Для любых учреждений, в особенности — для тотальных институтов, характерны специфические формы выражения почтения со стороны постояльцев, выступающих исполнителями, по отношению к сотрудникам, выступающим получателями. Для этого получатели спонтанных выражений почтения должны обучать других этим формам и принуждать к их использованию. Поэтому одно из принципиальных отличий тотальных институтов от гражданской жизни состоит в том, что в них почтительность формализуется, так что появляются специальные требования и специальные негативные санкции за их несоблюдение; нужно не только вести себя определенным образом, но и подобающе демонстрировать свои внутренние чувства. Проявление определенного отношения, например дерзость, влечет за собой открытое наказание.

У персонала есть стандартные средства, позволяющие частично защититься от такого особого подхода к почтительности. Во-первых, в той мере, в которой постояльцы считаются не-совсем-взрослыми, персонал не должен страдать от недостатка самоуважения из-за необходимости принуждать своих подопечных к почтительности. Во-вторых, иногда, особенно в армии, встречается мнение, что честь надо отдавать не человеку, а мундиру (то есть сотрудник требует почтения не к себе), с которым связано мнение, что «неважно, что ты чувствуешь, если ты этого не показываешь». В-третьих, почтительности могут учить сотрудники нижнего звена, так что высшему руководству остается лишь принимать проявления почтительности к ним, к которой они лично никого не принуждают. Грегори Бейтсон пишет: «По сути, функция среднего члена заключается в том, чтобы приучать третьего члена к тем формам поведения, которых он должен придерживаться при контактах с первым членом. Медсестра учит ребенка, как тому следует вести себя с родителями, точно так же как сержант учит рядового, как тому следует вести себя с офицерами»[237].

Я обсудил некоторые внутригрупповые различия. Помимо того, что ни группа сотрудников, ни группа постояльцев не является гомогенной, простое разделение на персонал и постояльцев иногда может мешать замечать и другие важные факты. В некоторых учреждениях постоялец, пользующийся доверием персонала или назначенный на какую-либо должность, не так сильно отличается по исполняемым функциям и предоставляемым ему привилегиям от персонала низшего звена, охранников; на самом деле иногда человек, занимающий самую высокую позицию в низшей страте, имеет больше власти и авторитета, чем человек, занимающий низшее положение в высшей страте[238]. Кроме того, существуют учреждения, которые обязывают всех своих членов терпеть ряд неудобств, что составляет разновидность коллективных ритуальных лишений, которые можно (по их воздействию) поставить в один ряд с ежегодной рождественской вечеринкой и прочими институциональными церемониями. Хорошие примеры приводятся в литературе о женских монастырях:

Поэтому применительно к некоторым женским монастырям разделять персонал и постояльцев было бы непродуктивно; скорее, в них существует единая коллегиальная группа, внутренне стратифицированная согласно тщательно прописанному порядку рангов. Кроме того, в случае тотальных институтов вроде интернатов было бы неплохо добавлять к стратам учителей и учеников третью страту — сотрудников, отвечающих за хозяйство.

Между тотальными институтами имеются значительные различия в отношении ролевой дифференциации в группах сотрудников и постояльцев и четкости границы между этими двумя стратами. Существуют и другие важные различия, которые я упоминал лишь мельком; я хотел бы остановиться на одном из них.

Новички поступают в тотальные институты с разным настроем. С одной стороны, есть те, кто попадает в них недобровольно, как в случае индивидов, приговоренных к тюремному заключению, направленных в психиатрическую больницу или зачисленных в экипаж корабля. В подобных обстоятельствах представление персонала об идеальном постояльце имеет меньше всего шансов стать реальностью. С другой стороны, есть религиозные институты, которые имеют дело только с теми, кто считает, что это их призвание, и из этих добровольцев отбирают лишь тех, кто кажется наиболее подходящими и чьи намерения выглядят наиболее серьезными. (К этой группе относятся также некоторые учебные лагеря для офицеров и школы политической подготовки.) В этих случаях обращение уже произошло, и остается лишь показать неофиту, какую самодисциплину он должен выработать. Посередине между этими двумя полюсами находятся институты вроде призывной армии, в которых постояльцам приходится служить, но при этом им предоставляется множество возможностей понять, что эта служба оправданна, поскольку, в конечном счете, она в их интересах. Очевидно, тональность тотальных институтов будет значительно различаться в зависимости от того, поступают ли в них добровольно, полудобровольно или же недобровольно.

Помимо переменной способа поступления есть еще одна переменная — насколько открыто персонал старается менять формы саморегуляции постояльцев. В пенитенциарных и трудовых институтах постоялец должен лишь соблюдать стандарты поведения; настроение и внутреннее чувство, с которыми он выполняет свои задания, не представляют официального интереса. В политических лагерях, религиозных учреждениях и институтах интенсивной психотерапии личные чувства постояльца составляют важный предмет внимания. Простого следования рабочим правилам здесь недостаточно, и усвоение постояльцем стандартов персонала является здесь не только побочным результатом, но и действительной целью.

Еще одним измерением вариативности тотальных институтов является то, что можно назвать их проницаемостью, то есть степень, в которой социальные стандарты, поддерживаемые внутри института, и социальные стандарты, поддерживаемые в окружающем его обществе, влияют друг на друга, что приводит к минимизации различий между ними. Этот аспект, кстати, позволяет рассмотреть некоторые динамические отношения между тотальным институтом и обществом, которое одобряет или терпит его.

Как правило, при изучении процедур приема в тотальные институты в глаза бросаются стороны учреждения, свидетельствующие о его непроницаемости, так как процессы лишения и уравнивания, происходящие в этот момент, откровенно идут вразрез с многочисленными социальными различиями, с которыми приходят новички. Совет святого Бенедикта аббату принимается за руководство к действию: «Не должно ему иметь на лица зрения; ни одного любить больше чем другого, разве только найдет кого лучшим в добрых делах и послушании; ни знатного предпочитать обратившемуся из рабства, разве другая какая разумная будет тому причина»[241]. Как уже цитировалось ранее, курсант военного училища обнаруживает, что «обсуждение своего достатка и семейного происхождения табуируется» и что, «хотя жалованье кадета очень низкое, ему не разрешается получать деньги из дома»[242]. За воротами может оставаться даже возрастная система общества, как показывает радикальный пример некоторых религиозных институтов: