— Больные! В палаты! Вы тут мешаете, — скомандовала сестра, бежавшая впереди коляски, на которой везли раненого.

Больные разошлись, а Лойзик с Франтиком нырнули в нишу — тут никто их не заметит. Они обрадовались, что наконец могут поговорить с глазу на глаз.

— Знаешь, Лойзик, вдруг наши сегодня за мной придут?

— А разве они знают, что ты здесь?

— Наверное, знают, ведь из больницы им написали. Как только я пришел в сознание, у меня сразу спросили фамилию, где живу, как зовут папу и кем он работает. Тебя не спрашивали?

— Нет, я про это ничего не помню.

— Вот чудно!

— Может, меня спрашивали, а я уже забыл. Подожди, кажется, спрашивали, да, да, вроде сестра меня спрашивала, как меня зовут. С того дня она стала меня звать Лойзиком. А знаешь, что я еще вспомнил? Тот высокий доктор, который произносит букву «р», будто горло полощет, так он у меня спрашивал адрес пана Докоупила.

— Не может быть! Правда, Лойзик?

— Мне кажется, что правда спрашивал.

— Неужели и до них это дошло? Знаешь, что я подумал? Может, Докоупиловы объявили, что будильник нашелся?..

— Может… Но ведь пока никто не знает, что будильник взяли мы.

— Лойзик! А мой носовой платок?

— Господи! Ну конечно! Они дали собаке понюхать платок, а она привела полицию к вам, а может, и к нам, я ведь тоже держал твой платок в руках! А полицейская собака сразу узнала… Значит, это мне не показалось, что у меня спрашивали адрес пана Докоупила.

— Вот несчастье!

— Несчастье? Наоборот, счастье! Если бы Советская Армия не взяла Брно, то за нами давно явилось бы гестапо.

— Твоя правда!

— А как ты думаешь, с паном Докоупилом ничего не случилось?

— Я думаю, что русские выпустили его из тюрьмы.

— Хорошо, если это так! А вдруг он узнал, что будильник взяли мы и что все это из-за нас…

— Что правда, то правда. Значит, наши дела совсем плохи…

— Знаешь, Франтик, мне уж не очень хочется домой.

— И мне тоже. Представляешь, если дома о нас уже все известно!..

— Хоть бы узнать, что с папой! Если бы пришли твои родители, я бы у них спросил, что у нас дома делается…

— Обход! — закричала сестра.

— Пошли, Лойзик, теперь надо быть в палате.

— Знаешь, Франтик, я во время обхода спрошу доктора, писал ли он нашим, что я здесь.

— Обязательно спроси.

Во время обхода врач объявил, кто из раненых может идти домой. Новые все прибывали, и мест не хватало. Врач подошел к постели, на которой сидели мальчики, и спросил сестру, сообщили ли родителям, что мальчики в больнице. Сестра заглянула в какие-то бумаги.

— Да, пан доктор. Родителям сообщили о мальчиках.

— Хорошо. Надеюсь, за ними скоро придут. Температуры нет ни у того ни у другого?

— Несколько дней нормальная, пан доктор.

— Если кто-нибудь за ними придет, сообщите мне. — Тут доктор повернулся к мальчикам: — Ну, что, ребята, хотите домой? А у тебя, Лойзик, больше не болит голова?

— Уже не болит, пан доктор.

— Рад слышать. А когда ходишь, голова не кружится?

— Немножко.

— Все время или иногда?

— Иногда.

— Значит, скоро будешь здоров. У папы с мамой быстро поправишься — ведь дома лучше!

— Ну, видишь, Лойзик, твоих тоже известили. Ты просто забыл, — Шептал Франтик.

— Ой, Франтик, у меня сердце так и колотится. А вдруг за нами сегодня не придут?

— Нет, Лойзик, я уверен, что придут. Вот увидишь. Пойдем в коридор, посмотрим.

— У меня голова болит, Франтик. Иди один.

— Так почему ты сказал доктору, что не болит?

— Тогда бы меня не пустили домой.

