Маша хотела добавить, что она бы предпочла, чтобы он смотрел на нее как человек и видел в ней не модель, а прежде всего человека, женщину, и заметил бы наконец, что она не одна, что красота ей дарована материнством, этим маленьким человечком, лежащим у ее груди. Но она промолчала, понимая бесполезность подобных заявлений.

Подъехав к саду, Игорь помог ей занести вещи, коляску с ребенком она несла сама.

— И это, значит, твой дом? — с иронией заметил Игорь, оглядывая уже известную ему комнату. — Обстановка немного поменялась.

— Ровно настолько, насколько это нам с Мотей нужно! Спасибо тебе большое за помощь, — сказала Маша, делая ударение на последнем слове.

— Маш, ну не сердись! Я же хочу как лучше! — улыбнулся он. — Ты, пожалуйста, не отключайся, — на прощание попросил он.

Маша не очень уверенно пообещала отвечать на его звонки и с облегчением вздохнула, когда Игорь ушел.

Она, как и обещала, отвечала на его звонки, он иногда приезжал к ней в сад, но Маша чувствовала, что с его появлением исчезает та идиллия, в которой живут они с сыном. Видела, что Игорь по-прежнему никак не воспринимает малыша, он его попросту не замечает. Душа ее протестовала, но сама она молчала, только становилась все холоднее и равнодушнее к его посещениям и старалась свести их к минимуму.

Других огорчений в их с сыном жизни больше не было. Были прекрасная летняя погода, внимание и забота окружающих, но окончательно счастливой Машу делала возможность постоянно быть рядом с сыном. Сразу после роддома Маша отказалась от пеленок и надела распашонки и ползунки, которые не стесняли свободы малыша. Она часами могла рассматривать его спящего, заниматься с ним, когда он бодрствовал, отмечая, как он меняется день ото дня. Его часто осматривала Алла Леонидовна, и именно она заметила, как Мотя играет своими ножками, засовывает их в рот, наблюдает за ними.

— Ах, какие мы молодцы! — восхитилась она. — Обычно дети делают это в шесть-семь месяцев! Это говорит о том, что ваш малыш хорошо развит, — объяснила она Маше, которая не придавала этому умению Моти никакого значения, как и тому, что к концу лета Мотя начал самостоятельно переворачиваться. Она думала, что так и надо, но похвала доктора была ей очень приятна. Она уже начинала не только радоваться успехам сына, но и гордиться ими.

В начале сентября Маша с этими же чувствами впервые показала малыша своей тезке. Машенька Андреева наконец-то вернулась из своего большого летнего отпуска и сразу пришла навестить Машу.

— Маша, к вам с Мотей гости! — Постучавшись, воспитательница пропустила Машеньку вперед. — Можно?

— Машенька, заходи! — обрадовалась Маша.

— Здравствуйте, Мария Ивановна! — четко выговорила девочка.

— Маша! Ты научилась! Молодец! Я тебя поздравляю! — искренне радовалась Маша победе своей тезки над трудной для нее буквой. — Ты хочешь посмотреть малыша? — улыбнулась она.

Девочка только кивнула и как-то тревожно-вопросительно посмотрела на Машу, которая подкатила к ней коляску со спящим в ней сыном.

— Он такой засоня! Видишь, он опять спит. Но ты можешь его потрогать, — разрешила Маша, увидев, что руки девочки спрятаны за спину.

— Вот! Это мои подарки для вас! — Она вытащила руки из-за спины, и Маша увидела в одной ее руке альбом, в другой — книгу.

— Маша! Ну зачем?!

— Это подарки на рождение, — объяснила девочка. — Его Мотя зовут? — Маша просто кивнула, не решаясь перебить девочку. — Этот альбом для Моти, там надо писать про его успехи. Так мама сказала, — пояснила она. — А эта книга для вас.

Маша, взяв подарки и поблагодарив, прочитала название книги. Это была «Женщина в белом» Уилки Коллинза. Маша немного удивилась странному выбору девочки, но тут же подумала, что Синеглазке скорее всего просто понравилось название, которому она, как и той коробке с духами, придала какое-то ей одной ведомое значение.

— Маша, вы с Мотей теперь будете здесь жить? — тихо спросила девочка.

— Да, Машенька, — улыбнулась Маша, заметив, что девочка обратилась к ней так, как обращалась до своего стремительного летнего взросления, — так уж получилось. Иногда в жизни не все выходит так, как хочешь.

