Возможно, об этом и говорила Сина. Она старше меня и знает это лучше. Падая вниз, ты перестаёшь быть человеком.

Это сделали мои товарищи, это делаю и я. Мы пытаемся создать иллюзию, что мы люди, пытаемся доказать всем, что мы любим своих родных, близких и детей, но это ложь. То, что мы их любим — лишь безусловный рефлекс. Это не делает нас людьми. Человек — это тот, кто может простить, несмотря на боль и ненависть. Может протянуть руку, даже будучи сам в нуждающемся положении. Мы на такое не способны, мы будем думать в первую очередь только о себе.

Я стоял перед Бурым, когда возвращал чемодан. Фиеста выглядела никакой, будто изнасилованной и пустой, с трудом передвигаясь и кряхтя. Неудивительно, что я на собственном горбу её вытаскивал из Нижнего города, едва сам не померев от натуги.

Она не приходила в сознание около двух часов. Но у неё был телефон с номером Бурого, а у того была информация, как нам выбраться. А именно, как взломать машину, как её завести и где есть выезд из города, но с обратной стороны, чтоб вообще полностью объехать этот район. Я делал всё быстро и слаженно, объяснив ситуацию и упустив историю про призрака, которую знать им было не обязательно.

Я очень спешил. Не в последнюю очередь из-за того, чего не видел. Сина подтвердила, что здесь могут обитать и другие представители, что делят территорию иначе. Они хищники, и мы для них не более чем мелкие бандиты, которых можно прищучить. Может картель и сдюжит с ними побороться, но банды, со слов всё той же Сины, уже нет. А здесь и таких нет, что делает нас втройне уязвимыми.

Теперь я знал, как открывается любая машина. Нужна отвёртка или нечто похожее, что поместится в замочную скважину, после чего удар, и ты срываешь все штифты и можешь открыть дверь в машину. Или бьёшь стекло, как сделал я. Потом срываешь нижнюю панель и выдёргиваешь провода из замка зажигания. Два плюса, два минуса и один красный — это стартер. Определяешь провода с двумя плюсами, соединяешь с минусами, чтоб включит зажигание и габариты. После этого красным касаешься уже соединённого плюса, чтоб выбить искру и завести машину.

Готово.

Это было волнительно — вскрывать машину под чьим-то домом таким образом, ожидая, что в любую секунду тебя могут заметить. Не так волнительно, как в школе, но всё же. А потом неожиданное прохладное облегчение, когда ты трогаешься с места.

— Теперь точно война, — вздохнул он, подкинув пакет в руках. — Если эта крыса пыталась продать им товар, а потом их всех грохнули, пусть даже не мы, ясен пень, кого обвинят.

— Но почему он взял только наркотики? А не деньги, к примеру? — спросил я.

— Денег в тот момент не было. Да и товара тоже не было особо. Взял, что пришлось, видимо, — прожал он плечами.

— Что ж он не покинул город? Сбыл бы дороже.

— А ты поймёшь этих наркош? — хмыкнул Бурый.

Наркош? Вообще, логично, но… тот человек не выглядел наркоманом, если честно.

— Держи бабки, Шрам, — положил на стол он небольшую пачку. — Кстати, что с Фиестой? Она какая-то… странная и побитая.

— Без понятия. Но нам досталось, к тому же, мы немного разделились, когда уходили от погони. Я без понятия, на что она нарвалась. Мы договорились встретиться около школы, но когда…

— Я в норме, — холодно оповестила о своём состоянии Фиеста, перебив меня. — Дай денег, и я пойду.

Бурый спорить не стал, лишь проводив её взглядом.

— Надеюсь, что это не ты её так отмудохал, — сказал он мне, когда Фиеста ушла.

— Я? Боюсь, что я был бы покойником к этому моменту, — покачала я головой. — Она не говорит, что произошло, но мне кажется, что её как раз-таки и отмудохали.

Да, я тоже строил теории и предположения, чтоб выглядеть озадаченным. К тому же, Фиеста ничего про случившееся не сказала и вряд ли скажет. «Меня побил призрак девочки из школы», мне кажется, такое объяснение даже Бурому покажется странным, и она это понимала, потому просто сказала, что ничего не произошло.

Скорее всего Бурый подозревал меня, но, к моему счастью, Фиеста сразу сказала, что это не я. Конечно, поверить ей на слово он не поверил, однако и придраться ко мне не мог, ведь главный свидетель молчит.

