— А вы в каком классе едете? — лукаво посмеиваясь, спросил меня студент.

Я ответил, что еду в четвертом классе.

— А вот я с билетом третьего класса еду в первом: меня принимают за русского офицера и предложили ехать в первом классе вместе со знатными пассажирами.

Студент рассказал мне, что едет из Каира, где был у русского консула и доложил ему, что хочет выехать на родину в Россию, но у него на дорогу не осталось денег. Деньги он получил.

— Значит, вы едете в Россию? — спросил я.

— О нет, — лукаво улыбаясь, ответил студент. — Теперь я поеду в Алжир.

— А дальше как?

— Дальше получу деньги у русского консула в Алжире на возвращение в Россию и... поеду в Испанию, в Мадрид.

С большим удивлением смотрел я на ловкача русского студента, совершавшего нашармака кругосветное путешествие, и мы расстались. Я сел в поезд, который должен был доставить меня в Порт-Саид. Поезд опять шел песчаной пустыней. Потом мы увидели слева широкий болотистый разлив Нила, а справа — тонкую голубую ленту Суэцкого канала, на котором работали землечерпалки и медленно двигались пароходы. Я вовремя прибыл в Порт-Саид и нашел в порту свой пароход. Товарищи-матросы надо мной пошутили, а Николай Николаич, помощник капитана, сделал нестрогий выговор. Я вновь оказался в кубрике среди своих людей.

Теперь я часто вспоминаю это давнее мое путешествие, неведомого друга шипмайстера, родившегося в Одессе, товарищески выручившего меня из беды в трудную минуту.

С незапамятных пор мореплавателей и ученых интересовали полярные земли, где, по мнению старинных географов, обретался «свету конец», простиралась фантастическая холодная страна ужасов и кромешного мрака. Попытки проникнуть далеко на север на парусных кораблях кончались неудачами.

Первые мореплаватели (среди них было много отважных китобоев) встречали непроходимые льды и наблюдали невиданных зверей, в пышном воображении превращавшихся в сказочных чудовищ с огромными клыками и огнедышащими пастями. В России о достижении Северного полюса, о возможности сообщения через полярный Ледовитый океан думал гениальный Ломоносов. В своем сочинении «Краткое описание разных путешествий по северным морям» он писал о возможности мореплавания «Сибирским океаном в восточную Индию». Мечтая о прямом сообщении через Северный полюс, Ломоносов так говорил о значении морского пути: «Усугубляться может Российская слава, соединенная с беспримерною пользою через изобретение восточно-северного мореплавания в Индию и Америку».

М. В. Ломоносов настойчиво писал о необходимости изучения полярных районов. «Везде примечать разных промыслов рыбных и звериных мест, — наставлял он в своем сочинении, — где б ставить можно магазеи и зимовья для пользы будущего мореплавания».

С конца девятнадцатого столетия, после возвращения на родину знаменитого полярного путешественника Фритьофа Нансена, благополучно закончившего свой исторический поход, весь мир охватила «полярная лихорадка», без меры раздутая капиталистической прессой. В погоне за легкой славой на Северный полюс, тогда еще не открытый, кинулись люди разнообразных знаний и профессий. На много языков переводились книги о полярных путешествиях, которыми зачитывались старые и молодые.

В 1897 году миллионы грамотных людей жадно следили за судьбою путешественника Андрэ, отправившегося к полюсу на воздушном шаре и пропавшего бесследно[5]. Читательскую массу привлекало нездоровое любопытство к игре полярных путешественников со смертью. После ряда неудачных экспедиций, следуя общему модному увлечению, в 1899 году из знойной Италии на Северный полюс отправился владетельный герцог Абруцкий, понятия не имевший о полярных льдах. На средства американского миллионера Циглера, добивавшегося мировой славы, из США дважды отправлялись богато снаряженные экспедиции под начальством метеоролога Болдуина и фотографа Фиала. Эти экспедиции потерпели полную неудачу.

