— Так и не смог отпереть? — хрипло уточнил господин Наставник.

Садхэ отрицательно помотал головой.

Плетения, которые Глава Вэй бросил на комнаты, перед тем, как окончательно отрубиться, не мог вскрыть не только он — их не могла вскрыть и «звезда» снаружи. Хотя он бы не сказал, что они очень рьяно пытались. Когда Глава выходит из себя — подальше держаться все, не только те, кому в этот момент не повезло оказаться на Главном.

Садхэ опустил щетку в ведро, поболтал, и потом снова с философским смирением продолжил устранять последствия вчерашнего возлияния.

А что ему ещё оставалось делать в ожидании, пока проснется Глава?

Они пили почти всю ночь и почти весь день. Два желчных старика, которые за две зимы не сказали друг другу ни слова.

Пили, после того, как ругались полдня так, что стены центрального корпуса резиденции прошибали волны силы.

Пили, ругались, вспоминали прошлое, швырялись плетениями и посудой. Всех слуг Глава вышвырнул ещё днем, а вечером — к нему отказывались заходить вообще все, поэтому еду и напитки пришлось пришлось приносить Садхэ. Вспомнить прошлое, и как нужно носить тяжелые, уставленные тарелками подносы.

Потому что если низшим слугам позволено проявлять слабость и бояться Главу, он — Управляющий, правая рука — себе такого позволить не может. Точнее не может позволить, чтобы кто-то из тех, кому он отдает приказы каждый день, заметил это.

Они пили, вспоминали прошлое, поминали павших и ушедших за Грань, обсуждали Наследника и молодую поросль Арров, политику кланов, ближайший Совет в Ашке, и последние достижения клановых алхимиков.

Садхэ в разговорах не участвовал. Молча приносил — уносил — прислуживал — и уходил в тень. Он вообще старался не участвовать в разговорах, по поводу которых у него не было иллюзий. Никогда наставник острова не будет равен Главе клана. Никогда. Не в этой жизни.

Садхэ прекрасно, возможно лучше многих, знал и понимал Главу. Вынужден был изучить и понимать за столько зим, чтобы выжить. Люди — не более чем камни в Го, вся жизнь — доска, и просто в этот конкретный вечер Глава отыгрывает партию «мне нужен собеседник, чтобы вспомнить прошлое».

На островах было всего три человека, перед которым Глава изредка приоткрывал маску. Не снимал — нет, приоткрывал, показывая то один край личины, то другой. И одним из таких людей был Наставник Сейши.

Днем по мнению Садхэ все прошло хорошо. С утра Глава вышел из себя только единожды, до завтрака, просто уничтожив всю посуду в зале одним всплеском.

После этого до вечера ему пришлось вызывать слуг, чтобы заменили сервизы ещё дважды, и он — расслабился, пропустив в начале ночи то, что могло бы сотрясти до основания не только Главный остров, но и весь Октагон.

Господин Сейши выпив неприлично много вызвал Главу Вэй на поединок в круг силы. Сделав ставкой жизнь своего ученика и право выбрать другой путь.

И…благоразумно проиграл, признавая власть Главы.

Что было бы, если бы Наставник Сейши неблагоразумно выиграл бы, Садхэ предпочитал не думать…

Если среди клана было всего три человека, с которыми господин Вэй мог бы пить, то вызвать его на поединок, остаться целым, невредимым и живым, проиграть и при этом получить ставку полностью и «слово» Главы — мог только один человек из трех. Господин Сейши.

— Как мой ученик?

Садхэ кивнул на стеллаж.

— Копия вестника от алхимиков, вчерашняя, — уточнил он, не удержавшись. — Состояние мальчика стабильно, господин Арр. Кровь полностью очистится от зелий дня через два.

— Они накачали его, как будто он — конь, — пробормотал старик Сейши, изучая пергамент. — Для ритуала у Фу он должен быть чист, как камень, так указано в договоре.

Садхэ проверил ладонью чистоту влажного ковра и, удовлетворенный, бросил опостылевшую щетку в ведро.

