Хотя доступ к свободному месту был случайным аспектом многих назначений, в случае некоторых назначений он, по-видимому, был основным достоинством. Например, перед комнатой для инсулинового шока, примыкавшей к приемной палате в одном из отделений, была маленькая передняя, где медсестры могли прилечь и приготовить еду для пациентов, отходивших от шока. Некоторые пациенты, которым удавалось получить работу помощников в этой комнате, могли наслаждаться тихой медицинской атмосферой, поддерживавшейся там, а также отчасти вниманием и заботой, обращенной на тех, кто находился в шоке; в этой передней они могли выйти из роли пациента, расслабиться, покурить, начистить свои ботинки, посмеяться с медсестрами и сделать себе кофе.
Некоторые свободные места, нахождение в которых не приветствовалось, располагались, как ни парадоксально, в центральных частях зданий[386]. В одном из старых зданий главный коридор, в который выходили двери административных кабинетов, был большим, имел высокие потолки, и в нем было прохладно летом; его под прямым углом пересекал коридор двенадцати футов шириной, по которому можно было через закрытую дверь попасть в палаты. По обе стороны этого темного алькова стояли скамьи, и в нем были автомат с колой и телефон. Как в главном коридоре, так и в алькове царила атмосфера административной гражданской службы. Официально пациенты не должны были «болтаться» в этом алькове, и в некоторых случаях их даже предупреждали, что им не следует появляться в коридоре. Однако некоторым пациентам, хорошо известным персоналу и исполнявшим определенные поручения, разрешалось сидеть в алькове, где их можно было застать в жаркие летние дни пользующимися своими правами настолько, что они играли в карты и в целом чувствовали себя свободными от больницы, хотя при этом сидели в одном из ее центров.
Компенсаторное использование свободных мест было одним из самых ярких примеров кустарного изобретательства в больнице. Пациенты, помещенные в изолятор, иногда проводили время, смотря в уличное окно, если они могли до него добраться, или в смотровое окошко в двери, опосредованно следя за активностью во дворе или в палате. Некоторые пациенты-мужчины в палатах для тяжелобольных состязались друг с другом за место на подоконнике; завоевав его, они садились на подоконник, сворачивались клубком в оконном проеме и смотрели через решетки на улицу, прижавшись носом к стеклу, что позволяло им в определенной мере отстраниться от палаты и освободиться от ее территориальных ограничений. Пациенты, имевшие право выходить на территорию больницы, иногда занимали скамейки, стоявшие ближе всего к внешнему забору, и проводили время, наблюдая за тем, как обычные люди ходят и ездят мимо больницы, что вызывало у них ощущение определенной сопричастности свободному внешнему миру.
Можно сказать, что чем более неприятна обстановка, в которой приходится жить индивиду, тем легче различные места становятся свободными. Так, в некоторых из худших палат, в которых лежали до шестидесяти пациентов, многие — в состоянии «регресса», проблема нехватки персонала в вечернюю смену (с ι6:οο до оо: оо) решалась тем, что всех пациентов сгоняли в комнату отдыха и блокировали вход, так что за всеми пациентами в палате могла следить одна пара глаз. Это время совпадало с концом рабочего дня медицинского персонала, с наступлением темноты зимой (что было легко заметить, так как в палате не хватало искусственного света) и — часто — с закрыванием окон. В это время и без того мрачная атмосфера становилась еще мрачнее, что приводило к усилению негативных эмоций, напряженности и склок. Некоторым пациентам, чаще всего — тем, которые были согласны подметать пол, подготавливать кровати и укладывать других пациентов спать, позволяли оставаться вне этого загона и свободно бродить по опустевшим коридорам между спальней и служебными помещениями. В это время в любом месте за пределами комнаты отдыха становилось тихо, и персонал придерживался в этих местах относительно доброжелательного определения ситуации. Пространство, запретное для большинства пациентов, вследствие этого же запрета становилось свободным местом для избранных.
