Чистейший лесной воздух и прозрачная озерная вода заменяли ему дорогие вина, которые пили в своих дворцах властители и богачи, пригоршня бобов и орехов — роскошное угощенье. Будучи опытным охотником, он навсегда расстается с ружьем, а птицы и звери становятся его друзьями, находя приют под кровлей его лесного жилища.

В писаниях Торо нет и тени сентиментальности, слащавого ханжества или любования собой, прикрытого красивыми словесами, изяществом и изысканностью слова. Он беспощаден к ханжам-лицемерам, занимавшимся пением псалмов и показной благотворительностью, плодящей тунеядцев и ротозеев. Высшим достоинством человека он считает личные качества этого человека: его совесть, стойкость и ум.

«Я не считаю праведность и доброту главным в человеке, — говорит Торо о прославляемых американских филантропах, снисходительно бросавших подачки бедным и безработным, — это лишь его стебель и листья. Сушеные травки, из которых мы делаем лечебные настои для болящих, играют весьма скромную роль, и чаще всего их применяют знахари. Мне нужен от человека его цвет и плоды...»

Доброта человека на деле, по словам Торо, не должна быть частичным и преходящим актом, но непрерывным и переливающим через край изобилием, которое ему ничего не стоит и которого он даже не замечает. «Нет хуже зловония, чем от подпорченной доброты. Вот уж подлинно падаль, земная и небесная».

Книга Торо «Уолден, или Жизнь в лесу» не для широкого круга читателей. Легковесный читатель, ищущий удобного и приятного чтива, в ней не найдет описания увлекательных приключений или изображения любовных сцен. Торо нельзя читать в один присест, проглатывать не жуя. Каждая страница требует размышления. Чем больше вчитываешься в эту книгу, тем живее рисует воображение самого Торо — мужественного, мудрого и чистого человека.

«Я не говорил бы так много о себе, если бы знал кого-нибудь другого так же хорошо, как знаю себя. Недостаток опыта, к сожалению, ограничивает меня этой темой. Со своей стороны я жду от каждого писателя, плохого или хорошего, простой и искренней повести о его собственной жизни, а не только о том, что он понаслышке знает о жизни других людей: пусть он пишет так, как писал бы своим родным из дальних краев, ибо если он жил искренне, то это было в дальних от меня краях».

Золотые слова эти и нам, писателям, следует хорошо запомнить.

Есть книги, которые принято называть документальными. В подобных правдивых книгах нет досужего вымысла, авторских хитросплетений, привлекающих читателей легковесных, ищущих пряного и занимательного чтива. К таким правдивым книгам справедливо можно отнести переведенные на русский язык книги современного канадского писателя, путешественника и натуралиста Фарли Моуэта «Люди оленьего края» и «Отчаявшийся народ».

С удивительной правдивостью Моуэт рассказал о трагической судьбе маленького охотничьего дикого народа, обитавшего на крайнем Севере американского материка и в два последних десятилетия, уже после второй мировой войны, вымершего почти поголовно. Некоторые страницы книги Моуэта звучат как человеческий документ, как обвинительный акт жестокому ханжескому миру, в котором над судьбами простых людей безраздельно властвует земной и всесильный бог наживы — доллар.

Охотник и путешественник, Фарли Моуэт еще в юношеском возрасте посетил неисследованный северный край своей страны. В те времена неисчислимые стада диких оленей-карибу еще безбоязненно кочевали в просторах пустынной, почти безлюдной холодной земли. Эти кочующие стада были похожи на живой поток, на полноводные реки, преграждавшие путь поездам новой железной дороги, в одном из которых впервые ехал на Север со своим дядюшкой, любителем-натуралистом, юный Моуэт.

Юноше полюбилась нетронутая природа арктической страны, ее суровая красота. Как часто бывает с людьми, однажды побывавшими на далеком Севере, Моуэт заболел «арктической лихорадкой». Ему долго снилась сказочная страна, ее природа. Продолжая учиться в средней школе, Моуэт мечтал стать путешественником, исследователем неведомых северных стран. Страстное желание осуществилось не скоро. В самом начале второй мировой войны девятнадцатилетнему Фарли Моуэту пришлось стать солдатом пехотного полка, а старое двуствольное дядюшкино охотничье ружье сменить на боевую английскую винтовку.

