Мне потом говорили: «Дав за насос взятку, уступив вымогателю, ты принял самое простое и легкое решение». Да нет, совсем нелегко идти на нарушение и чувствовать, как ты зависим и беззащитен перед вымогателем. Но ведь при всех моих стараниях насоса я так и не получил, а вымогатель готов был помочь — немедленно и сразу. И я решился...

Прекрасно понимал, что ставлю себя под удар, что рискую своей безупречной до тех пор репутацией, но наивно считал, что по-человечески, как производственник и хозяйственник, всем все сумею объяснить и меня поймут. Бывшие мои сотрудники могут подтвердить, как я им говорил: «Я же не на дачу себе беру этот насос, не в карман его кладу, меня заставляет отчаянное и безвыходное положение нашего предприятия...» Думал: ну выговор мне объявят, с работы снимут. Тюрьмы, честно скажу, я не ждал...

Я пострадал, пострадал очень сильно. Пострадала и моя семья. Но пишу это письмо не только для того, чтобы как-то объяснить свой собственный поступок, но и затем, чтобы сказать тем хозяйственникам, которые сейчас на свободе и тоже, может быть, решают свои больные сиюминутные производственные проблемы: остановитесь, задумайтесь, не нарушайте закона! Не существует таких поводов, ради которых можно было бы нарушить закон. Слишком тяжелая эта ноша — быть осужденным, даже если преступление ты совершил не из корысти, а для дела. Нет такого дела, ради которого можно было бы совершить преступление.

И еще я хочу обратиться к тем работникам вышестоящих хозяйственных учреждений, которые по должности обязаны создавать на подчиненных им предприятиях нормальные производственные условия: не перекладывайте свою работу на плечи нижестоящих, не отмахивайтесь от них как от назойливых мух. Не толкайте их на преступление! Вы, конечно, чисты перед законом, к вам не обращались: «Подсудимый, встаньте!», вас не разлучали с семьей и с обществом на долгие шесть лет. Да только чиста ли ваша совесть?

Я верю, я очень верю, что наступает время, когда ради дела никому и никогда не придется нарушать закон.

А. Жигаев, осужденный, бывший главный инженер Краснопресненского ППЖТ».

Ох какой шквал читательской почты вызвала эта новая публикация.

«Прочла исповедь А. Жигаева и до сих пор не могу успокоиться, — писала читательница из Пензы. — На глазах слезы, а на сердце камень. Не будет преувеличением сказать, что все мы, каждый по-своему, в ответе за эту трагическую судьбу». «Если бы в свое время меня схватили за руку, как уважаемого мною Анатолия Борисовича Жигаева, то мне надо было бы влепить лет эдак двадцать, — признавался в своем письме инженер из города Донецка. — Потому как, не пускаясь во все тяжкие, не нарушая законы и инструкции, мне и моим товарищам не удалось бы создать изобретение, удостоенное впоследствии Государственной премии СССР». «Не надо доказывать, что никому и никогда нельзя нарушать законы, — размышлял юрист из Омска. — Но давайте же наконец называть вещи своими именами. Знаете ли вы хоть одного хозяйственника, который бы не стоял перед выбором: либо не сделаю дела, либо совершу нарушение. Дилемма — дикая, нелепая, трагическая и противоестественная. Но она существует!» «Кому выгоден хозяйственник-преступник? — спрашивал педагог из Москвы. — Тому прежде всего, кому невыгодна экономическая и организационная перестройка хозяйства, кто держится за старые рычаги и критерии, кто по-новому работать не умеет или не желает».

Проблемы, связанные с историей инженера А. Б. Жигаева, редакция «Литературной газеты» решила вынести на обсуждение специального «круглого стола». В работе его приняли участие наши видные юристы, экономисты, философы, деятели науки и практические работники.

Вот некоторые выдержки из его стенограммы.

