Игорь Степанович Беляев и Матвей Ильич Кудинов сидели на веранде.

Молчали. Курили.

— ...Одно плохо, — Беляев затянулся сигаретой. — Нинка совсем заклинилась. Доводит детей своими истериками.

— Страдает же, — сказал Кудинов.

— Но о детях она обязана думать? — Игорь Степанович повысил голос.

— А ты пойди объясни ей, что она неправильно страдает, — сказал Кудинов.

Разговор оборвался.

— А все от уязвленного женского самолюбия, — сказал Беляев. — Обидно, конечно, что муж ушел. Но во сто крат обиднее, что подружки языки распустят.

— И это ей объясни, — посоветовал Кудинов.

Беляев окинул его взглядом.

— Вот ты от Ольги никогда не уйдешь, — неожиданно объявил он.

— Так говоришь, словно меня осуждаешь, — засмеялся Кудинов.

— Не осуждаю, но готов объяснить, почему не уйдешь, — сказал Беляев. — Может быть, слишком любишь ее, не увлечешься другой женщиной? Ерунда, в жизни всякое бывает... Побоишься страдания жене причинить? Прости, не верю... Ты себя убедишь, что тебе долг не позволяет... А что такое долг, знаешь? Слабые люди прячутся за него, чтобы поступков не совершать. Когда не хватает пороху, вот тогда и вспоминают: «Ах да, долг»!

Кудинов молчал.

— Только сестре моей от этого не много будет счастья, — жестко сказал Беляев. — Женщины отлично понимают, когда жить без них не могут, а когда по долгу службы.

— Забавно, — сказал Кудинов.

— Что именно? — не понял Беляев.

— Ты вот не говоришь: «Я устоять не смог», а говоришь: «Я поступок совершил». Сильные люди тоже, выходит, прячутся за слова?

Беляев не обиделся. Снисходительно рассмеялся.

— Слушай, — спросил он, — а чего это Ольга на меня волком смотрит? Боится, что дурной пример тебе показываю?

— Не знаю, — сказал Кудинов. — Не задумывался.

Старик Степан Алексеевич Беляев сидел один в глубине сада. Могло показаться, что он дремлет. Но он просто спрятался от людей.

На аллее появился Терехин с сыном.

— Здравствуйте, — сказал Терехин.

Старик открыл глаза.

— Здравствуй, — ответил он.

Терехин неловко потоптался.

— Я Терехин, — сказал он. — Шофер с комбината.

— Ну и что? — спросил старик.

— Я вам адрес подносил. На юбилей. Не помните?

— Тебя или адрес?

— Меня.

— Нет, не помню.

Терехин кивнул.

— А сейчас чего пришел? — спросил старик. — Еще один адрес принес?

— Да нет. — Терехин засмеялся. — Мы к Ольге Степановне, — он погладил сына по головке.

— Дома она не принимает, — сказал старик.

— А нам и не надо, — согласился Терехин. — Передайте только, чтоб не ждала завтра... Мне с ночи в рейс.

— А зачем это ей ждать тебя? — подозрительно спросил старик.

— Так я же в такси работаю, — засмеялся Терехин. — На самосвале людей вожу...

Тем временем Васька с интересом разглядывал ноги старика, обутые в меховые ботинки.

— Дедушка, — спросил он, — а почему ты летом в теплых ботинках?

— Васенька, — сказал Терехин, — мы же с тобой договаривались: к старшим надо обращаться на «вы».

Но старик не уклонился от вопроса.

— Потому что я старый, — сказал он.

— А почему? — поинтересовался Васька.

— Много пожил, — сказал старик.

— А мне уже шесть лет, — сообщил Васька.

— Тоже немало, — согласился старик.

— Я умею яблоки с дерева трясти, — сказал Васька. — Хочешь, натрясу?

— Васенька, — сказал отец, — во-первых, не «хочешь», а «хотите». А во-вторых, не приставай к дедушке.

— Хвастаешь, поди? — усмехнулся старик.

— Честное слово! — возмутился Васька.

