Они донесли его до насыпи и положили на теплую траву. Солнце возвращало ему жизнь.
Машинист шагнул к Андрею и подал ему замасленную руку.
— Извини, — сказал он приглушенным голосом. — Извини, что сначала нагрубил. Как тебя звать? — Он провел рукой по щеке мальчика. — Ты герой, Андрей! Не всякий смог бы так долго выстоять перед идущим поездом.
Андрея переполнило радостное чувство. Какая-то неизвестная сила выпрямила его, и вдруг у него задрожал подбородок.
— Ну, будь здоров! — И машинист пошел к паровозу.
На последней ступеньке он еще обернулся и напомнил Андрею, чтобы он скорее отвел Йозё домой, ведь он мог заболеть.
— Он не из нашей деревни, — нерешительно ответил Андрей.
Когда машинист узнал, откуда Йозё, он весело закричал:
— Мы остановимся около твоей деревни! Иди сюда, мокрая курица, отвезу тебя домой! Согреешься тут у котла.
Андрея так и кольнуло. Вот это да! Ехать в будке машиниста! Он хотел что-то сказать, но тут раздался гудок и поезд стал набирать скорость. Когда состав исчез за поворотом, Андрей все еще смотрел ему вслед и махал рукой. В глубине души он завидовал Йозё, который уехал на паровозе.
Андрей постоял немного в наступившей тишине и потом повернул к деревне. В лес он уже не пошел. И всю дорогу домой он представлял себе мокрого Йозё, который ощупывает в будке всякие колесики и ручки. А машинист добрый. Он, наверное, позволит Йозё посвистеть паровозным свистком.
Андрейка тоже попробовал посвистеть, но у него не получилось.
Питер Абрахамс
ОТРОЧЕСТВО
(Из романа «Пароль: «Свобода!»)
В перерыве на второй завтрак я обычно мыл у кузницы машину мистера Вайли. За это он давал мне шиллинг в конце недели. А мой начальник, мастер Дик, повысил мне зарплату до трех шиллингов, так что каждую субботу я приходил домой с четырьмя серебряными монетами в кармане. Половину я вносил за стол, двенадцать пенсов оставлял себе на карманные расходы, и еще один шиллинг тетушка Матти откладывала для меня про черный день. Случалось, она брала взаймы из моих сбережений, но прежде непременно спрашивала разрешения и всегда возвращала долг в мою скромную казну, бережно хранившуюся у нее в матраце.
Однажды, когда я вымыл машину, мистер Вайли сказал:
— Там у меня на столе бутерброды, возьми.
Он отъехал, и я пошел в контору. Девушка в очках с толстыми линзами жевала в углу завтрак, уткнувшись в книгу. Она подняла глаза, когда я вошел.
— Мистер Вайли разрешил мне взять это. — Я показал на бутерброды.
— Ну что ж, бери.
Я взял пакет с бутербродами и повернулся к двери.
Она окликнула меня.
Я остановился и обернулся.
— Миссис?..
— Мисс, а не миссис! «Миссис» говорят только замужней женщине.
Ее улыбка придала мне смелости.
— Мы говорим так всем белым женщинам, миссис.
— Значит, вы говорите неправильно. Говори мне «мисс».
— Да, мисс.
— Ну вот, так лучше… Сколько тебе лет?
— Одиннадцатый, мисс.
— Почему ты не ходишь в школу?
— Не знаю, мисс.
— Ты умеешь читать и писать?
— Нет, мисс.
— Ну что ты заладил — «мисс» да «мисс». Перестань.
— Хорошо, мисс.
Она засмеялась.
— Сядь. Если хочешь, ешь свои бутерброды здесь.
Я присел на краешек стула у двери.
— И тебе никогда не хотелось учиться?
— Не знаю, мисс.
— Хочешь, я тебе почитаю?
— Да, мисс.
Она перевернула страничку в книге, которая лежала у нее на коленях, посмотрела на меня и принялась читать вслух. Это был Шекспир в изложении Чарльза и Мэри Лэм, издания 1807 года.
История Отелло сразу захватила меня, а по мере того как белая мисс читала, полностью овладела всеми моими чувствами. Я мысленно перенесся в страну, где храбрый мавр жил и любил и где погубил свою любовь.
Девушка закрыла книгу.
