Уже почти стемнело. Серокожие, вероятно, опасались продолжать преследование на людской территории. Мы стояли и вслушивались, но в ответ была только тишина. Чернота, окружающая этот крохотный мирок, надвигалась. Он затухал, как уголек спички: плавно и быстро.
Недалеко находилась тропинка, ведущая к панельной пятиэтажке с фонарем и башенным краном, спускающим на тросе в бездну груз — дом Жана.
Глеб громко сказал, точнее, рявкнул:
— У Француза есть огнемет. Да что там — целый арсенал!
Как будто общаясь невербально, мы все притихли и снова начали вслушиваться. Шум с противоположной стороны совсем не доносился. Вроде и не было ничего.
Мы стояли втроем. Две одинаковые здоровые фигуры культуристов, а посередине я: обычный худощавый нескладный подросток, пытающийся вырастить усы и бороду. Развернувшись спиной к Разделу, я направился к дому Жана. Но с противоположной стороны небольшого котлована резкий окрик Бориса одернул меня:
— Эд, темнеет уже. Нам в другую сторону. Еще к одному другу надо зайти. — Борис с трудом перекидывая свою раненую ногу, выбрался из котлована с заваленной норой. Посмотрев на нас двоих, продолжил. — К Антону надо заскочить. Потом с фонарем дойдем. — Борис указал на маленький фонарик, висевший на поясе.
Пока мы выкарабкивались из котлована, Борис проговаривал, что происходит за нашими спинами, норой и длинной стеной Раздела:
— В норе тихо. Вдоль стены тоже ничего не наблюдаю. Кстати, с кладбища Раздел хорошо просматривается.
Материя, не отбрасывающая тень, тускнела. Мы направились к небольшому возвышению — к краю этого круглого мира, где тающий купол света сходил на нет вместе с редеющими островками из нашего мира. Обогнув несколько черных дыр, мы поднялись на пригорок. Кладбище находилось на возвышении, а заканчивалось обрезанным полукругом, нависшим над безжизненной бездной. Край мира. Тьма поглотила твердь.
Обычное кладбище: невысокие деревья, тропинки, оградки. На надгробиях с датами середины двадцатого века встречались неровно нанесенные красной краской имена, с датами в виде семи палочек и цифр — семь поколений как рассказывал Милош.
Глеб, пробираясь по узким тропам, взглянул на меня.
— Жители этого мира выбирают себе могилу, за которой будут ухаживать. Потом и их подхоранивают рядом с этой могилкой. Вот эта, наша с братом. Но есть и те, кого хоронят на соседних островах. Особенно семейные, и кто живет здесь несколько поколений.
Мы подошли к ухоженной могиле. Многогранный шпиль на постаменте, увенчанный красной звездой. Табличка без фотографии с надписью: «Антон Березов 1/II 1920- 14/X 1951».
Борис вырвал несколько молодых сорняков с могилы и заговорил со мной:
— Здесь есть кислород, вода, но нет солнца, нет испарений. Растет все. У нас даже ягоды есть. Странно… Глеб, а им разве фотосинтез не нужен?
— Нет, — резко проговорил брат и подошел к надгробию. — Эх, Антон, знать бы тебя при жизни. Эд, ты куришь?
— Не курю. Но сигареты есть — друг оставил. — Я протянул пачку Глебу. Он раскурил сигарету и положил на постамент.
— Знаешь, брат. Мне кажется, он был курящий. Да и пьющий. Сколько раз мы здесь у него…
Подойдя ближе, Борис склонил голову. Глядя на табличку, проговорил:
— Мы ненадолго. Но, скорей всего, тебе придется подвинуться. — Борис посмотрел на брата. — К павшим в войне с демонами, уже не успеем. — Следом он уже обращался ко мне. — Мы здесь оказались в решающую стадию войны, когда Хофман со своими ушел к Башне.
— Какой Башне? — перебил я бородача.
— Бетонный короб на другом краю мира. Они там, а мы за стеной Раздела. Есть, демоны, которые не участвуют в конфликте. Те в центре мира, у холма живут. С ними Жан торгует, — Борис повернулся к надгробию и на выдохе закончил диалог с умершим. — Ладно, Антон, нам пора.
Проходя мимо меня, Борис, неудачно ступив больной ногой, чуть не упал на земляной бугорок. Глеб, подхватив близнеца, повел его вперед. Огибая близко расположенные могилы, пытаясь найти путь в сгустившемся сумраке, я обратился с вопросом к братьям:
— Так вы воевали с серокожими до этого?