В 1909 году полярные исследователи Кук и Пири оспаривали право первенства на открытие Северного полюса. В истории географических открытий вряд ли найдется столь позорная страница. Американские путешественники публично поливали друг друга помоями, изобличали в мошенничестве, в наглой лжи. В этом позорном споре двух американских полярных исследователей, пользовавшихся большой известностью, со всей яркостью выразилась отвратительная сущность капиталистического мира.

На совете американских ученых Кук был изобличен во лжи. Первенство в открытии полюса было закреплено за Пири. Но и после окончательного установления между американскими путешественниками долгое время продолжалась злобная грызня. Предприняв по следам Пири новое путешествие, Кук написал книгу, в которой шаг за шагом изобличил своего счастливого соперника в неблаговидных поступках, в жестокой, бесчестной эксплуатации эскимосского населения, в разврате и пьянстве.

Позорная склока между американскими путешественниками не погасила в честных людях стремления на Север, в неведомые, неисследованные пространства. Во многих странах готовились новые экспедиции. Открытием Южного полюса прославился норвежский путешественник Амундсен. Выходили книги, печатались статьи, составлялись разнообразные проекты. Кажется, в одной только царской России — огромной державе, имевшей на Севере самую обширную территорию, — о достижении Северного полюса не думали.

Заседая в министерствах, в бесчисленных царских департаментах, чиновники цинично ухмылялись:

— Полюс? Для чего нужен России Северный полюс? Там холодно и далеко — не доедешь!

В это мрачное время реакции, заразившись «полярной лихорадкой», мечтая о нетронутых северных странах, в молодые годы начал путешествовать Николай Васильевич Пинегин — будущий полярный исследователь, талантливый русский художник, автор замечательных книг о полярном Севере.

«Не было на Севере тогда, — писал он, — ни государственных рыбных, пушных, горнопромышленных и химических комбинатов, ни шоссе, ни железных, ни проезжих дорог. И слово север писалось через ять. О крайних к Ледовитому океану областях — даже столь близких от столицы, как Карелия, Лапландия и Печорский край, — никто не имел правильного представления. Человек, по какой-либо причине заинтересовавшийся севером, не мог заметно расширить своих знаний даже при желании это сделать. Ни в одном университете не было кафедры географии полярных стран.

Еще будучи студентом Академии художеств, Пинегин предпринял самостоятельные поездки на Мурманский берег и Новую Землю. В своих путевых записках он живописно рассказал о нетронутом северном крае, о древней Коле и доверчивых лопарях, о настоятеле Печенгского монастыря отце Ионафане, подобравшем к рукам окружавшие его богатства. Путешествовал Пинегин в те времена почти без денег, на скудные средства, предоставленные ему архангельским обществом изучения Севера.

Первые путешествия по Крайнему Северу на всю жизнь закрепили в молодом страстном художнике любовь к суровой северной природе, к неповторимой ее красоте, простым и отважным людям, с которыми приходилось встречаться.

В 1910 году, отправляясь на Новую Землю, Пинегин познакомился в пути с морским офицером-гидрографом, ехавшим в Крестовую Губу во главе небольшой гидрографической экспедиции. В кают-компании парохода пассажиры слушали увлекательные рассказы веселого офицера о его прежних путешествиях.

С Георгием Яковлевичем Седовым (так звали гидрографа, будущего знаменитого полярного путешественника) Пинегин близко сошелся на работе в Крестовой Губе. Светлыми летними ночами, с винтовкой за спиной и этюдным ящиком под мышкой, художник приходил в лагерь Седова. В палатке было по-походному уютно, веселый, кипевший избытком энергии Седов любезно встречал гостя. Прихлебывая горячий чай, молодые путешественники беседовали о Севере, о планах будущих путешествий, о намерении художника посвятить свои силы изображению северной природы, тогда почти никому не известной. В задушевной беседе Седов признавался новому другу в своей заветной мечте. С зажигающим волнением он говорил о плане похода к Северному полюсу, о преимуществе русских людей в этом историческом предприятии, о неоднократных неудачах богато снаряженных а экспедиций, заботившихся лишь о денежной выгоде и шумной рекламе.