— В договоре указано не только это. Могу напомнить, что я был против отправлять Посланника вчера. Стандартный срок проверки три дня, а не… — Садхэ снова задохнулся от вчерашней обиды, —…тридцать мгновений на копию…

Глаза старика Сейши за стеклами очков сверкнули, но виноватым он не выглядел.

— В обед семейный совет, — напомнил Садхэ, укоризненно кивнул на запертую плетениями дверь. — Разбудите Главу, господин Арр.

Потому что Глава использовал плетения именно из-за него — чтобы собутыльник не сбежал, и чтобы им не помешал никто, даже слуги.

Именно поэтому он — Садхэ — вместо того, чтобы разбирать накопившееся донесения, а он был уверен, что стол почти полностью скрылся под свитками, ползает здесь, выполняя работу слуг, которые просто не могут войти.

— А ты…

Садхэ очень демонстративно и медленно отжал щетку в ведро.

С его точки зрения он не просто сделал всё, что мог. С его точки зрения, господин Арр обязан теперь ему до скончания зим. Если бы не он — менталисты не прервали бы ритуал, хотя это была приятная часть — осадить взявшего слишком много власти Кайра, который начал забывать, кто здесь «правая рука господина». Если бы не он — не было аудиенции, и если бы не он — вовремя подающий бутылки и блюда, ночь не ограничилась бы одним единственным поединком. Кто сделал копию договора? Кто проверил за двадцать мгновений и ещё десять пытался получить ровную печать Главы на документе? А все почему? Потому что господин Сейши настаивал на скорейшей отправке! Поэтому с его точки зрения самое малое, что мог бы сделать господин Арр — это разбудить господина лично, который всегда пребывал в отвратительном настроении с утра, даже когда не пил, а когда пил…

— А…

Щетка улетела в ведро с громким всплеском, брызги грязной воды долетели до белоснежного нижнего края халата гостя господина Вэя.

Старик Сейши посмотрел на ведро, на халат, оценил выражение лица стоящего напротив Садхэ, с явной неохотой покосился на ширму, закрывающую двери задней комнаты и — кивнул.

Кайр молчал и слушал. Мелодия набирала обороты, взмывала к потолку, спускалась по тональности вниз, отражалась от стен, возвращалась обратно и снова взмывала вверх по нарастающей.

Тонкие визгливые ноты ввинчивались в мозг.

Сегодня Шестой орал некрасиво.

Кайр открыл глаза. Шестой Наставник размахивал руками, ходил от окна к выходу его кабинета, жестикулировал, рот Шестого открывался и закрывался, но звуков речи не было. Вместо них под потолком парила — мелодия.

Он иногда отключал слова.

Чужие. Чужой поток. И чужие слова. Ставил простой проницаемый блок, преломляющий значение, но оставляющий неизменным суть — самую сердцевину того, что говорили собеседники.

И слова превращались в мелодию. Музыку. Иногда это было красиво. Иногда, особенно когда говорили Старшие — страшно. А иногда… вот так. Как-будто кто-то разом порвал все струны цитры и провел острой полоской металла по стеклу.

Мелодия опять сломалась на верхней ноте и рухнула вниз.

Кайр поморщился, как от зубной боли. И убрал блок.

—…и я требую! Мы можем остановить это…Что он о себе возомнил, именно я замещаю Восьмого! Я — а не Десятый! И я, и только я, должен решать — какой ритуал утвердить, чтобы проводить под номерами…я…

— Я… — Эхом повторил Кайр, рывком поднимаясь с кресла, чтобы быть на одном уровне и поймать взгляд.

Поймать, зафиксировать на миг и – вломиться.

Шестой был открыт — после недавней проверки. Зол, а потому не готов и совершенно беззащитен.

Слова — это мысли вслух.

Воспоминание он швырнул со всей силы, не смягчая…Шестой замер на миг с остекленевшими глазами, а потом осел по стенке. Носом пошла кровь.

Воспоминание он взял одно из свежих — полученных вчера, когда он начал проверку по факту провала простого подготовительного этапа, с которым справился бы любой новичок, если совместимость действительно равна семидесяти двум.