— Нет. Об этом Хофмане с зонтом мы только слышали. Все последнее время только пытались очистить мир от зверей и русалок.
Неотличимым голосом продолжил второй близнец:
— Не переживай, Глеб, мы его обязательно освободим! — В полутьме показалось, что Борис вытер проступившие слезы рукавом. — Тебе, Эд, мы потом все расскажем. Не просто так мы жили за Разделом и охотились на монстров.
— Да ладно тебе, Борь. — Глеб на мгновение обернулся в мою сторону. — Из-за младшего брата мы и в этом мире оказались, и вдали от людей жили. Юрка… — Услышав недовольство в демонстративном покашливании брата, Глеб продолжил свой путь среди могил в полном молчании.
Свет поблек, краски сменились серыми тонами. Борис снял с пояса фонарик и направил луч в сторону тропинки. Пройдя кладбище, мы спустились к ровной дорожке с перекинутыми через пропасти деревянными мостками. Стена Раздела скрылась где-то вдали, поглощенная опустившейся тьмой. На другом конце тропинки, у дома Жана, загорелся фонарь. Когда мы неспешно проходили очередной мост, идущий сзади Борис, продолжил рассказ:
— Что больше всего удивило меня в этом мире. Даже не удивило, а перевернуло сознание: это наша душа. Каждый человек, когда здесь умирает, испускает из себя субстанцию в виде шара. А во сне столбы света исходят изо лба. Вон, несколько. — Борис похлопал меня по плечу и указал в сторону поселения. Правее дома Жана. Еле заметные светящиеся лучи поднимались от крыш домов и исчезали где-то вдали. — Душа есть! Так и умирать заметно проще. Легче, я бы сказал.
Наш путь пролегал уже вблизи редких строений со светящимися столбами, выходящими через крыши. Борис ненадолго отвел свет фонарика с тропы в сторону: за невысокими оградами простирались зеленые огороды, дальше, на отдельно расположенных островках земли — поля с колосящейся пшеницей.
— Еды тут в достатке, — подытожил Борис и перевел свет фонаря на тропу, идущую между домов.
— Людей в этом мире явно больше, чем демонов. Так что же они не борются с Аваддоном? — задал я вопрос шагающим впереди братьям.
— Они не верят в Ангела тьмы. Или делают вид, что не верят! Если не принимать в расчет зверей, жизнь в этом месте просто райская и беззаботная — они дорожат этим, — произнес Глеб, ускоряя свой шаг.
Борис выключил фонарик. Мы подошли к обрубленной пятиэтажке с котлованом, ярким фонарем и башенным краном. Глеб выдвинулся вперед и в прыжке постучал по железному козырьку подоконника первого этажа. В окне показался Жан, как будто он подглядывал из-за прикрытой шторки — стрельба, крики привлекли сюда его уже давно. Он что-то пробубнил, указывая в сторону Раздела с неожиданным лазом. Глеб в ответ прокричал в закрытое окно что-то про свою собаку Тора. Жан задернул шторы и скрылся в глубине кухни.
— Девушка-демон с железной перчаткой. Жан у нее баллон газовый выменял, называл ее хорошей знакомой, — глядя на братьев, сказал я.
— Да знаем мы. У него на рынке все хорошие знакомые, — буркнул Борис и подошел к двери.
Дверь в подъезд была как брат близнец двери в сторожку — как Борис и Глеб. Похоже, работа веселого изобретателя Жана. «Да веселый! Мог бы объяснить мне все, а не убегать из сторожки». Дверь зашаталась, щелкая замком и скрипя большим засовом. Француз вышел из подъезда, виноватым тоном начал оправдываться:
— Выскользнуть из рук поводок и бежать к вам.
Глеб в ответ только тяжело вздохнул и вошел в подъезд.
— Я так и знать, что Люба спать. Опять спать. — Я ненароком засмеялся, поднимаясь вслед за Жаном, по ступеням, ведущим на первый этаж. — У тебя, Эд, как я видеть, нет признаков превращения — остаться человек. И еще, не злобься на меня, что не рассказал о братьях.
— Да ладно, Жан. Все нормально. Ты же тоже веришь в пришествие Аваддона?
Француз открыл обитую дерматином дверь. Разувшись и аккуратно составив оружие в угол прихожей, мы прошли на кухню. Глеб по пути зашел в туалет. Жан, как учтивый хозяин, полез в холодильник, потом поставил чайник на портативную газовую горелку, открыл вентиль на обменянном у Хельги баллоне.