Заместитель директора Центрального экономико-математического института, член-корреспондент АН СССР Н. Я. Петраков:

— ...Пока ученые, практики, журналисты и драматурги бойко обсуждают вопрос, как решить стоящие сегодня острые экономические проблемы, жизнь идет своим чередом, и появляется тип «бескорыстного преступника», нарушающего закон в интересах общества, вершащего, так сказать, свой хозяйственный самосуд. Благородные Деточкины из кинофильма «Берегись автомобиля» оказались реальными (и распространенными) фигурами в нашей экономике... Но я спрошу: а до того еще, как «благородный Деточкин» дал за насос взятку, совершил свое преступление, разве уже не было совершено совсем другое преступление? Кем? А теми людьми, которые отвечают за материально-техническое снабжение производства... Правда, сегодня снабженцы из министерства вам скажут: «Позвольте, но не мы же делаем насосы. Мы распределяем только то, что нам отпускают. Вот если нам дадут права...» Верно! Если тем же снабженцам дадут все необходимые права, то и ответственность за «неснабжение» будет на них возложена уже не чисто эфемерная, символическая, как сегодня, а самая реальная, настоящая: административная, материальная, а может быть, и уголовная. Потому что права и обязанности — это своеобразные «сиамские близнецы», и получение прав обычно тянет за собой и груз ответственности...

Доктор философских наук, профессор В. И. Толстых:

— ...Проблему «бескорыстного преступника» можно, пожалуй, сформулировать так: он — трагическая жертва такого разделения труда, когда одни решают, ни за что или почти ни за что не отвечая, а другие отвечают, ничего или почти ничего не решая.

Директор Института государства и права АН СССР, академик В. Н. Кудрявцев:

— ...Когда читатели газеты возмущаются тем, что хозяйственников, ставших жертвой различных экономических неурядиц, судьи приговаривают, бывает, к длительным срокам лишения свободы, я возмущаюсь вместе с читателями. Думаю, по отношению к таким нарушителям очень часто может быть применена мера наказания, не связанная с лишением свободы. Для этого совсем не надо менять закон! Надо только умело, с толком им руководствоваться. Достаточно сказать, что действующий закон предусматривает более десятка оснований, по которым виновного можно не лишать свободы или вообще освободить от наказания. И если судья не умеет или не хочет воспользоваться всей палитрой предусмотренных законом средств, значит, он плохой, неумелый судья.

Выступления газеты, прозвучавшее в них неравнодушное общественное мнение в конце концов возымели действие. Скоро редакция получила сообщение о том, что прокурор города Москвы опротестовал приговор, вынесенный А. Б. Жигаеву, а Московский городской суд протест этот удовлетворил. Сочтя возможным не изолировать Жигаева от общества, суд назначил ему условное наказание с обязательным привлечением к труду.

А еще через несколько месяцев в редакции зазвонил телефон, и я услышал в трубке голос Анатолия Борисовича:

— Здравствуйте... Спешу сообщить вам, что я наконец дома, живу в Москве. Поступил на работу. Жизнь, кажется, налаживается. Большое спасибо газете...

Порадоваться бы, вздохнуть с облегчением! А между тем на столе у меня уже лежало новое письмо, и опять от очередного «хозяйственного Деточкина».

Сколько же их, таких неравнодушных, совестливых бедолаг, которые видеть не могут, как страдает, гибнет дело, и потому на преступление идут, как на подвиг!

Автор этого нового письма — житель поселка Кутулик Иркутской области Х. Х. Шангареев.

«...Через пятнадцать дней, — писал Х. Х. Шангареев, — кончается срок отсрочки приговора суда, взятой мною, чтобы оставить небольшой бюджет для семьи, так как сколоченное годами трудовое сбережение конфисковано. А также я хочу побыть немного возле старой больной матери. Уважаемый Александр Борин! Простите меня за это нескладное письмо и неразборчивый почерк. Прочел ваш очерк о Жигаеве, всплыли в памяти бессонные ночи, слезы родных, закомых и свое горе. Разволновался и решил сразу сесть и написать вам. Помогите мне, пожалуйста».