«Наступил 1941 год, и я оказался одним из участников войны... — рассказывает Моуэт. — Я видел, как разрушаются большие города, а под их обломками гибнут люди, и не мог постичь, для чего это делается. Я познал тошнотворный, разъедающий душу страх, порожденный стихийным возмущением и протестом против людей, которые одни из всех живых существ на земле намеренно ввергли мир в жесточайшую бойню... Мой полк прошел через Италию, затем — в северном направлении, через Францию, в Бельгию и Голландию, и наконец мы достигли Германии. И наступил день, когда воздух перестал сотрясаться от разрывов артиллерийских снарядов. Все было кончено».

Весной 1946 года Моуэт вернулся на родину.

«Но как сильно отличался этот приезд, — пишет он, — от моего возвращения с Севера домой в 1935 году! Мне захотелось укрыться в каком-нибудь спокойном местечке, куда никогда не докатывались отголоски войны!»

В конце того же года Моуэт очутился в далеких глухих лесах северного Саскачевана. В его научные обязанности входило коллекционирование птиц для музеев. Однако он скоро забросил свое охотничье ружье, потому что был по горло сыт «научным уничтожением живых существ», так же как убийствами в годы войны.

«Поиски спокойствия, — пишет Моуэт, — приведшие меня в науку, на которую я возлагал большие надежды, потерпели фиаско. Я увидел всю бессмысленность никому не нужного собирания птичьих мумий, которые полагалось хранить отгороженными от жизни в полутемных металлических шкафах за каменными стенами музеев».

Без определенных занятий и цели Моуэт жил в убогом поселении метисов индейского племени кри. Среди последних представителей вымирающей расы, доведенной до разложения и упадка всем тем, что есть злого в цивилизованном мире хищников-капиталистов и безжалостных торгашей, Моуэт встретил простого человека, который направил его по определенному пути и указал новую цель.

От пожилого и опытного охотника, проведшего большую часть своей жизни на крайнем Севере, Моуэт еще раз услышал о диких оленях-карибу, о пустынной, холмистой и холодной стране, в которой обитает неведомое белым людям племя илхамютов, первобытных охотников на диких оленей.

Возвратившись в город, в университет, Моуэт усердно принялся за изучение зоологии. Эта наука должна была пригодиться ему как будущему исследователю диких оленей-карибу, жизнь которых для ученых пока оставалась загадкой. Моуэт сознавал, что изучение жизни оленей послужит предлогом для возвращения на полюбившийся некогда Север. Прочитывая книгу за книгой, он стал понимать, что далекий Север — это не только мир застывших рек и озер, но живая земля, в которой текут быстрые реки, сияют озера, отражающие голубое летнее небо, с берегами, покрытыми цветами. Далекий Север — это родина бесчисленных птиц, белых лисиц-песцов и диких оленей.

Товарищи Моуэта, занявшиеся после войны прибыльным бизнесом, приносившим большие доходы, посмеивались над его «неприбыльной» мечтой. Один из таких товарищей оказал Моуэту неожиданную услугу. Дядюшка этого приятеля пересек некогда неведомую арктическую страну Баренс, и в его путевых записках, хранившихся в семейном архиве приятеля, Моуэт нашел много такого, что ему было еще неизвестно.

Его заинтересовала эта почти неведомая холодная страна, в центральной части которой жили люди, почти не общавшиеся с цивилизованным миром, никогда не видевшие железных дорог, пароходов, не ведавшие о существовании на земле шумных больших городов. Основательно изучив имевшиеся материалы, Моуэт выехал на север Канады с целью проникнуть в таинственную страну, о которой путешественники и исследователи знали мало. Официальной целью его путешествия было обследование жизни диких оленей-карибу, но еще больше увлекала надежда встретиться с людьми, жившими в стране, почти неведомой белому человеку.