Отвечая на это заявление Сталина, Троцкий не объяснил, какое «соображение», какая «причина» и какой «мотив» не позволяют ему взять другую работу. В то же время он дал понять, что ему есть что сказать, но он ограничился замечанием, что «съезд – не то место… где такого рода инциденты разбираются».
Троцкий знал, что за стенами зала, в котором заседал съезд, ни сам триумвират, ни его отдельные члены не имели неоспоримого авторитета. Впрочем, и на самом съезде ряд делегатов демонстрировали свое неуважение к руководству. Большевик Красин подчеркивал, что никакая группа руководителей не сможет заменить Ленина, а вечный фрондер Н.Н. Осинский откровенно высмеивал претензии Зиновьева играть роль нового Ленина. Специальное заседание XII съезда, посвященное приветственным выступлениям делегаций от отдельных предприятий, ярко продемонстрировало, что триумвиры не обрели той популярности, которой обладал Ленин. Каждое выступление венчалось здравицей в честь Ленина. Следующим по количеству персональных здравиц шел Троцкий. По этому показателю Зиновьев, Каменев, Сталин, Бухарин заметно отставали от Ленина и Троцкого. Троцкий мог чувствовать удовлетворение: хотя его отношения с руководством партии были напряжены до крайности, он считал, что внутреннее и международное положение страны таково, что ей скоро потребуется «железная рука» и партия вряд ли будет долго терпеть аморфное коллективное руководство и непрочный триумвират.
Глава 32.
СХВАТКА СО ЛЬВОМ ТРОЦКИМ
Летом 1923 года экономическое положение страны ухудшилось. Относительно дорогостоящая промышленная продукция государственных предприятий не находила сбыта. Ряд предприятий прекратил работу, а многие из них не могли оплачивать труд рабочих. В то же время увеличение сельскохозяйственной продукции на рынке привело к снижению цен на нее. Разрыв между высокими ценами на промышленные товары и низкими ценами на сельскохозяйственную продукцию (так называемые ножницы цен) стал причиной ухудшения положения деревни и расстраивал нормальный процесс товарообмена.
Хозяйственные трудности страны способствовали социальным конфликтам. На ряде заводов и фабрик прошли забастовки. В деревнях происходили крестьянские волнения, перераставшие кое-где в вооруженные восстания. В этих условиях активизировались партии, запрещенные еще в 1917—1918 годы. Возникли и группировки коммунистов, которые требовали «очищения» партии от бюрократии («Рабочая группа» и «Рабочая правда»). Их деятельность запрещалась, а их члены арестовывались, но эти меры не помогали остановить рост недовольства.
Обострились конфликты и в руководстве страны. Зиновьев, Бухарин и ряд других руководителей стали выражать беспокойство не только по поводу амбиций Троцкого, но и в связи с растущим влиянием Сталина. 30 июля 1923 года в письме Каменеву из Кисловодска Бухарин осуждал «самоуправство» Сталина «по перекройке редколлегии «Правды». В тот же день Зиновьев, комментируя новые назначения, проведенные по воле Сталина, писал из Кисловодска Каменеву: «Мы совершенно всерьез глубоко возмущены… И ты позволяешь Сталину прямо издеваться… На деле нет никакой тройки (Сталин – Зиновьев – Каменев), а есть диктатура Сталина. Ильич был тысячу раз прав». (Очевидно, что ленинское «Письмо к съезду» уже стало им известно. Возможно, благодаря Крупской.) В ответ на упреки, высказанные ему лично в письме от 11 августа, Сталин заявил, что он «тянет лямку», и завершал письмо к Бухарину и Зиновьеву словами: «С жиру беситесь, друзья мои». Явно отношения в руководстве осложнялись.
