Свои сомнения в отношении ленинских писем Сталин изложил в феврале 1924 года, когда он говорил о тогдашнем положении в стране. «Что означало поднять восстание в такой момент? Поднять восстание в такой обстановке – это значит поставить все на карту». Усилиями Сталина и других руководителей партии число большевиков с начала августа к концу октября 1917 года увеличилось с 240 тысяч до 350 тысяч. Партийные организации были созданы более чем в 100 городах страны. На фронте большевиков было 50 тысяч. Даже в деревне, где позиции большевиков были слабы, за 1917 год были созданы 203 крестьянские партийные ячейки, объединявшие 4122 крестьянина. Ежедневный тираж большевистских газет составлял около 600 тысяч экземпляров. Очевидно, что Сталину, который с таким трудом сумел провести партию через водоворот июльских событий, было нелегко решиться на рискованный шаг, чреватый разгромом партии. Возможно, что такие же сомнения разделяли и другие члены ЦК, поскольку решения ЦК по предложению Ленина не было принято.
Особую неприязнь у членов ЦК вызвали предложения Ленина выступать немедленно в сентябре, не дожидаясь созыва съезда Советов, а членов Демократического совещания «разогнать и арестовать». Через два с половиной года, выступая по случая 50-летия Ленина, Сталин не скрывал сохранившегося у него отрицательного отношения к этому предложению, слегка иронизируя над Лениным: «Нам казалось, что дело обстоит не так просто, ибо мы знали, что Демократическое совещание состоит в половине или по крайней мере в третьей части из делегатов фронта, что арестом и разгоном мы можем только испортить дело и ухудшить отношения с фронтом. Нам казалось, что все овражки, ямы и ухабы на нашем пути нам, практикам, виднее. Но Ильич велик, он не боится ни ям, ни ухабов, ни оврагов на своем пути, он не боится опасностей и говорит: «Встань и иди прямо к цели». Мы же, практики, считали, что невыгодно тогда было так действовать, что надо было обойти эти преграды, чтобы взять быка за рога. И, несмотря на все требования Ильича, мы не послушались его, пошли дальше по пути укрепления Советов и довели дело до съезда Советов 25 октября, до успешного восстания. Ильич был уже тогда в Петрограде. Улыбаясь и хитро глядя на нас, он сказал: «Да, вы, пожалуй, были правы»… Товарищ Ленин не боялся признать свои ошибки».
Однако в сентябре 1917 года до этих признаний еще было далеко, и Ленин продолжал доказывать необходимость быстрейшего выступления. В статье «О героях подлога и об ошибках большевиков» (24 сентября) Ленин критиковал выступление Зиновьева (тот напоминал про судьбу Парижской коммуны, которая победила в Париже, но потерпела поражение во Франции). Ленин писал: «Победив в Питере, Коммуна победила бы в России». Он атаковал Каменева за его выступление на Демократическом совещании (14—22 сентября) «в чисто-конституционном духе». В «Дневнике публициста» Ленин объявил само участие в Демократическом совещании ошибочным. В письме председателю областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии от 27 сентября Ленин утверждал: «События вполне подтвердили правильность моего предложения… что партия должна поставить на очередь вооруженное восстание… Теряем время, назначаем «сроки» (20 октября съезд Советов – не смешно ли так откладывать? Не смешно ли полагаться на это?)».
Стараясь убедить руководство партии в том, что в мире сложилась предреволюционная ситуация, и подтолкнуть его к решительным действиям, Ленин в статье «Кризис назрел» (29 сентября) писал: «массовые аресты вождей партии в свободной Италии и особенно начало военных восстаний в Германии – вот несомненные признаки великого перелома, признаки кануна революции в мировом масштабе». Хотя на самом деле никаких «военных восстаний» в Германии и волнений в Италии по поводу арестов социалистов не происходило, Ленин безапелляционно заявлял, что «большевики оказались бы жалкими изменниками пролетарскому делу… если бы они дали себя поймать в ловушку конституционных иллюзий, «веры» в съезд Советов и в созыв Учредительного собрания, «ожидания» съезда Советов и т. п.» Он настаивал: «Кризис назрел. Все будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту… Мое крайнее убеждение, что если мы будем „ждать“ съезда Советов и упустим момент теперь, мы губим революцию».
