Что тут может быть интересного?

Кто рисовал, как рисовал, какие краски, как был получен заказ?

Как выглядел первый корабль и как второй? Какие артефакты он видел? Лица магов и их нашивки? Какой груз доставляли на корабли? Как была организована охрана Хэсау? Как менялись смены магов Хэсау-Вонги? Кого из не-северян он видел на верфях? Что говорили об этом на побережье и кланах? Какие сплетни он слышал? Чем делились другие каллиграфы и ученики по поводу экспедиции в неизвестные земли?

Какие жрецы проводили обряд удачного плавания, и даже как выглядели ленты, развевающиеся на носу корабля, перед тем, как его спускали на воду…

От этих странных вопросов у Косты кружилась голова — он и не знал, что помнит столько, пока его не начинали спрашивать.

Коста думал, что их заинтересует Октагон, но эти воспоминания — считывали поверхностно, и про купол и про острова, они знали больше него — ничего нового показать в воспоминаниях он не смог. Казалось, они все видели ранее в воспоминаниях «настоящего-господина-Сина».

На третьей декаде мозгоед перешел к ещё более странным вещам: с Глав с которыми был знаком Мастер Хо, и Высших высокого статуса с кем имел встречи наставник. Их интересовали все контакты мастера Хо.

Он мог вспомнить только Главу Блау, Хэсау и Вонгов, на остальных он не присутствовал и даже не видел — мастер если и брал его собой, оставлял ждать. И никогда не сопровождал на встречи.

К концу третьей декады Коста отчетливо понял, что Наставник Хо интересует их гораздо больше его собственных воспоминаний.

Воспоминания о том, что происходило на Октагоне последние декады, достать не получилось. Мозгоед с умным видом сказал — нужно подождать. Память может заблокировать что угодно, и все воспоминания опустились очень глубоко. Пройдет время и они поднимутся на поверхность, если не стерты.

Поднимутся на поверхность? Как будто осколки памяти это рыбки… и стайку воспоминаний можно вспугнуть неловким движением…

Эль-Элиф, нейтральные клановые территории, окраинная часть города, почти у стены песков

Малый храм Великого

Прибыли.

Коста осторожно отодвинул занавесь паланкина, чтобы убедиться, что никто не последовал за ними от храма Нимы и двор — чист, и в который раз подивился причудливым узорам, которые плетет судьба.

Рыбки.

По малой храмовой арке входа, квадратной, с облупившейся краской и украшенной доской сверху — плыли рыбки. Нарисованные твердой рукой настоящего художника — Косте достаточно было увидеть один раз, чтобы понять уровень мастера.

В прошлый раз он долго изучал краску, пытаясь разгадать состав, который не выцвел под лучами южного ветила; ковырял пальцем отвалившиеся хвосты, борясь с желанием поправить рисунок, и… заслужил очередной нагоняй от Наставницы за то, что теряет время зря.

Белый, крошечный, одноярусный храм, покрытый белым песчаником и облицованный известью. С двором на двадцать шагов. Среди белых песков пустыни, на окраине южного приграничного городка. Храм, украшенный плывущими рыбками.

Историю рисунков ему рассказал храмовый служка, когда заметил его интерес. Никто не знал точно, откуда они взялись — храм Великого был одним из самых старых зданий в Эль-Элифе, если не старее самого города. Кто-то говорил, что раньше на месте окраин был оазис, в котором была прекрасная заводь с рыбками, который давно иссох. Кто-то говорил, что строение выстроил чужак — кто-то с западного побережья, поскольку не почитал Немеса. Чужак был мореплавателем и просил успеха в торговых делах. Кто-то говорил, что рыбки — это те, кто приходит в храм за живительной водой силы — пламя Великого опаляет души и они могут плыть дальше в бурном море жизни. Имя мастера-художника не знал никто.

— У тебя десять мгновений, — недовольно отрезала госпожа Эло, создавая плетения времени. — Время пошло.

Коста кивнул, поправил кади, и, задержав дыхание, нырнул в жаркий влажный день — купол прохлады действовал только внутри паланкина.

