— До десяти, мамочки! — попрощалась с ними разговорчивая нянечка, увозя малышей.
Знакомство с соседками продолжилось и в столовой, куда Маша отправилась вместе со всеми, отказавшись от предложения ждать завтрака в палате, сославшись на то, что чувствует себя отлично. Она была самой молодой в палате, поэтому ее соседки сразу же взяли над ней шефство.
— Маш, ты ешь давай, не смотри, что невкусно, — настаивали они.
— А здесь есть какой-нибудь буфет? — поинтересовалась Маша.
— Зачем тебе буфет? Вечером родственники придут с передачами!
— Ко мне не придут! — тихо ответила Маша.
— Тогда тем более ешь! — настаивали они.
Немного освоившись в палате, Маша привела себя в относительный порядок и легла, как и все ждать обхода и мечтать о новой встрече с малышом и следующем кормлении.
Когда открылась дверь и в нее заглянула девушка в белом халате, все дружно повернули головы в ее сторону.
— Кто из вас Миронова? — громко спросила она.
Маша откликнулась и подняла руку.
— У вас в карточке не отмечен резус-фактор отца. Пройдите на сестринский пост, — сказала девушка и быстро вышла из палаты.
Пять пар глаз внимательно смотрели на Машу. Она покраснела и поспешила за девушкой, которая уже ждала ее в коридоре.
— Давайте присядем, — попросила она и показала рукой на низкую кушетку, стоящую в коридоре почти рядом с Машиной палатой.
— Я не знаю резуса отца, я уже говорила об этом при поступлении, — не глядя на девушку, объяснила Маша и села на кушетку.
— Вы мне нужны совсем по другому вопросу, а резус — только повод для того, чтобы начать разговор.
— Какой? — удивилась Маша.
— Вы не хотите продать своего ребенка? — почти в упор глядя на Машу, спросила она.
Маше показалось, что от этих нелепых и страшных слов у нее зашевелились волосы на голове. Ей захотелось прижать их руками.
— Что?! Продать?! — обхватив ладонями голову, цепенея от ужаса, прошептала она.
— Вы студентка? Живете в общежитии? Где живут ваши родные?
— При чем здесь мои родные?! — чуть придя в себя, уже громче спросила Маша, опустив руки на колени.
— Ну, вы же говорили, что к вам некому прийти, значит, ваши родные далеко, а отца ребенка вы не знаете, как и его резус?
— Кому говорила?
— Не важно! У вас родился замечательный, здоровый малыш! Вы сможете обеспечить ему нормальные условия жизни?
— Простите, вы о чем? Я ничего не понимаю! Кто вы? — повысила голос Маша, непроизвольно сжав кулаки, словно собираясь драться.
— Успокойтесь! Я врач-педиатр Сухоцкая Жанна Савельевна. Я понимаю, что вам нужно подумать. Может, вы дадите мне свой телефончик? Я перезвоню вам. Нет? Тогда я навещу вас дня через два…
— Никакого телефончика я вам не дам! — зло перебила ее Маша. — И навещать меня не надо! — почти кричала она.
— Да успокойтесь же вы! Чего вы так разволновались? Это же деловое предложение! — Девушка старалась говорить спокойно, но встала и смотрела уже не на Машу, а в сторону выхода из отделения. — Я ухожу! — Она быстро пошла к выходу.
— Уходите и продайте своего ребенка! — вдогонку крикнула ей Маша.
— Я не такая дура, как ты, чтобы рожать в восемнадцать лет! — огрызнулась покупательница детей и скрылась за дверью.
Маша проводила ее взглядом и еще некоторое время сидела на кушетке, привалившись к стене, чтобы не упасть. Вникнув в смысл только что прозвучавшего дикого по своей сути предложения, она пыталась найти выход. С трудом сдерживая себя, чтобы не запаниковать от леденящего душу страха за своего ребенка, она старалась унять дрожь в коленях, до боли вцепившись в них пальцами. Она знала, что в таких ситуациях плохо работает голова, вся надежда только на инстинкт — врожденную способность человека совершать рациональные действия даже неосознанно. И наверное, не что иное, как инстинкт самосохранения и поднял ее с кушетки.
Когда она зашла в палату, ее встретили те же глаза, что и провожали, только теперь в них отражалось не любопытство, а крайняя степень удивления.
— Маша, что случилось? На тебе лица нет.
— Сказать? — Маша вопросительно смотрела на своих соседок, которые дружно кивали головами. — Я скажу, но вы не поверите! — Она замолчала, словно собираясь с духом. — Мне только что предложили продать моего ребенка, — делая паузу после каждого слова, с трудом произнесла Маша.