1 октября Ленин написал «Письмо в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам». Он вновь безосновательно заверял, что «в Германии начало революции явное, особенно после расстрела матросов». Вопреки истинному положению вещей, он утверждал, что большевики пользуются полной поддержкой в стране («99 процентов голосов солдат за нас в Москве»), что правительство находится в состоянии политической изоляции («Финляндские войска против правительства… Железнодорожные и почтовые служащие в конфликте с правительством»). Он был все более категоричен в своих требованиях: «При таких условиях «ждать» – преступление. Большевики не вправе ждать съезда Советов, они должны взять власть тотчас. Этим они спасают и всемирную революцию… и русскую революцию… Медлить – преступление. Ждать съезда Советов – ребячья игра в формальность, позорная игра в формальность, предательство революции. Если нельзя взять власти без восстания, надо идти на восстание тотчас… Ждать – преступление перед революцией».
Через неделю Ленин написал «Письмо к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области». Он вновь уверял, что «нарастание всемирной революции неоспоримо», ссылаясь на сей раз на «восстание в немецком флоте», «массовый взрыв в Турине», «взрыв возмущения чешских рабочих» (и опять эти утверждения были по меньшей мере сильно преувеличенными). Он утверждал, что Керенский намерен сдать Петроград немцам и готовит сепаратный мир для удушения русской революции. Ленин заявлял, что «лозунг «Вся власть Советам!» есть не что иное, как призыв к восстанию» и был готов обвинить большевиков в измене мировой революции, если восстание не начнется в ближайшее время. В этом небольшом письме он несколько раз повторял: «Промедление смерти подобно». По словам Н.К. Крупской, Ленин тогда жил «мыслью о восстании, только об этом и думал, заражал товарищей своей убежденностью».
В начале октября 1917 года Ленин тайно прибыл из Гельсингфорса в Петроград. 10 октября он принял участие в заседании ЦК, на котором выступил с докладом. Он осудил «равнодушие к вопросу о восстании» со стороны руководства партии и высказал мнение, что «по-видимому, время значительно упущено». Ленин уверял, что «большинство теперь за нами», что «политически дело совершенно созрело для перехода власти» и настаивал на том, что «надо говорить о технической стороне» восстания.
Против Ленина решительно выступили Каменев и Зиновьев. На другой день они изложили свои возражения в письме, обращенном к ПК, МК и ряду других комитетов большевистской партии. В нем они не без оснований подвергали сомнению основные аргументы Ленина: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое неверно, и в этом все дело». Аргументы Ленина о поддержке большинством населения большевиков были опровергнуты в ноябре 1917 года итогами выборов в Учредительное собрание. Утверждения Ленина о начале мировой революции были развенчаны всей историей XX века. Выступления же осенью 1917 года, о которых говорил Ленин, не имели никаких существенных последствий для политической жизни западноевропейских стран. Поэтому его обвинения в адрес большевиков о том, что они могут предать мировую революцию, были абсолютно беспочвенными.
Зиновьев и Каменев могли бы также обратить внимание на бездоказательность утверждений Ленина о готовности Керенского сдать Петроград и его заявлений о возможности сепаратного мира между Антантой и центральными державами с целью подавить русскую революцию и разделить Россию. Последующая история доказала, что все эти заявления не имели под собой никаких оснований. Не соответствовали действительности и утверждения Ленина о том, что 99% солдат в Москве были готовы поддержать большевистскую революцию. Именно в Москве большевики встретили наибольшее вооруженное сопротивление; в отличие от Петрограда здесь бои носили затяжной и кровопролитный характер. Однако даже не использовав всех возможностей для критики ленинского плана, Зиновьев и Каменев считали, что в сложившихся условиях поражение восстания было бы неизбежным, а потому предлагали отказаться от него и ждать созыва Учредительного собрания.