Бритоголовый жрец, широко улыбаясь уже спешил навстречу. Улыбка служителя Великого немного померкла при взгляде на паланкин — он всё ещё не оставил надежды, что храм почтит не только младший господин Фу, но и — Старшая госпожа, потому что нужда, которую испытывали южные жрецы была огромной.

Здание храма Великого было маленьким — один альков, и задние комнаты. Настолько небольшим, что вместилось бы целиком со всеми постройками во дворе храма Нимы. А святилище Немеса вообще занимало целую сеть домов и четвертую часть городского квартала.

Табличка на храме Великого выцвела от жары и света, буквы золотились едва-едва. И в который раз, совершая знаменье, подняв голову, Коста дал себе зарок — написать доску, достойную храма — прошлый раз он даже пообещал это жрецу, если ему дадут черновой набросок надписи.

Бородатый нянь-хранитель быстро проверил храм и вышел ждать во двор. Коста прочитал короткую молитву, глядя, как маленькие языки пламени — часть большого вечного огня Великого, пляшут в чаше, и запалил благовония.

Время — истекало. Убедившись, что бородатый сопровождающий отвлекся, Коста поманил жреца, быстро сунув в руку тому маленький запечатанный свиток и один феникс.

Всего один, но ровно столько он заработал на прошлой декаде — слишком много черных камней упало во вторую вазу.

Жрец кивнул и снова широко улыбнулся.

Коста не улыбнулся в ответ. Во-первых, этого все равно не видно из-за кади, а во-вторых, никто не улыбался ему, когда он был — Костой. А сейчас улыбаются не ему — отдают дань уважения гербу на рукаве, власти кольца на пальце, и надежде, что род Фу будет поддерживать подношениями маленький приграничный храм, который был почти забыт южанами.

Это читалось в каждом движении, в каждом взгляде жреца, в каждом угодливом наклоне головы — «дайте нам денег».

Коста видел, делал вид, что не понимает, но — пользовался. Все храмы Великого связаны между собой и идея отправить весточку Лису — узнать как он там, пришла ночью, когда одиночество чувствуется особенно глубоко. Когда весь дом уснул, и остался он — и звезды, и никого вокруг, Коста вспомнил о том, кто был рядом, когда он спал под мостом, ел сухие ворованные лепешки, и ещё не был Фу.

За три декады в поместье и выезды в город Коста в полной мере оценил, какой властью обладает штандарт Фу. Герб, за которым никто не видит его самого. Знак, который делает его ничтожным. Никого не интересовал он сам — Коста, всех интересовали кольцо и печать. И принадлежность к роду Фу. Даже слуг. Даже тех, с кем он делил кровь. Коста ни на миг не обманывался о причинах — он стал «своим», только потому что камень в подземельях сделал его «своим», будь это не так — он сам не значил бы ничего.

Так было для всех под этим небом, кроме — Лиса. Тот, кто делил одну лепешку пополам, одну помойку и одну дырявую лодку в шторм, не спрашивая, какой он крови.

Сейчас Великий благоволит к нему — его мир изменился, и, если он сможет помочь Лису — он сделает это. Нужно только дождаться ответа на письмо, и там — решить, как.

— Время, — бородатый нянь шагнул внутрь храма, поторапливая.

Коста ещё раз кивнул жрецу — «договоренность в силе, за ответом я приду сам» — и служитель склонил голову в ответ, прощаясь, и передал ему сложенный вчетверо пергамент — набросок надписи для храмовой доски со всеми положенными штрихами.

— Тринадцать мгновений, тринадцать, а не десять, — Наставница недовольно смотрела на то, как край улицы заносят пески, и схлопнула плетения времени прямо перед его носом. — Столько потраченных мгновений зря, когда поезда в Да-ари через декаду, и нужно каждый свободный миг учиться!

Коста кивнул.

— Что это? — Наставница дернула из рук пергамент раньше, чем он успел возразить. — Надпись? — Она обернулась на храм. — Для чего?

— Рисовать новую доску, — кратко ответил Коста.