Концентрация на покинутом теле вернула тактильные ощущения — что-то ментальное, неразрывное начало втягивать меня обратно. Эфемерное состояние сменилось сонным параличом: ясное чувство происходящего, шумы, доносящиеся из-за двери, запах еды на столе. Но я не могу пошевелиться. Пальцы рук сами сжались в кулак — темная сущность принялась завладевать моим телом. Ее присутствие ощутилось в области груди. Каждая мысль о противнике снижала его силу. Сущность, пытаясь побороть меня, становилась все слабее, уменьшаясь внутри моего тела, она бесследно исчезла. Пальцы рук разжались сами собой.

Тщетные усилия пошевелиться лишили сил, но, как ни странно, успокоили меня. Сквозь тяжелые вдохи рождалась картина происходящего. Все последние дни как будто слились в один кошмарный и все никак не заканчивающийся день. Тот день, когда бредовый сон лучше того, что наяву. Звуки. Все началось с них. Сначала еле уловимый скрежет в ушах перерос в хрипящие шумы, затем неразличимые голоса, как заклятья на неизвестном языке. А сейчас оно попыталось завладеть моим телом.

Что-то вдавило меня в кровать. Очередную попытку пошевелиться прервал стук в дверь. Это Наталья Степановна, хозяйка квартиры и подруга семьи. Сварливая, вызывающая лишь негатив бабка выхаживала по коридору и ворчала вслух:

— Эй, студент. — Костяшки пальцев простучали короткую мелодию по двери. — Эдик. Ты там?

Костяшки пальцев сменились на кулак. Более громкий глухой стук вернул контроль над телом. Одновременно я открыл глаза и едва смог говорить:

— Да, дома.

— Раз уж ты дома — оденься. Помоги мне в магазин сходить, продуктов принести.

Одеваться не пришлось — после вчерашней попойки я лег спать в одежде и грязных туфлях. Пошатываясь, я поднялся с кровати. Звуки и голоса в голове отступили. Только нескончаемое причитание Натальи Степановны за закрытой дверью.

Бабка. Во всем виновата она. Услышав, как я в полубреду говорил на незнакомом языке, притащила в дом этих сектантов и пугающую до оцепенения подругу. Именно после этого я стал задумываться о психиатре. Алкоголь, как я и думал, смог заглушить эти голоса. Как напился до беспамятства и добрался до дома, я уже не вспомню, но от этого чертового наваждения не осталось и следа. Только похмельный гул в голове.

Пытаясь почувствовать присутствие темного существа, я провел рукой по груди и совершил несколько неуверенных шагов. Ухватившись за край стола, остановил взгляд на строках развернутого письма. В них я заложник обстоятельств: года четыре назад от нас с матерью ушел отец — хорошо хоть сейчас платит за эту комнату — мать, оставшись одна в большом на сто квадратов доме, замкнулась в себе. Перестала звонить, только и пишет эти бумажные письма, где думает, что и я ее предал, как отец. Да еще и эта бабка. Пару месяцев с ней живу, а уже извела почти.

Собирая мысли воедино, я взглянул в окно: осеннее небо свинцовыми тучами быстро проплывало над крышами домов, порывы ветра разгоняли мелкую морось по проторенным тропинкам и асфальтированным дорожкам, однотипные постройки, ржавые гаражи — серая унылая картина уходящего в зимнюю спячку российского городка.

— Долго мне тебя еще ждать. Эдуард, ты там умер что ли. — Наталья Степановна подошла вплотную к двери и видимо говорила в узкую щель.

Шаркая туфлями, я подошел к двери. Сняв и спрятав их за спиной, вышел в коридор. Бабка рыскала по своей комнате, крутя толстым задом и размахивая руками. По бурчанию становилось понятно, что идет поиск сумки. Каморка хозяйки была пропитана старостью, где ничего не менялось уже лет двадцать: ковры с оленями, стенной шкаф, заваленный хрусталем, гигантская люстра, пирамидой свисающая чуть не до головы старухи.

— Все, готова, — буркнула Наталья Степановна, изрядно вспотевшая в клетчатом пальто.