Летом 1923 года, находясь на прогулке в горах под Кисловодском, Зиновьев, Бухарин, Лашевич, Евдокимов и Ворошилов остановились по пути в какой-то пещере, и в ходе долгой беседы все участники компании, кроме Ворошилова, решили создать «политический секретариат» из Троцкого, Сталина и третьего лица (Каменева, Зиновьева или Бухарина). При этом пост генерального секретаря ликвидировался. Участники «пещерного совещания» обратились к Сталину с просьбой поддержать их предложение. Сталин отказался пойти на такую реформу, сославшись на невозможность руководить партией без других членов и кандидатов в члены политбюро – Калинина, Томского, Молотова. Позже Сталин так рассказал об этом: «На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой». Впрочем, Троцкий также отверг предложение войти в новый и заведомо неустойчивый триумвират.
Некоторые видели в отказе Троцкого пойти на компромисс с остальными руководителями его желание совершить переворот. Член исполкома Коминтерна Альфред Росмер вспоминал, что осенью 1923 года в высших партийных кругах ходили слухи такого рода: «Троцкий вообразил себя Бонапартом», «Троцкий собирается действовать как Бонапарт». Склонный к паникерству Зиновьев увидел в этих слухах намек на военный переворот, что заставило его предложить ввести в состав Реввоенсовета республики И.В. Сталина или К.Е. Ворошилова.
Троцкий крайне болезненно прореагировал на предложение ввести ненавистных ему «царицынцев» в его «владения». Он не только в очередной раз подал в отставку со всех своих постов, но попросил направить его «как солдата революции» в Германию, чтобы помочь германской компартии организовать пролетарское восстание. Однако это заявление Троцкого было лишь красивым жестом. Аналогичный жест сделал и Зиновьев, который заявил, что вместо Троцкого он, председатель Коминтерна, уедет в Германию как «солдат революции». В спор вмешался Сталин, заявивший, что отъезд двух членов политбюро развалит работу руководства. Кроме того, он заверил, что не претендует на место в Реввоенсовете. В Германию же от Коминтерна командировали Радека и Пятакова.
К этому времени Троцкий был уверен, что его политическая судьба зависит не столько от событий в России и ее хозяйственного строительства, сколько от мировых революционных процессов. Выступая в апреле 1923 года в Харькове, Троцкий заявил: «Балансу учимся и в то же время на Запад и Восток глядим зорким глазом, и врасплох нас события не застанут… И если раздастся с Запада набат – а он раздастся, – то, хоть мы и будем по сию пору, по грудь, погружены в калькуляцию, в баланс и в нэп, мы откликнемся без колебаний и без промедления: мы – революционеры с головы до ног, мы ими были, ими остаемся, ими пребудем до конца». Развитие России Троцкий видел лишь в рамках будущей европейской федерации. Он писал: «Новый период открытых революционных боев за власть неизбежно выдвинет вопрос о государственных взаимоотношениях народов революционной Европы. Единственным программным решением этого вопроса являются Европейские Соединенные Штаты».
Перспектива превращения России в штат Соединенных Штатов Европы представлялась Троцкому особенно реальной в связи с возможной германской революцией. Впрочем, не один он полагал, что после такой революции Германия будет главенствовать в новой социалистической Европе, а Россия будет играть роль сырьевого придатка промышленно развитого Запада. Как он позже писал, в руководстве большевистской партии «считалось самоочевидным, что победивший германский пролетариат будет снабжать Советскую Россию в кредит в счет будущих поставок сырья и продовольствия не только машинами и готовой продукцией, но также десятками тысяч высококвалифицированных рабочих, инженеров и организаторов». В свете таких представлений о будущем развитии истории экономические проблемы России рассматривались как второстепенные, а подготовка к мировой революции как главная задача партии.
Сведения о политическом кризисе в Веймарской республике были расценены Троцким и многими другими руководителями РКП (б) как свидетельства предреволюционной ситуации. В июле 1923 года на политбюро было заслушано выступление Карла Радека о революционной ситуации в Германии. На совместном совещании политбюро и руководства германской компартии 22 августа была принята резолюция, в которой говорилось о «политической подготовке трудящихся масс СССР к грядущим событиям», «мобилизации боевых сил республики» и «экономической помощи германским рабочим». Для контроля за выполнением резолюции была образована комиссия в составе Зиновьева, Сталина, Троцкого, Радека, Чичерина.