список тех, от кого надо избавиться. Я только что вычеркнул оттуда Фиесту, решив разобраться в ней получше, но записал туда его.

— Если, не дай бог, ты расскажешь про то, что сейчас случилось, я убью тебя, — прорычал Панк. Значит, боится, что все прознают, как с него сбили спесь? Какая прелесть, это так мило.

— Я не ищу проблем и надеюсь, что мы больше никогда не вернёмся к этой теме, — с такой же угрозой закончил я, после чего спрятал пистолет и пошёл на улицу. Мою спину буквально прожигали его глаза.

Однако я чувствовал облегчение. Как от факта того, что высказал всё ему в лицо, а не молча проглотил, так и потому что это закончилось, а я ещё жив. Но в будущем это точно вызовет проблемы, но… тут или так, или никак. Что ни выбери, всё проблемы, и зависит это от того, струсит Панк или обозлится.

И проблемы не заставили себя долго ждать. Очень скоро мы уже были в кабинете Бурого, который сидел за столом, обводя нас недовольным и нехорошим взглядом.

— Мне, по-вашему, мало стало Рябы, вы решили доебать меня своими разборками? — холодно поинтересовался он. Весь его хитрый тон пропал, уступив место реальной сущности, безнравственной и расчётливой, готовой поглотить любого на своём пути.

— Новенький зарывался, — сухо ответил Панк.

Бурый вопросительно посмотрел на меня.

— О, и вы решили набить друг другу ебала. Шрам, что за хуйня?

— Он унизил меня в присутствии всех других, когда я ему грубого слова не сказал.

Теперь Бурый смотрел на Панка.

— Она послала меня нахуй.

Опять на меня смотрит.

— После того, как он оскорбил меня и начал угрожать.

— То есть ты у нас оскорблённый?

— Только после того, как в присутствии всей группы тебя ни за что называют чмошником и говорят, чтоб ты завалил ебало, иначе тебе его завалят.

— И что это за хуйня, Панк?

— Он начал лезть туда, где ему не место.

— Мне казалось, что я имею столько же прав и не нанимался сюда служанкой.

Это был какой-то детский сад, если честно. Мы просто обвиняли друг друга перед Бурым. Но наш босс ответственно подходил к разбору полётов. Было видно, что ему не наплевать на своё детище в виде его верной команды, и он готов её полировать и чистить от любой грязи, которая могла её расколоть. Привык сразу решать эти вопросы, находя виновного, а не пускать на самотёк или наказывать всех подряд. Однако кончилось это всё тем, что он вытащил пистолет.

— Послушайте сюда, соловьи, — и, дождавшись нашего полного внимания, продолжил. — Вы ебанулись? Особенно во время войны с другими бандами. Вы, блять, что за диверсию решили здесь устроить, уроды? Расколоть банду, чтобы мы глотки друг другу перерезали на радость остальным? Я же предупредил обоих, чтоб никаких таких разборок в группе! Есть вопрос, подходите ко мне! Но нет, давайте ебальники друг другу квасить, верно? Придурки… — он вздохнул, потерев висок. — Короче, слушайте сюда, дятлы: если я хоть раз ещё услышу про проблемы между вами, для вас она будет последней. Панк, ты хоть на стену лезь, но теперь он один из нас. Наравне с остальным и имеет столько же прав. Его слово по силе как и твоё, сколько бы ему ни было лет. Никакой хуйни, что он младше и так далее.

— Но…

— Хуй в говно! Ты слушай, что я тебе говорю! Что касается тебя, Шрам, можешь идти, документы тебя ждут, но будь тише, понял? Будет такая хуйня, что на слово ты лезешь с кулаками, и разговор будет иным.