— Нравится?
— О да!
— Вот видишь. В этой книге много таких историй. Если б ты ходил в школу, ты смог бы прочесть их сам.
— А я смогу потом найти такую книгу?
— Конечно, книг много.
— Таких, с такими же историями?
— И таких. Книг тысячи тысяч.
— Тогда я иду в школу!
— Когда? — Глаза у нее заблестели.
— В понедельник.
— Начало положено! — Она рассмеялась. — А почему ты до сих пор не учился?
— Не знаю.
— Ты же видел, что другие дети ходят в школу?
— Никто не рассказывал мне про такие истории.
— Ах вот оно что! Истории…
— Когда я научусь читать и писать, я сам стану сочинять такие же…
Она улыбнулась, а потом вдруг выпрямилась, взяла со стола ручку и открыла книгу.
— Как твоя фамилия?
— Абрахамс, мисс, Питер — так мое полное имя. Питер Абрахамс.
Она что-то надписала на книге.
— Смотри, я поставила здесь твое имя.
Я посмотрел.
— Мое, мисс?
— Да. Я написала: «Из книг Питера Абрахамса». Это тебе.
— А где мое имя?
— Вот эти два слова. — Она показала. — Ну, бери же!
Я взял книгу. Я держал ее очень бережно. Я шагнул к двери, оглянулся. Она покачала головой и засмеялась. И вдруг затихла.
— О боже! — произнесла она и снова покачала головой.
— Спасибо, мисс. Спасибо!
У нее странно блестели глаза за толстыми стеклами очков.
— Иди! — сказала она. — Ступай… В добрый час…
Я растерянно топтался у двери. Она плачет? Но почему?
— Еще раз спасибо, мисс. Спасибо!
— Но вы же видите, сэр, он пропустил половину занятий. Уже середина семестра, и у меня переполнен класс. И потом, такой верзила! Он и по возрасту перерос четвертый… Где ты был, когда начинался учебный год?
— Я работал, мисс.
— ?!
— Ну конечно, конечно. Ведь у нас образование обязательно только для белых и никому нет дела до того, ходит этот мальчишка в школу или нет. Почему я должен вам все это говорить?! Неужели мне нужно приводить вам цифры неграмотности среди вашего же народа? Вы туземка, и я еще должен рассказывать вам о положении вещей, которое вам известно лучше, чем мне!
— Нет, сэр… Но…
— Я знаю. В вашем классе в три раза больше учащихся, чем должно быть; у вас не хватает грифельных дощечек и карандашей; некоторым верзилам пора самим иметь детей и отпустить бороду; у вас не хватает парт; вы не в силах уследить за всей этой оравой. Я все знаю. Но вы только задумайтесь: мальчишка на работе слышит, как кто-то читает книгу, и желание прочесть ее самому приводит его сюда! Он говорит: «Примите меня, я хочу учиться». А мы покажем ему на дверь только потому, что он не отвечает каким-то требованиям? У нас в стране столько талантов, что мы можем позволить себе бросаться ими?.. Слушайте! У меня есть идея! Мы примем его в школу и заставим его и других переростков проходить три дня за один… Мальчик! Питер!
— Сэр?
— Не боишься тяжелого труда?
— Нет, сэр.
— Я задам тебе работу! Ты у меня узнаешь, почем фунт лиха, но я обещаю: к концу года ты будешь читать и писать. Условия жесткие. Если ты будешь замечен в расхлябанности, лени, я велю учительницу послать тебя ко мне и высеку розгой! Крепко высеку! Согласен?
— Да, сэр.
— Ну вот, мальчик и я — мы оба торопимся. Помогите нам. У нас нет лишнего времени… Берите его!
— Слушаю, сэр.
— Хэлло! Еще один?
— Да. Они с директором торопятся. Директор изобрел новую систему: переростки проходят трехгодичный курс обучения за год.
— Бог ты мой!
— С ума сойти, да и только.
— Одного у старика не отнимешь: он болеет за образование цветных. Виссер — единственный директор, о котором я могу это сказать за все годы, что здесь работаю. А он бур! Ты знаешь, на него хотели надеть смирительную рубаху…
— Да. Бурский поэт, мечтатель, безумец. Ему легко сидеть за своим столом и сочинять прекрасные программы. Всю черную работу приходится делать нам.