За столом стало совсем тихо.
— Послушай, Тарасов, — сказал Малышев. — И откуда в тебе столько злобы? По-моему, ты просто удовольствие получаешь, говоря человеку в лицо гадости. Хлебом тебя не корми, дай только оскорбить ближнего. Я еще строки не написал, я еще только думаю, как и о чем писать, а ты уже обвинил меня, ярлык навесил: полуправда... Я хочу понять: зачем тебе это надо? Самоутверждаешься, что ли, таким образом? Удовлетворяешь свое больное самолюбие? Сам никогда ничего толком не создал, так и другим надо помешать. Да?
— Ребята! — крикнула жена Тарасова Татьяна Васильевна. — А ну-ка успокойтесь! Алеша, ты что?
— А ничего! — сказал Малышев. — Противно!.. Человек делом занят, так нет, обязательно надо вылить ему на голову ушат холодной воды. Мизантроп несчастный. Лентяй и мизантроп...
Витя Тарасов пожал плечами и спокойно предложил:
— Хорошо, давай отложим этот разговор.
— Не отложите, а прекратите, — приказала Таня. — Еще чего вздумали! Друг без друга жить не могут, а как сойдутся — пух и перья летят. Все! Хватит! Я запрещаю. Индюки.
* * *
— Что-то я не помню вашей статьи о Демидове, — сказал Малышеву следователь Парамонов. — Пропустил, наверное.
— А никакой статьи еще и не было, — ответил Малышев. — На днях состоится суд над клеветником Демидовым. Тогда только и можно будет писать.
— Понятно, — кивнул Парамонов.
Вопросов к Малышеву у следователя больше не было.
Алексей Ильич мог встать, распрощаться и уйти. Однако Малышев не уходил. Сидел в кабинете у Парамонова и молчал. И Парамонов молчал тоже.
— Скажите, — спросил Малышев, — а самоубийство Тарасова вы совершенно исключаете?
— Да, — ответил Парамонов, — совершенно... Осмотр места происшествия и все прочее не оставляют никаких сомнений. Тарасов был убит. Убит страшно, жестоко...
Глава четвертая
Несколько дней назад, шестнадцатого августа, жительница поселка Радужный Котельской области — от Туранска это полторы тысячи километров — Дарья Ивановна Савицкая с внучкой Леной торопилась к восьмичасовому автобусу Котел-Мозговое.
Шли лесом. До шоссе оставалось метров триста.
Вдруг девочка остановилась, вцепилась бабке в ладонь.
— Бабушка, смотри!
На тропинке, плашмя, раскинув руки, лежал в штормовке мужчина. В двух шагах от него, зацепившись за куст, висела полотняная кепка. В стороне валялся походный рюкзак.
Дарья Ивановна подумала было: пьяный. Но по лицу и голове мужчины спокойно ползали мухи. А на штормовке растекалось большое, вполспины, бурое пятно. И, холодея от страха, Дарья Ивановна поняла, что это кровь.
Девочка, уткнувшись бабке в живот, плакала и кричала:
— Я боюсь! Я боюсь, бабушка!
А Дарья Ивановна, крепко прижав ее лицом к себе, без конца повторяла:
— Не смотри, девочка... Зачем тебе видеть?.. Не смотри, не надо...
Сама же она лихорадочно соображала, что ей теперь делать.
Сомневаться не приходилось: здесь, на тропинке, совсем недавно произошло нападение. Скорее всего, даже убийство. Ее, Савицкую, это никак не касалось. Она и знать ничего не хотела, кто кого и за что убил. Мужчина на земле лежал нездешний, совершенно ей незнакомый. И первая ее мысль была: пройти мимо, не задерживаться, не встревать.
Но с места Дарья Ивановна не сходила.
Мужчина лежал поперек тропинки. Чтобы идти дальше, надо было через него перешагнуть. Ноги, однако, ее не слушались. И девочка вцепилась в подол, не давала шагу ступить. Дарья Ивановна подумала о том, что внучке молчать уже не прикажешь, в поселке обязательно все узнают. И как тогда объяснишь, почему, обнаружив мертвеца, она никому ничего не заявила?
Прижимая к себе девочку и все еще не в силах отвести взгляд от страшного мужчины, Дарья Ивановна попятилась назад.