Узкая тропа, идущая от дверей подъезда, петляя по небольшой роще, вела прямо к крыльцу магазина. Ступая по раскисшему месиву из опавших листьев, я все никак не мог прийти в себя и, пытаясь совладать с мигренью, пошатывался из стороны в сторону. Но черной нечисти внутри я больше не ощущал. Всю дорогу Наталья Степановна жалась своим располневшим телом ко мне, намекая, чтобы я взял ее под руку. Бабка по пути ругала всех и все, выдавливая из меня стервозным взглядом одобрение:

— Вот Эдуард, скажи, юристы твои нужны кому-нибудь?

— А, что? Почему мои?

— Ты же на юриста поступил.

— На бухгалтерский учет!

— Какая разница. Пока только начал, бросай. На водителя, в армии отучись. Все больше пользы будет, чем юристы твои.

Возле крыльца магазина у меня появилась одышка, случайно пихнув пожилую спутницу, я ступил на бетонные ступени. Открыв двери перед Степановной, я следом зашел в торговый зал. В процессе медленного продвижения вдоль стеллажей с продуктами, сумки в моих руках становились все тяжелее. Дыхание сбилось, мысли покрылись туманом и начало расплываться в глазах. Разглядев бабку у холодильных камер, я подошел к ней.

За мясным прилавком никого не было. Но Наталья Степановна уверенно стояла напротив, перегородив проход торгового павильона. Ее старческий взгляд был направлен чуть выше холодильной камеры, из-за которой вмиг возникла высокая продавщица. Когда она поздоровалась с нами, я отшатнулся назад — это та самая сектантка, приходившая в дом. Тут же мне стало хуже, скрежетаний звон вызвал головокружение и прервал дыхание. Женщина с осунувшимся лицом и черными волосами, остекленелым взглядом прожигала меня насквозь.

— Здравствуй Эд. Как себя чувствуешь?

Пятясь назад, я уперся спиной в стоящий сзади прилавок.

— Молодой человек, не наваливайтесь! — раздался голос из-за спины.

Не оборачиваясь, я смотрел на эту высоченную ведьму. По пояс возвышаясь над холодильной камерой, она что-то перебирала в руках. Посмотрев в раскрытую ладонь, перевела взгляд на Степановну и начала непринужденно говорить:

— Вам свинина, говядина, куриный фарш?

— Фарша, килограмма полтора, — озвучила заказ Наталья Степановна.

Женщина за прилавком посмотрела на меня пустым взглядом, полным сторонних мыслей. Ее голова равномерно закивала, будто бы в такт пришедшей правильной идеи, и она прошла к кассовому аппарату, держа в руках уже готовый заказ.

— Так. С вас триста пятьдесят один, и пятьдесят копеек.

Моя бабка начала рыскать в коричневом кожаном кошельке. Вытащила цветастые бумажки, передала их продавцу и принялась добирать мелочь.

— Может у молодого человека будет рубль, два?

Я вложил в раскрытую ладонь монету и приготовился убирать руку. Но незнакомка уже возвращала мне сдачу в пятьдесят копеек. Взявшийся словно из неоткуда медный кружок упал в мою ладонь. Женщина с интересом наблюдала за тем, как я перекладываю ее в карман куртки. После того, как она со звоном смешалась с остальными, ведьма спокойно развернулась, открыла морозильную камеру и принялась наводить порядок.

Медленно передвигаясь по магазину, я с ужасом смотрел на мясной отдел. Женщина с прямыми черными волосами куда-то испарилась. Торговое место с пустым прилавком, без продавца одиноко наблюдало за мной. От него исходили невидимые волны, которые били по мне, как волны прибоя, немного покачивая назад. Я осмотрелся по сторонам: торговый павильон кипел своей обычной жизнью. Волны все не затихали, затрудняя шаги. Карман с мелочью стал заметно тяжелее, и словно начал нагреваться. Снова вернулся шепчущий шум, блуждающий по черепной коробке.

Наталья Степановна, заметив нервозность в моих глазах, тяжело вздохнув, заговорила:

— Не хорошо тебе после вчерашней попойки. Вот как тебя шатает! Ладно, пойдем уже студент.

Ручки двух шелковых сумок, резали ладони, я быстро шел к выходу. Столкновение с неизвестным: сердце зашлось в канонаде ударов, в глазах на мгновение потемнело, и очередная волна пошатнула меня. Вновь зародилось нечто инородное в грудной клетке, увеличиваясь в размерах, оно коснулось внутренней стороны ребер. Рука до боли сжалась в кулак. Не по своей воле удерживая сумки, я застыл посреди торгового павильона.