— Но принц не найдет тебя в детском саду! Он ведь не знает, что принцессы могут жить здесь! Принцессы не живут в детском саду! — с каким-то отчаянием в голосе утверждала девочка, укоризненно глядя на Машу.

— Машенька, ты считаешь, что я Золушка? — Маша даже сама удивилась неожиданно пришедшей в голову догадке, которая объясняла и духи для Золушки, и даже сегодняшнюю «Женщину в белом». — А под белым платьем ты имеешь в виду свадебное? — Маша решила еще раз убедиться в своей догадке.

Девочка в ответ только кивнула, положила свои руки на ручку коляски и продолжала вопросительно смотреть на Машу.

— Машенька, вообще-то у меня уже есть принц. Он хоть и засоня, но…

— Нет! Он твой сын! — перебила девочка. — Он может быть принцем для меня, для другой девочки, но не для своей мамы!

— Да, Машенька, ты, кажется, права! — вздохнула Маша и на секунду задумалась, подыскивая слова для ответа. — Но не всегда же мы с Мотей будем жить в детском саду, — пыталась успокоить она свою тезку. — Все еще может измениться! Мы с Мотей справимся со своими трудностями, как ты справилась с трудной буквой, и переедем во дворец! Как ты думаешь, может такое быть?! — уже весело спросила она.

Девочка опять кивнула, но уже улыбнулась в ответ, и в глазах у нее засветилась надежда.

Но Маша пока не задумывалась о будущем всерьез, потому что настоящее дарило ей много необычайного и прекрасного.

— Если счастье может уменьшаться и увеличиваться, то мое счастье растет вместе с тобой, радость моя! — улыбалась Маша, укладывая малыша, который уже узнавал ее и весело улыбался.

Осенью Маша поняла, что у ее сына будут глаза его отца. Следя за изменением их цвета, Маша вначале отметила, что глаза сына стали немного светлее, потом к их осветленной нежной синеве добавился слегка зеленый, словно цвет неба смешался с цветом морской воды, и неожиданно это сочетание стало серым и еще более темным по самому краю радужной оболочки.

«Не видя тебя, я всегда буду видеть твои глаза!» — с замиранием сердца думала Маша, взволнованная сделанным открытием.

В общем и целом жизнь Маши в детском саду проходила размеренно и почти безмятежно. С началом учебного года все в саду встало на свои места: группы, воспитатели, сторожа. Маша старалась организовать свой быт рационально, так чтобы никому не мешать. Многое она делала ночью, когда в саду оставались только дежурный воспитатель с детьми из круглосуточной группы да сторож. Дружеских отношений с ними Маша не поддерживала по причине всегдашней ее занятости.

— Ну покажись, какой ты стала без живота! — остановил ее как-то в коридоре сторож Илья. — А ты ничего!

Маша, только что вышедшая из душа, не была настроена на беседу и хотела молча пройти мимо него.

— Куда ты спешишь, курочка? К своему цыпленку? — Илья больно схватил ее за руку. — Давай пообщаемся! У тебя же это классно получается! Давай сделаем еще одну беби для нашего сада! — развязно кривлялся он.

— Я тебе сделала что-то плохое? Почему ты так разговариваешь со мной? Отпусти руку, мне больно! — Маша изо всех сил рванулась в сторону, но Илья еще сильнее сцепил пальцы на ее руке.

— Ой-ой-ой! Какие мы недотроги! Что же ты раньше такой не была?

Маше хотелось закричать, но она не могла этого сделать, помня о детях в круглосуточной группе.

— Отпусти, а то пожалеешь! — зло прошептала она.

— А что ты сделаешь? Наябедничаешь своей мамочке Рогнеде? Не наябедничаешь, не в твоих интересах рассказывать ей, чем ты тут по ночам занимаешься, — нагло рассмеялся он.

Маша не знала, что предпринять. Впервые в жизни столкнувшись с хамством и сексуальным домогательством, на какой-то миг она растерялась. Но тут она услышала плач сына. Он будто подстегнул ее, помог собраться и сконцентрироваться.

— Я тебя предупредила! — громко сказала она и, сосредоточившись, изо всех сил ударила ногой своего обидчика в пах, вложив в удар и обиду, и злость, и отвращение.