Помню: зеленый троицын день, возле деревенских изб натыканы зеленые пахучие свежие березки, девки идут в лес с песнями заплетать венки. На лугу, возле реки, водят хоровод, поют старинные хороводные песни, как пели сто и двести лет назад.

По хороводу ходят пары. Когда кончается песня, парни и девушки церемонно целуются, платочками вытирают губы. Бабы в нарядных, расшитых повойниках с «рогами», в праздничных сарафанах.

Был молод, не замечал молодости, ею не дорожил. Все казалось: подожду немного, счастье придет. И вот позади долгий, долгий, ухабистый, очень неровный мучительный путь. На этом бесконечном извилистом пути мало радостного. Самые яркие радости в детстве: теплый свет домашнего уюта, материнской и отцовской любви, своя любовь к открытому светлому миру.

Так памятно далекое утро, когда разбудили на рассвете в радостный праздничный день: «Погляди — солнце играет!» Я смотрю в окно: за деревьями дальнего леса восходит огромное, яркое, как бы расплавленное солнце. Оно распухает, раздувается, точно огненный пылающий шар: играет!

Как освещенная солнцем радостная зеленая поляна, далекое видится детство. Рвем ландыши, цветет земляника. Под старым развесистым дубом выбивается из земли ключ, струится по скользким камешкам, прячась в траве, студеный ручеек. Над ним колеблется, шелестит качаемая прозрачной водою высокая жесткая осока. Трепеща прозрачными крылышками, присела на осочине, взвилась, растаяла в летнем солнечном воздухе стрекоза...

Чудесный, тихий первый весенний — по-настоящему — день. Слышно, как дышит земля. Появились бабочки. Звенят на солнце мухи.

Еще несколько таких дней — и все попрет. И это не во власти человека, и этому подчинен человек, но только лишь отвернулся — стал видеть в Земле не свою мать, а свою батрачку.

У самого окна, под карнизом, две трясогузки вьют гнездо. То и дело прилетают с длинными травинками в клювах, повисают в воздухе, как умеют это одни трясогузки да пустельга. И боже мой, сколько в их веселой и дружной работе счастья! Можно смотреть час-другой, улыбаться. На улыбку похожа их жизнь, их заботы, веселая их торопливость.

В молодости и зрелом возрасте так волновала всегда весна. Неудержимо тянуло странствовать. И так сильны казались весенние запахи, запахи пробуждавшейся земли. На реке шел лед — любимое русское зрелище.

Стою, как старое дерево у дороги. Уж давным-давно выжжена вся сердцевина, ветер подует — и капут. А все еще зеленеет веточка, теплится жизнь. Зачем и кому нужна эта зеленая веточка...

Способность любви так же редко дается людям, как и всякая одаренность. Как часто выдают за любовь — подделку. Основа любви — самопожертвование. Для матери нет разницы между ребенком уродливым и прелестным. Урода, несчастного она больше жалеет. Такова подлинная любовь. А какая цена любви, которая не имеет материнской основы? Так часто мы искажаем понятие любви.

Из всего, что потрясает, — это наш человеческий язык.

В основе искусства лежит чувство меры, «по-ученому» — ритм, то есть порядок, лад.

Простой народ, живший в природе и с природой, этим чувством меры владел. Таковы народные песни, одежда, утварь, жилище. В народе умели владеть устной образной и яркой речью. Простые, неграмотные люди были творцами языка, на котором мы пишем и говорим.

Взгляни на деревянный поморский крестик или шатровую северную церковку. Какая совершенная гармония в полнейшей их простоте!

Сегодня первый осенний золотой день. Высокое небо, прозрачный воздух. Церковки на том берегу реки как на картинке.

Третьего дня ходил в лес, на охоту. Присел под березой на опушке. Чудесный пейзаж — такой грустный. Русские просторы, русская печаль. Вот откуда печаль русской песни, от которой хочется плакать.

Пролетели журавли, сбившись со строя, сделали в небе круг. И еще острее чувство утраты. Боже, как знакомо это с самого детства. Поколения русских детей прощались с отлетающими журавлями, таинственно манившими наши души в счастливые теплые страны. И я смотрю на отлетающих журавлей с чувством острой тоски.

На опушке березовой рощи — поздние крепкие грибки, подберезовики. Из молодого частого осинничка вылетел молодой тетерев-петушок. У петушка спина черная, отросли косицы. Чувство жалости и стыда за совершенное убийство и погубленную красоту.

Жестокая страсть — охота. И эту жестокость давней привычки начинаешь понимать только в старости.

Осенние запахи: палый лист, мокрая земля и что-то горьковатое: осина.

Сегодня мороз, солнце. Возвращался с охоты, мерзли уши. В лесу под ногами хрустит мерзлый лист. Дорога белая, крепкая, шаг звенит. На зеленях мерзлая земля.

Сорока засуетилась в кустах.

Небо чистое, высокое. Одно облачко легкое и прозрачное. И днем — прозрачный серп месяца.

Вода в ручье прозрачная: на дне палый потонувший лист.

Снегу бы, порошу!

Никогда, никогда не должно быть праздным сердце, — это самый тяжкий порок.

Полнота сердца — любовь, внимание к людям, к природе — первое условие жизни, право на жизнь.

Одна из насущнейших радостей на земле человека — яркая радость видеть, узнавать окружающий мир, радость передвижения и новых открытий. С незапамятных еще времен человек на земле стал путешественником. В отдаленнейшие, непостижимые нашему взору времена первобытные люди открывали и заселяли на земле плодородные, обильные растительностью долины, в поисках добычи и новых счастливых мест поднимались по рекам, заселяли высокие горы, на утлых парусных суденышках переплывали моря и океаны.

Имена первобытных путешественников забыты, но еще видны их могилы, древние жальники и курганы, высокие насыпные городища, погребенные в земле и песках древние капища и города, тайны которых нам открывают ученые-археологи...

В истории всех жизнедеятельных народов запечатлены имена великих путешественников, открывателей земель и земных богатств. Именами великих путешественников прославилась и наша раскинувшаяся на неохватных пространствах родина. Путешественниками были древние новгородцы, в далекую Индию хаживал некогда тверчанин Афанасий Никитин, оставивший нам чудесные свои записки. Храбрые груманланы — поморы — не страшились льдов Студеного моря, ныне называемого Арктикой.