(Более умеренные примеры того же самого процесса можно встретить в военно-воздушных силах и на факультетах университетов, где в периоды общенациональных кризисов очень молодые люди могут занимать очень высокие посты.) И помимо исключения возраста, в некоторых радикальных тотальных институтах их новым членам могут давать новые имена, которые (по-видимому) символизируют разрыв с прошлым и включение в жизнь учреждения.

Учреждению нужна определенная степень непроницаемости, чтобы поддерживать дисциплину и стабильность. Подавляя внешние социальные различия, тотальный институт может воспитывать чувство гордости за него. Так, в государственной психиатрической больнице небольшое число пациентов с высоким социально-экономическим статусом могут служить для всех доказательством того, что пациент психиатрической больницы — особая роль, что данный институт — не просто свалка, на которую отправляют отбросы из низших классов, и что подобная судьба постигла постояльца не из-за его социального происхождения. То же самое можно сказать о роли «богатеев» в британских тюрьмах и монахинь благородного происхождения во французских женских монастырях. Кроме того, если институт настроен воинственно, как в случае некоторых религиозных, милитаризированных и политических объединений, частичное аннулирование внешних статусных различий внутри института может служить постоянным напоминанием о несовместимости и враждебности между институтом и окружающим его обществом. Следует отметить, что, подавляя подобным образом существующие вовне различия, самый жесткий тотальный институт может становиться самым демократичным; в сущности, уверенность постояльца в том, что с ним обращаются не хуже, чем с его товарищами, может не только угнетать, но и служить источником поддержки[244]. Однако ценность непроницаемости для тотальных институтов не безгранична.

Я уже описал роль представителя, которую могут быть обязаны исполнять сотрудники высшего звена. Поскольку они должны действовать тактично и эффективно во внешнем обществе, лучше набирать их из той же небольшой социальной группы, из которой набирают лидеров других социальных единиц в обществе. Кроме того, если все сотрудники набираются из той страты окружающего общества, которая прочно и легитимно занимает более высокое положение, чем страта, из которой происходят все постояльцы, тогда расслоение окружающего общества будет, по всей видимости, закреплять и делать устойчивой власть персонала. Примером служили Вооруженные силы Британии до Первой мировой войны, так как в них все рядовые говорили на «простонародном» языке, а офицеры — на английском частных школ, свидетельствовавшем о так называемом «хорошем образовании». Точно так же, поскольку ремёсла, занятия и профессии тех, кто становится постояльцами, часто необходимы внутри института, персонал, по понятным причинам, будет позволять и даже поощрять определенный перенос ролей[245].

Проницаемость тотального института может, таким образом, иметь разные последствия для его функционирования и сплоченности. Прекрасной иллюстрацией служит шаткое положение низшего персонала. Если институт достаточно проницаем для общества, тогда сотрудники низшего звена могут быть такого же или даже более низкого социального происхождения, что и постояльцы. Являясь носителями той же культуры, что и культура домашнего мира постояльцев, они могут служить естественным каналом коммуникации между высшим руководством и постояльцами (хотя этот канал часто закрыт для восходящей коммуникации). Но по той же причине им будет сложно поддерживать социальную дистанцию с теми, за кого они отвечают. Как показал недавно один исследователь тюрем, это может только усложнять роль надзирателя, делая его еще более доступным для насмешек постояльцев и укрепляя их ожидание, что он будет нестрогим, благоразумным и сговорчивым[246].

Каковы бы ни были достоинства и недостатки непроницаемости и сколь бы радикальным и воинственным ни казался тотальный институт, его стремление к перетасовке статусов всегда будет ограниченным, а социальные различия, уже утвердившиеся в окружающем обществе, будут тем или иным образом использоваться, поскольку иначе институт не сможет вести необходимые дела с обществом и признаваться им. Судя по всему, в западном обществе нет тотальных институтов, совместное проживание в которых было бы организовано совершенно без учета пола постояльцев, а в тех из них, которые, вроде женских монастырей, кажутся свободными от социально-экономического расслоения, работу по хозяйству на самом деле чаще всего выполняют выходцы из крестьян, точно так же как в наших знаменитых интегрированных психиатрических больницах уборкой мусора занимаются, как правило, только чернокожие постояльцы[247]. Аналогичным образом в некоторых британских интернатах мальчикам благородного происхождения могут прощать большее количество нарушений местных правил[248].

Одно из самых интересных различий между тотальными институтами заключается в социальной судьбе покинувших их постояльцев. Обычно они оказываются географически рассеянными; различается степень, в которой, несмотря на эту дистанцию, поддерживаются структурные связи. На одном конце шкалы находятся одногодки-выпускники бенедиктинского аббатства, которые не только поддерживают с ним неформальную связь, но и обнаруживают, что на протяжении всей их последующей жизни их работа и географическое местоположение будут определяться их совместным обучением в монастыре. На том же конце шкалы находятся бывшие заключенные, чье пребывание в тюрьме делает уголовную жизнь их призванием, а их самих — частью опутывающего всю страну подпольного сообщества, которое определяет их дальнейшую жизнь. На другом конце шкалы находятся призывники из одной казармы, которые сразу после демобилизации с головой уходят в частную жизнь и даже не принимают участия в обязательных полковых сборах. Здесь также находятся бывшие пациенты психиатрических больниц, которые старательно избегают всех людей и событий, которые могут иметь какое-либо отношение к их больнице. Посередине между этими полюсами находятся объединения «однокашников» из частных школ и университетов, которые функционируют как добровольные сообщества для распределения жизненных шансов среди знакомых между собой выпускников.

Я определил тотальные институты денотативно, путем их перечисления, а затем попытался указать некоторые их общие характеристики. Сейчас уже существует значительный объем литературы об этих учреждениях, и мы можем перейти от простых предположений к выстраиванию целостной рамки для описания анатомии и жизнедеятельности данного вида общественного животного. Без условно, сходства между тотальными институтами столь явные и повторяющиеся, что мы вправе подозревать, что у их существования есть важные функциональные причины и что эти сходства можно связать воедино и дать им функциональное объяснение. Думаю, когда мы это сделаем, мы станем меньше хвалить и обвинять конкретных суперинтендантов, комендантов, надзирателей и настоятелей и начнем осмыслять социальные проблемы тотальных институтов, обращаясь больше к базовому структурному устройству, общему для всех них.