— Это верно… Ну, я пойду, Лойзик…

Лойзик был очень взволнован. Он не знал, вернулся ли домой папа, как обстоит дело с будильником, что с паном Докоупилом, — эта страшная неизвестность не давала ему покоя. А тут еще один из больных пришел в палату с ужасной новостью: гестаповцы, прежде чем оставить Брно, расстреляли в Кауницовом общежитии почти всех заключенных. Лойзику ударила кровь в лицо. Он натянул на голову одеяло, чтобы никто его не видел. Его душили слезы. Чего он только не вытерпел из-за этой кражи, а теперь еще эта страшная весть! Как он посмотрит в глаза маме и папе? И что теперь с пани Докоупиловой?.. Все вокруг радуются — Советская Армия взяла город. Из Брно выгнали немцев, гестаповцев, которые мучали людей. Теперь их нет. Мальчишки бегают, проказничают, рассматривают русские танки и пушки, а он, Лойзик, не может радоваться ничему. Ну что за несчастная мысль пришла тогда ему в голову! Еще и Франтика втянул в это дело. Да, да, и Франтика!

Правильно как-то сказал учитель, что одно зло творит потом еще сто. Учитель тогда рассказывал о мальчике, который врал в школе, потом товарищам и, наконец, родителям… Но вранье того мальчика по сравнению с проступком Лойзика пустяки! Может, теперь про Лойзика уже все известно. И напишут рассказ в хрестоматии, чтобы история Лойзика стала для всех детей устрашающим примером, и напишут о том, как он сначала наврал, потом стащил у мамы продукты, потом будильник украл и как в конце концов из-за него погиб хороший человек…

Лежа под одеялом, Лойзик чувствовал, как по спине бегают мурашки и все тело покрывается гусиной кожей. «Может, у меня жар? Может, я умру и никогда уже не вернусь домой? — думал он. — Может, лучше всего было бы умереть…» А вдруг к нему придет папа? Тогда Лойзик упадет перед ним на колени, будет умолять простить его и поклянется, что он никогда-никогда больше не будет врать, никогда не дотронется до чужой вещи!

Накрывшись с головой, Лойзик лежал в полном отчаянии. Но тут вдруг до него донесся голос сестры:

— Пан Докоупил, ваш сын лежит здесь. Подождите, я посмотрю, может, он уснул?

Лойзик осторожно стянул с головы одеяло, чтобы посмотреть, кого так называют.

— Нет, он не спит, — сказала сестра. — Лойзик, к тебе пришел папа!

Лойзик откинул одеяло и резко сел на кровати. Перед ним стоял пан Докоупил, настоящий пан Докоупил! Лойзик вытаращил глаза, да и пан Докоупил смотрел с удивлением. Да и сестре показалось, что тут что-то не то. Вдруг Лойзик закричал так, что все в палате с испугом повернулись в его сторону:

— Пан Докоупил, вы живы! Пан Докоупил! Пан Докоупил!

— Лойзик, боже мой! — проговорил пан Докоупил, протягивая к нему руки. — Как же это…

Лойзик обнял пана Докоупила и заплакал навзрыд. Сестра испуганно спросила:

— Разве это не ваш сын?

— Нет, сестричка, не мой, — ответил пан Докоупил, который никак не мог понять, почему Лойзик так закричал и разрыдался. Он подумал, что, наверное, мальчик от ранения немного не в своем уме. — Бедный парень!.. — Он гладил Лойзика по голове и говорил: — Ну, что ты, что, Лойзик… Успокойся…

А Лойзик все рыдал. Пан Докоупил посмотрел вопросительно на сестру.

— У него было сильное сотрясение мозга, высокая температура, и он до сих пор очень слаб.

— А как случилось, что вы написали мне, а не его родителям?

— Он нам сказал ваш адрес, а когда доктор его спросил, как его зовут, он ответил: «Алоиз Докоупил».

— Хм, вот чудно, прямо-таки чудно. Почему паренек сказал именно это?..

— В бреду он все время кричал что-то о гестапо, что вроде хотели забрать отца, и при этом чаще всего называл ваше имя.

— Лойзик, ну успокойся же, ты разумный мальчик… Что с тобой? Ну, скажи…

— Па-а-а-па дома?

— Дома твой папа, дома… Сегодня утром пришел из больницы. У него были ожоги, но сейчас уже все в порядке. Мама приходила к нам несколько раз и все плакала, говорила, что тебя, наверно, в живых нет.

— Да-а-а?

— Ведь они ничего о тебе не знают.

Лойзик устал от плача. «Значит, они и о будильнике ничего не знают?» — мелькнуло у Лойзика в голове.

— Ну вот, ну вот видишь, ты уже улыбаешься, так-то лучше… — говорил пан Докоупил и все гладил Лойзика по голове.

Все в палате смотрели в их сторону. Лойзику от всего этого вдруг стало не по себе. Ему казалось, что палата наклонилась набок, что она двигается и вот-вот перевернется. Голоса больных и пана Докоупила удаляются, а потом все исчезло.