А потом, схватив внучку за руку, бегом бросилась назад к поселку.
Дежурный в милиции что-то выяснял у шофера задержанного КамАЗа.
Сбивчивый рассказ Дарьи Ивановны милиционер выслушал с явным недоверием.
— А не померещилось тебе, бабуля? — спросил он. — Приедем, а мертвец твой, глядишь, и проспался? Уже и след простыл?
— Может быть, конечно, — с облегчением сказала Дарья Ивановна. — Я, значит, тогда пойду?
— Надо было его пошевелить, — сказал милиционер. — Послушать, дышит человек или нет.
— Я испугалась, — призналась Дарья Ивановна. — По лицу его вот такие мухи ползали.
— Мух ты, что ли, испугалась? — пошутил милиционер, и шофер КамАЗа с готовностью засмеялся.
— Ага, мух, — сказала Дарья Ивановна. — Ползали, как на неживом.
— А ран, повреждений никаких не заметила?
— Ран я не заметила, — сказала Дарья Ивановна. — А вот штормовка со спины вроде бы кровью пропиталась. Только уже высохла.
Милиционер посмотрел на нее и, ни слова не говоря, вышел из кабинета.
— Сейчас, девочка, пойдем, — сказала Дарья Ивановна внучке. — Может, и правда мне все померещилось. Кровь, не кровь, откуда я знаю? Человек спит, а мы с тобой испугались. Да?
Но милиционер вернулся и сказал, что на место происшествия отправится наряд. Дарья Ивановна должна показать, где она видела мертвого мужчину.
Опять туда брать внучку ей очень не хотелось. Но девочка крепко держала Дарью Ивановну за руку и ни за что не отпускала.
Вот так они и поехали: Дарья Ивановна с внучкой, женщина-врач с чемоданчиком, молодой следователь и шофер. Его звали Степановым.
К самому месту машина подойти не смогла. Дарья Ивановна показала, где утром лежал неизвестный, а сама с девочкой осталась ждать в машине.
Не было их долго. Наверное, с полчаса.
Наконец следователь и шофер возвратились за носилками.
— Ну что, живой? — с надеждой спросила Дарья Ивановна.
— Был когда-то живой, — сказал шофер. — Но что характерно: человека зарезали, а денежки в бумажнике — целехонькие. Не тронули.
— Носилки тащи, Шерлок Холмс, — велел следователь. — Что характерно!
— И много денег? — сгорая от любопытства, поинтересовалась Дарья Ивановна.
— Погулять хватит, — сказал шофер, вытаскивая носилки. — Двести шесть рублей.
— Ах ты боже мой! — вздохнула Дарья Ивановна.
...Кроме двухсот шести рублей, железнодорожного билета из города Туранска до станции Котел, фотографии моложавой женщины, снятой рядом с девочкой в школьной форме, в бумажнике убитого был также обнаружен паспорт на имя Тарасова Виктора Сергеевича, 1940 года рождения, прописанный в городе Туранске по Второй Заозерной улице, дом 3, квартира 19.
Глава пятая
Женщина, изображенная на фотографии, найденной в бумажнике Тарасова, его жена Татьяна Васильевна, в эту пору болела.
Всю неделю она ходила на работу с гриппом и с высокой температурой. Отлежаться не было никакой возможности: в театре готовилась премьера, а она — художник. Режиссер нервничал, актеры нервничали. Да и не зима же на дворе — лето. На улице теплее, чем в квартире.
И вот результат: воспаление легких.
Районный врач, властная энергичная дама, накричала на нее, уложила в постель, заявила, что она выставит у дверей караул и доложит мужу.
— Не доложите, — улыбнулась Татьяна Васильевна. — Он в отпуске.
— Ничего, разыщем, — возразила врач. — В Сочи где-нибудь гуляет или в Ялте?
— Не угадали, — сказала Татьяна Васильевна. — У него своя манера отдыхать. Сел в поезд — и куда глаза глядят. А потом вызывает тебя междугородняя. Какая-нибудь Тмутаракань.
— Ну так вот, — сказала врач. — Когда позвонит, доложите, что ведете себя отвратительно. А лучше всего, пускай сам поскорее возвращается домой. Ухаживать-то есть кому? Родные, дети?