— А война… — намекнул я на волнующую нас тему.

— Я тебе должен отчитаться? — с усмешкой ответил он, но, тем не менее, предупреждая меня быть аккуратнее на поворотах.

— Нет, я просто хочу понять, насколько мне надо быть осторожным. Что будет, что делать не стоит, куда не ходить, да и как это будет выглядеть, — миролюбиво попытался я объяснить.

— Они будут бить по точкам и устранять лейтенантов, то есть нас, — решил объяснить он. — Забудь всякую хуйню, что показывают по телевизору, Томми-Шрам. Никаких гангстерских перестрелок. Будут налёты, поджоги, убийства. Намного реже вооружённые налёты на территорию. Ты, кстати говоря, тоже в зоне риска, но пока о тебе толком никто не слышал, так что не так страшно. А вот Панк, — это тот хмурый мужик, который с длинными волосами, — например, может попасть под пулю. Он известен в узкий кругах.

— И мы не будем сидеть в осаде? Ну, спрятаться на базе, нос не показывать, только на вылазки, — попытался объяснить я.

— Вечно так сидеть не будешь. Мы всегда под ударом, чтоб ты знал, просто сейчас шанс выше, но не более. Естественно, что будем сидеть в осаде, если прямо жарко станет, а на улице будет бойня на бойне. Но обычно мы продолжаем жить своей жизнью, вести дела, только становимся намного осторожнее. Ты хоть раз видел хроники криминальных войн?

— Ну… было дело, — кивнул я.

— Ты видел, как и где их убивают, не так ли? В машине взорвали, расстреляли у дома, убили на улице, просто пропал, зарезали в магазине и так далее. Это и есть война. Никто не прячется, как ты говоришь, кроме боссов, в нашем случае Соломона, так как всё зависит от него. Мы же продолжаем выполнять поручения и контролировать бизнес. Просто окружаем себя охраной.

— Это ведь может и не спасти.

— Может не спасти, — согласился Бурый. — Если там четыре машины с автоматчиками. Но мы тоже стараемся контролировать такое. Не зря же есть смотрящие на улицах, которым за это платят. А если киллер-одиночка, то он вполне может съехать, завидев охрану, и не рисковать.

— А боевики?

— А что боевики? Они воюют, защищают, нападают и так далее. Служат телохранителями. Однако они не в курсе дел. Сидеть, как ты предлагаешь, не получится, потому что без контроля, зная, что мы не можем приехать и лично проверить, все начинают крысить, обманывать или перебегать. Это всё надо всегда контролировать едва ли не лично. Ты должен показывать, кто здесь хозяин, даже когда война. Загнать нас в крепость, это значит оставить без нашего контроля территорию, которую будет легко отжать или которая сама себя переварит без контроля.

Он закурил, немного походил, после чего продолжил:

— Угроза всегда приходится на нас, лейтенантов, кто правит территорией. Остальных только если в перестрелке или разборке, не считая тех, кто просто имеет вес. Потому просто надо быть осторожнее и не париться.

Здесь никто не верен, всё держится исключительно на бабках и страхе — вот что я понял с его слов. Как понял и то, что босс единственный, кто может спрятаться, а вот остальные должны работать, пусть теперь и с телохранителями, иначе без контроля территория просто уплывёт из рук.

В тот день вновь было собрание, на котором обсуждали произошедшее. Я не был на нём, остался снаружи, как телохранитель, вместе с Гильзой и Пулей — братом и сестрой, которые неведомым образом прибились к Бурому. Были там и Панк с Гребней, но они общались между собой, а Панк так вообще не жаловал меня. Смотрел с каким-то лёгким презрением и подозрением, словно уже ненавидя меня всем сердцем.

Он мне тоже не нравился. Но нравиться всем невозможно, а я не девушка, чтобы располагать к себе мужчин. Поэтому, пока он стоял с Гребнёй, я общался с близнецами.

— Так как вы стали работать на Бурого? — вернулся я к вопросу, который был мне интересен после того, как Гильза опять его увела в сторону своими тупыми разговорами. Я видел, что Пуле стыдно за неё, что он косится, но ничего не говорит, чтоб не акцентировать внимание. Однако мы вдвоём понимали, что она дура.