— Кто? — с ужасом в глазах спросила Катя.
— Вы ее видели, а мне она даже представилась: врач-педиатр Сухоцкая Жанна Савельевна.
Не стараясь вникнуть в реплики, последовавшие со всех сторон, она села на свою кровать. Взгляд ее упал на телефон, сиротливо лежащий на подушке.
«Кому, кому я могу позвонить?! У кого могу попросить помощи?! — кричала ее напуганная до беспамятства душа. — Рогнеда Игоревна! Если не она, то кто? Игорь? Нет, наши отношения слишком неопределенны. Он может понять меня неправильно».
Маша еще не приняла решения, а рука уже сама набирала номер Рогнеды Игоревны.
— Маша! Ну наконец-то! Что случилось? Ты ведь должна была вчера приехать. Где ты? — слышался в трубке ее взволнованный голос.
— Рогнеда Игоревна, я в роддоме… У меня — мальчик… — собирающиеся где-то внутри слезы мешали Маше говорить, — его хотят купить…
— Маша, я ничего не поняла, но мы сейчас приедем. На какой улице в Химках роддом?
— Я не в Химках, я в Москве, но адреса я не знаю. Подождите, — попросила она, заметив, что одна из девушек в палате машет ей и показывает на другую, которая что-то быстро пишет на листке бумаги, — сейчас будет адрес. Пишите! И, Рогнеда Игоревна, возьмите, пожалуйста, мои деньги из сейфа.
— Хорошо, ты не волнуйся! Все! Едем! Максимум через час мы будем у тебя. Я не прощаюсь!
Положив трубку, Маша сидела без движения, уставившись в одну точку.
«Всего несколько часов назад я жила счастьем, а сейчас его поглотил страх», — думала она, пытаясь сосредоточиться.
Как через пелену густого тумана до нее доносились голоса:
— Маша, тебе нельзя волноваться! Маша, очнись! Сейчас принесут детей!
Последние слова вернули ее к действительности.
— А обход был? — тихо спросила она.
— Обхода не было, — услышала Маша. — Кому мы нужны? И ты успокойся, пожалуйста, — обращалась к ней Катя. — Волноваться и в самом деле нельзя, может пропасть молоко. Никто не заберет твоего ребенка! Ну сама подумай!
Второй раз в жизни взяв своего малыша на руки, она попыталась успокоиться, думая о последствиях своего волнения для малыша. Давая ему грудь, с замиранием сердца ждала второго контакта, но ее соседка помешала ей сосредоточиться на своих ощущениях.
— Лидия Ивановна, вы не знаете, случайно, врача-педиатра Сухоцкую Жанну Савельевну? — спросила она у разговорчивой утренней нянечки.
— Да нет у нас в роддоме такого врача, — минуту подумав, ответила Кате Лидия Ивановна. — Я пять лет здесь работаю, а такой фамилии не слышала. А зачем она вам?
— Да так, слышали кое-что о ней, — ответила за свою соседку Маша, давая всем понять, что разговор этот для нее нежелателен.
— Ну понятно. Не отвлекайтесь, накормите деток как следует!
Маше так хотелось остаться с малышом наедине, очутиться под каким-нибудь волшебным колпаком, который надежно защитит их от всех бед и напастей. Слушая тихое дыхание сына, она засмотрелась на его личико, и на какое-то время у нее это получилось.
— Все будет хорошо! Мой маленький, у нас все будет хорошо! — шептала она, стараясь своими словами вселить уверенность и в себя, и в ребенка.
— Миронова! Давай своего Мотю! — неожиданно услышала она голос Лидии Ивановны. — Он ведь уже спит!
— А куда вы увозите детей? — спросила ее Маша.
— Как «куда»? В детскую, конечно, — удивившись, ответила Лидия Ивановна.
Подождав, пока Лидия Ивановна выкатит коляску с детьми, Маша встала с кровати и поспешила за ней. Дверь в детскую находилась в противоположном конце от входа в отделение. Возле этой двери Маша и заняла свой пост. Она решила, что умрет, но никакую Жанну Савельевну в детскую не пустит. Маша долго ходила вдоль большого окна и, случайно бросив в него взгляд, с высоты второго этажа увидела Рогнеду Игоревну, выходящую из большой машины. Сердце ее подпрыгнуло от радости, но от двери детской она не отошла, а издалека стала смотреть на вход в отделение. Рогнеды Игоревны долго не было. Маша уже начала волноваться, когда неожиданно увидела ее входящей в отделение вместе с каким-то мужчиной. Оба были в белых халатах. Маша почти побежала им навстречу. Их встреча произошла возле хорошо знакомой Маше кушетки.