Квартиру проветрить, что ли? Или так сойдёт?

Сойдёт, наверное…

Ксюха вздохнула и вернулась к Людвигу. Села рядом, погладила по голове. Снова убедилась, что дышит.

Жесты получались медленными, заторможенными. В груди скреблась тревога, а компанию ей составляло мерзкое чувство вины. Ведь это была её идея — добыть тетрадку. Ну вот, добыли на свою голову! Молодцы! А дальше что делать?

То есть понятно что: махнуть обратно в Дом.

Но это же не решит проблему.

А хотелось её всё-таки решить. А ещё больше — чтобы кто-то умный и сильный пришёл и решил. Объяснил, как надо поступить, взял ответственность на себя, сказал: «Иди ты, Ксюха, отдыхать. Ты молодец, всё правильно сделала, а теперь взрослые люди сами разберутся».

Один взрослый людь сейчас рассказывал шестиклашкам про крещение Руси и знать не знал, что в нём нуждаются.

Второй взрослый не-совсем-людь лежал на полу и временами вздрагивал, будто силясь вырваться из затянувшегося ночного кошмара.

— Тихо, тихо. — Ксюха запустила руку ему в волосы, почесала за ухом, как иногда делала с волком. Людвиг снова вздрогнул, но задышал ровнее. Или просто показалось.

А потом…

Превращение, как и всегда, произошло мгновенно — и удивительно естественно.

Только что на полу лежал бледный, осунувшийся человек — и вдруг его место занял крупный серый волк с синими глазами. И глаза эти были открыты.

Ксюха даже удивиться не успела, а волк уже вскочил, встряхнулся, уставился на неё в упор — и зарычал.

А вот такого в прошлый раз не было! Вообще никогда не было такого, чтобы Людвиг рычал. Казалось, он в принципе на агрессию не способен ни в одной из ипостасей. Но сейчас волк вздёрнул верхнюю губу, обнажая клыки, и издал отчётливый и вполне угрожающий рык.

— Эй, ты чего? — спросила Ксюха. Голос дрожал. Хотелось верить, что от неожиданности, но, кажется, всё же от страха. Сложно не испугаться, когда ты понимаешь, что заперт в чужой квартире с диким животным, и это животное — не маленький безобидный тушканчик. — Людвиг, успокойся, это я. Что случилось?

Волк подался вперёд и клацнул зубами.

Не дотянулся.

Но не потому, что Ксюха быстро и ловко отпрыгнула (она, конечно, попыталась, но врезалась в угол журнального столика, свернула с него потрёпанный ежедневник, запнулась о собственную ногу, да так и застыла, боясь лишний раз пошевелиться), а потому, что в волчьем обличье Людвиг чувствовал себя ничуть не лучше, чем в человеческом. От резкого движения его повело в сторону, и мощные челюсти вхолостую схватили воздух.

— Да что с тобой?

Волк упрямо вскинул голову. Глаза у него были совсем мутные, лапы заплетались и стоял он разве что чудом. Но всё ещё рычал.

Ксюха поискала взглядом хоть какое-нибудь оружие, но в пределах досягаемости оказалась только деревянная мисочка с орехами, стоящая всё на том же столике. Орехи были грецкие, но чищенные. Даже не пошвыряться толком!

Поэтому когда Людвиг попытался шагнуть вперёд, Ксюха кинула в него всю мисочку. Целилась в морду, но промахнулась: миска только вскользь мазнула по уху и укатилась в дальний угол, зато орехи разлетелись широким веером и попали по всему подряд — и по волку, и по стенам, и по окну, и даже немножко по самой Ксюхе.

Волк отпрянул от неожиданности, осел на задницу и растерянно поскрёб лапой ухо. В глазах на мгновение появилось осмысленное выражение.

И исчезло.

И появилось снова.

— Людвиг, это я! — Ксюха осторожно сдвинулась с места. Не в приступе храбрости, а в попытке обойти столик и оказаться подальше от сбрендившего волка.

Впрочем, прямо сейчас волк выглядел не сбрендившим, а удивлённым. Или даже ошарашенным.

Он моргнул, потом коротко взвыл, прижался мордой к полу и накрыл нос передними лапами, словно придавил. Словно сам себе запрещал открывать пасть и показывать клыки в присутствии Ксюхи. Словно сам с собой боролся — и отчаянно боялся сам себе проиграть.