— Ну давай натряси.

Мигом Васька был уже на дереве. Град яблок хлынул на землю.

Старик и Терехин смотрели на него.

— На тебя не похож, — сказал старик.

— Вылитая мать, — согласился Терехин.

— У меня тоже оба внука на мать похожи, — неожиданно сказал старик.

— Это к счастью, — объяснил Терехин. — Примета такая есть.

Старик не ответил.

В саду появилась Ольга Степановна.

— Оказывается, у нас гости, — сказала она. — А я думаю: кто это за яблоками повадился?

Терехин засмеялся.

— Мне с ночи в рейс, — сказал он. — Зашел предупредить.

— Надолго?

— Утром обратно.

— Что делать, доберусь.

— А послезавтра как обычно. У остановки.

— Незаменимый человек! — Ольга Степановна показала отцу на Терехина. — На самосвале меня возит. Облепиху обещал. Часы чинит.

— Послезавтра принесу, — сказал он.

— Терехин, — вздохнула она. — Это же просто невозможно. Я в долгу как в шелку.

— Это я вам, Ольга Степановна, кругом обязан, — вежливо сказал он. — Сына мне на ноги поставили.

...Терехины уходили. В рубашке, задранной до подбородка, Васька нес яблоки. То и дело оборачивался и махал старику.

И старик тоже махал ему вслед.

— Пойдем, отец, — тихо сказала Ольга Степановна. — Нас ждут.

Старик ничего не ответил.

Ольга Степановна вдруг прижалась к нему.

— Отец, — сказала она с внезапной нежностью. — Надо смириться. Мы с тобой ничего уже не переменим...

Было раннее утро. Солнце поднималось из-за гор. На деревьях поблескивала свежая роса.

Игорь Степанович Беляев возился у машины. Открыл капот, проверил уровень масла, что-то подкрутил.

Его жена Тамара стояла рядом, наблюдала.

Из дома вышла Ольга Степановна с сумкой через плечо. Направилась к машине.

— Олюшка!

Она обернулась. На пороге стоял Кудинов.

— Да?

Он молчал, только улыбался.

— Ты чего? — не поняла она.

— А ничего, — сказал он. — Просто так.

Спустился с крыльца, подошел к ней, поцеловал.

Она внимательно посмотрела на него.

— Скажите на милость, — сказала. — Какие мы молодые.

— На том стоим! — засмеялся Кудинов.

Игорь Степанович захлопнул крышку капота.

— Дамы, прошу! — объявил он.

Терехин возвращался из рейса.

Руки его свободно лежали на руле. Тяжелая машина шла легко, послушно. «С чего начинается Родина...» — с удовольствием пел Терехин.

Бежевые «Жигули» миновали последние городские постройки. Началось загородное шоссе.

— Почему со мной не села? — недовольно спросил жену Игорь Степанович.

Тамара засмеялась, покосилась на соседку.

— А может, мне с Ольгой Степановной приятнее?

Та промолчала.

Красиво было за окнами, глаз не оторвать. На зеленых склонах горы паслась отара белых овец. Желтели густые ряды спелой кукурузы. То приближаясь к дороге, то отступая от нее, петляла быстрая речка.

По обочинам шоссе все чаще замелькали деревья. Сильно и ровно пел мотор. Шелестели шины по асфальту.

И тут самосвал Терехина будто вырос перед ветровым стеклом «Жигулей».

— Игорь! — закричала Тамара. Зажмурилась и вцепилась в локоть Ольги Степановны.

И бежевые «Жигули» точно вынырнули перед ветровым стеклом Терехина.

— Ку-да? — крикнул он. — Ку‑да? — и резко крутанул руль вправо.

Послышался сильный скрежет металла о металл.

Проехав несколько метров, самосвал остановился.

Терехин выскочил из кабины и увидел, что на мосту, развернувшись поперек дороги, горят «Жигули».

Беляев рывком открыл свою дверцу, оказался на земле, схватился за ручку задней левой дверцы и тут же отпрянул — в салоне «Жигулей» бушевало пламя.