После завтрака несколько пациентов оделись, вышли из палаты и вскоре вернулись со швабрами и щетками, с помощью которых принялись странно, механически мыть полы, словно заведенные роботы. Эта внезапная активность удивила меня. Прибежали стажеры и принесли новые дорожки, которыми укрыли отполированные половицы. Как по волшебству появились один или два запоздалых ящика, и внезапно вокруг зацвели летние цветы. Палату было не узнать, настолько она преобразилась. Мне стало интересно, видели ли когда-нибудь врачи, насколько она обычно неприглядна. Я был не менее удивлен, когда после их визита вся эта красота исчезла столь же стремительно, как появилась[220].
Экспозиция института рассчитана, главным образом, на посетителей. Иногда предметом беспокойства выступает посещение конкретного постояльца конкретным посторонним. Часто посторонних не посвящают в то, как функционирует больница, и, как отмечалось выше, они могут выдвигать неудобные требования. В таких случаях сам постоялец может играть важную роль в представлении института. Врач, исследовавший психиатрические больницы, приводит следующий пример:
Ситуацию можно прояснить, указав, что происходило, когда к такому пациенту приходил посетитель. Во-первых, о посетителе сообщали по телефону из головного офиса больницы. Затем пациента развязывали, мыли и одевали. Когда пациент был готов для демонстрации, его приводили в «комнату для посещений», из которой не было видно палату. Если он был слишком сообразительным, чтобы ему можно было доверять, его никогда не оставляли наедине с посетителем. Но, несмотря на эти меры предосторожности, иногда у посетителя возникали сомнения, и тогда все санитары палаты обязаны были обеспечить контроль над ситуацией[221].
Комната для посещений играет важную роль в некоторых тотальных институтах. Обычно как интерьер, так и поведение в ней гораздо больше соответствуют стандартам внешнего мира, чем интерьер и поведение в жилых помещениях, в которых постояльцы проводят большую часть времени. Впечатление о постояльцах, которое тем самым складывается у посторонних, позволяет снизить давление, которое в противном случае посторонние могли бы оказывать на институт. Есть что-то печальное в том, что спустя некоторое время все три стороны — постоялец, посетитель и персонал — осознают, что комната для посещений — всего лишь маскарад и что другие стороны тоже знают это, и, тем не менее, все молча соглашаются поддерживать видимость.
Экспозиция института также может быть рассчитана на посетителей в целом, создавая у них «подобающий» образ учреждения — образ, призванный развеять их смутные опасения по поводу учреждений, в которые люди попадают не по своей воле. Когда посетителям показывают якобы всё, им, конечно, обычно показывают лишь наиболее привлекательных и благонадежных постояльцев и наиболее привлекательные части учреждения[222]. Как уже отмечалось, в больших психиатрических больницах важную роль в этой связи могут играть современные способы лечения, например психодрама или танцевальная терапия, так что у терапевта и его постоянной труппы пациентов в результате длительного опыта может вырабатываться навык исполнения перед незнакомцами. Кроме того, небольшая группа ручных постояльцев может на протяжении многих лет водить посетителей по потемкинским деревням института. Посетители могут легко принять лояльность и социальные навыки этих провожатых за качества всех постояльцев. Право персонала ограничивать, просматривать и цензурировать исходящую почту и часто практикуемый запрет на сообщение любой негативной информации об институте позволяют поддерживать этот образ учреждения среди посетителей, а также отдаляют постояльцев от тех людей во внешнем мире, которым они больше не могут писать откровенно. Часто физическая удаленность учреждения от места, где живут родственники постояльцев, не только скрывает «условия» внутри института, но и превращает семейное посещение в нечто вроде праздничной экскурсии, к которой персонал может обстоятельно готовиться.