II
Свободные места того типа, о котором до сих пор шла речь, использовались целыми категориями людей: использующий их пациент должен был мириться с тем, что другие пациенты, к которым он не имел никакого отношения, тоже имели или могли иметь к ним доступ; с этими местами не была связана эксклюзивность или чувство собственности. В некоторых случаях, однако, группа пациентов присовокупляла к своему праву доступа в свободное место право собственника не пускать на свою территорию других пациентов без соответствующего приглашения. В подобных случаях можно говорить о групповых территориях[387].
В Центральной больнице групповые территории были слабо развиты и представляли собой лишь способ расширения права пользования определенным пространством, которым пациенты обладали легитимно. Например, в одном из отделений непрерывного ухода рядом с одной из палат была застекленная веранда с бильярдным столом, карточным столом, телевизором, журналами и другим оборудованием для досуга. Здесь санитары и зарекомендовавшие себя пациенты из высшего класса, давно находившиеся в больнице, общались на равных, обсуждая новости больницы, словно в офицерской столовой. Санитар мог привести сюда свою собаку, чтобы показать присутствующим, обговорить при случае дату похода на рыбалку с пациентами, имевшими право выхода в город, и обсудить с собравшимися программу скачек, шутя и посмеиваясь над уже сделанными или потенциальными ставками. Игра в покер, которую санитары и пациенты устраивали здесь по выходным, делала санитаров отчасти зависимыми от пациентов, как и то, что в этом месте санитар мог спокойно и открыто есть еду, принесенную ему с кухни для пациентов, что было запрещено. Санитары могли наказывать шумных пациентов, но вряд ли могли делать это без молчаливого одобрения со стороны других присутствующих пациентов. Это был явный случай фратернализации, который любопытным образом контрастировал с отношениями, устанавливавшимися между психиатрами и теми пациентами, к которым они проявляли интерес. Кроме того, санитары и пациенты сообща пытались держать пациентов из других отделений подальше от комнаты, в особенности — от игры в покер.
Точно так же, как назначения, благодаря которым пациенты приобщались к рабочей среде персонала, могли открывать этим пациентам доступ к определенному свободному месту, такое место, к которому официально приписывалось небольшое число пациентов, могло становиться их территорией[388]. Например, один из кабинетов в досуговом центре был закреплен за несколькими пациентами, которые активно участвовали в подготовке еженедельной газеты пациентов. Здесь у них не только были те же условия работы, что и у сотрудников любой мелкой фирмы; они также ожидали, что другие пациенты не будут докучать им без веских причин. Часто, когда у члена этой группы не было срочного задания, он мог, устроившись поудобнее в офисном кресле и положив ноги на стол, тихо листать журнал, попивая газировку, покуривая сигарету или наслаждаясь каким-либо другим подарком от персонала досугового центра, то есть пользоваться правом на приватность и контроль, которое можно оценить, лишь сопоставив с обыкновенными больничными условиями.
Досуговый центр служил групповой территорией и в другом отношении. Около шести пациентов были приписаны к нему для помощи по хозяйству и уборке. В качестве негласного поощрения за их работу им предоставлялись особые права. По воскресеньям после того как они вымыли полы и убрали мусор, оставшийся со вчерашнего вечера, и до открытия здания поздно утром место принадлежало им. Они заваривали кофе и брали из холодильника пирожки и печенье, раздобытые ранее, когда они помогали на кухне. Они могли на несколько часов брать со стола директора обе воскресные газеты, которые регулярно доставлялись в досуговый центр. На протяжении пары часов после уборки, пока остальные пациенты, имевшие право выходить на территорию больницы, толпились у двери, ожидая, пока их впустят, эти работники могли наслаждаться тишиной, комфортом и чувством контроля. Если один из них опаздывал на работу, он проталкивался через толпу у двери и кто-то из соратников впускал его внутрь, не давая войти остальным.