Конечно, посетителем может быть и официальное лицо, институциональный посредник между высшим руководством учреждения и органом, контролирующим весь класс подобных институтов; в таком случае подготовка к экспозиции, скорее всего, будет особенно тщательной. Пример можно найти в описании (на тюремном жаргоне) жизни в британской тюрьме:
Время от времени в эту тюрягу, как и во все остальные тюряги страны, приезжает комиссар. Это очень большой день для вертухаев и комендантов; за день до его прибытия они устраивают большую уборку, драят полы, полируют трубы, вычищают все закоулки. Прогулочный двор подметают, клумбы с цветами пропалывают, а нам говорят, чтобы наши камеры были чистыми и опрятными.
Наконец, этот день настает. Комиссар обычно носит черное пальто и черный иденовский хомбург, даже летом, и часто зонтик. Я не особо понимаю, почему они так трясутся из-за него, ведь все, что он делает, это приезжает, обедает с комендантом, совершает короткий обход по тюряге, садится в свою большую машину и уезжает обратно. Иногда он делает обход как раз, когда нас кормят, и может пристать к кому-нибудь: «Как еда? Жалобы есть?» Ты смотришь сначала на коменданта, потом на начальника охраны (потому что они везде его сопровождают, пока он в тюряге) и отвечаешь: «Никаких жалоб, сэр»[223].
Какое бы значение ни имели эти посещения для стандартов повседневной жизни, они напоминают всем в учреждении, что институт — не совсем самостоятельный мир и что он имеет определенные бюрократические связи со структурами общества и подчиняется им. Экспозиция института, какова бы ни была ее аудитория, также может сообщать постояльцам, что они находятся в лучшем институте своего класса. Постояльцы на удивление легко готовы поверить в это. Благодаря этой вере они могут чувствовать, что обладают некоторым статусом в окружающем мире, пусть даже благодаря тем же обстоятельствам, которые отделяют их от этого мира.
То, как происходит экспозиция института, говорит нам кое-что о процессе символизации в целом. Во-первых, обычно экспонируется новая, современная часть института, которая будет меняться по мере появления новых практик или оборудования. Так, когда в психиатрической больнице вводится в эксплуатацию новое здание, сотрудники, работающие в предыдущем «новом» здании, могут испытывать облегчение, поскольку их роль образцовых сотрудников и официальных встречающих переходит к кому-то другому. Во-вторых, экспозиция определенно не должна быть связана с откровенно церемониальными аспектами института вроде цветочных клумб или накрахмаленных занавесок, наоборот, часто упор делается на утилитарные объекты, такие как современное кухонное оборудование или хорошо продуманный хирургический кабинет; на самом деле такое оборудование могут приобретать исключительно для экспозиционных задач. Наконец, экспозиция любого элемента будет неизбежно предполагать ряд выводов; хотя они вряд ли способны сравниться с впечатлением, которое данный элемент производит при его демонстрации, они тем не менее могут иметь важное значение. Демонстрация в фойе тотальных учреждений фотографий, показывающих круг занятий, в которых идеальный постоялец участвует вместе с идеальным персоналом, часто имеет чрезвычайно малое отношение к фактам институциональной жизни, но по крайней мере несколько постояльцев провели приятное утро, позируя для этих снимков. Сделанные постояльцами фрески, которые с гордостью размещают на видном месте в тюрьмах, психиатрических больницах и других учреждениях, свидетельствуют не о том, что все постояльцы с воодушевлением занимаются живописью или что обстановка вдохновила их на творчество, а о том, что по крайней мере одному постояльцу позволили с головой уйти в работу[224]. Еда, которую подают во время инспекций и дней открытых дверей, может предоставить хотя бы однодневный отдых от привычных блюд[225]. Благоприятный образ учреждения, создаваемый внутренним периодическим изданием и театральными постановками, имеет по крайней мере некоторую связь с действительной жизнью небольшой группы постояльцев, участвующих в осуществлении этих церемоний. А шикарное здание приемного покоя с несколькими комфортабельными палатами может создать у посетителей впечатление, верно отражающее условия жизни существенной части постояльцев.