Это выглядело странно.

Это выглядело страшно.

Это выглядело настолько болезненно, что Ксюха едва поборола желание броситься к Людвигу и обнять его.

Но обнимать здоровенного волка, который едва себя контролирует, — не лучший способ покончить жизнь самоубийством.

Людвиг снова взвыл — тоскливо, жалобно.

— Ты сможешь с этим справиться, — прошептала Ксюха.

Не то чтобы она в полной мере понимала, с чем именно он справляется… Но в общих чертах представить могла.

Очевидно, заклинание всё-таки догнало этого балбеса и его организм перестал сопротивляться чужеродной магии. Самую чуточку пытался, но этих попыток хватало только на то, чтобы не наброситься на Ксюху.

Хотя… Заклинание — это же приказ? И вряд ли Людвигу приказали загрызть первого встречного. Скорее всего, он просто воспринимал Ксюху как помеху на пути к цели. А цель…

Сдохнуть в муках? Убить кого-то? Показать, где зарыты сокровища?

Нет, не то.

Что Диана могла приказать человеку, к которому сначала испытывала симпатию, а потом — ненависть? При условии, что она застала этого человека в момент побега.

Вряд ли у неё было время изобретать сложные формулировки. Значит, скорее всего, посыл был «вернись немедленно» или что-то типа того.

И сейчас Людвиг собирался сделать именно это — вернуться к ней.

Вернуться… куда? Уж явно не в косметический салон, которого шестнадцать лет назад ещё в помине не было. Скорее всего, в то мерзкое место, откуда он с таким трудом удрал. И откуда второй раз его уже никто не выпустит.

В любом случае Ксюха планировала его остановить.

Осталось самое сложное — придумать, как это сделать. Потому что волк, даже едва стоящий на ногах, всё ещё был волком — опасным хищником с огромными клыками. Такой укусит за бочок — мало не покажется.

Вот Тимуру сюрприз будет: вернётся домой, а посреди комнаты — труп ученицы и лужа крови. И в ней кораблик плавает. И орехи. И плед.

Плед бы, конечно, не плавал. Но его угол, свисающий с дивана, наверняка попал бы в гипотетическую лужу, напитался гипотетической кровью и оказался безвозвратно испорчен. Возможно, вместе с диваном.

Так что в момент, когда Ксюха потянулась к пледу, у неё не было в голове никакой хитрой стратегии — лишь желание поправить этот самый угол. Совершенно безотчётное желание, не слишком уместное в ситуации, когда в нескольких шагах от тебя находится полубезумный волк.

Людвиг дёрнулся на звук, поднял голову и тихо, вкрадчиво зарычал.

— Сидеть! Место! — приказала Ксюха, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Волк посмотрел на неё как на идиотку. А потом, видимо, решил, что с дураками связываться — себе дороже, и медленно побрёл в коридор.

И тогда Ксюха набросила на него плед.

Плед оказался огромным — метра три в длину, не меньше — и накрыл Людвига целиком, как пёстрый флисовый парашют.

Волк с глухим рычанием прянул в сторону, потом назад, но запутался лапами в ткани и чуть не упал. Беспорядочно затряс мордой, заматываясь в плед всё сильнее. Рванул вперёд, не разбирая дороги — и врезался головой в дверь. Потом задом — в шкаф. Со шкафа упала керамическая вазочка — не разбилась, но волка по носу приложила знатно. По крайней мере, Ксюхе показалось, что по носу (нормально разобрать, что творится в недрах пледа, было сложно, оставалось только догадываться).

Из-под ткани раздался обиженный рык, и Людвиг снова рванул вперёд в режиме «вижу цель, не вижу препятствий». И опять врезался, в этот раз в стену. Кое-как вывалился в коридор. Покрутился там немного, сшибая ботинки и расшвыривая домашние тапочки. Ворвался в туалет. Свалил на себя швабру. Зацепился пледом за какой-то шуруп, наконец-то вырвался из флисового плена…

И тут Ксюха захлопнула дверь туалета.

Навалилась на неё всем телом.

И заперла.

Снаружи туалет запирался на хиленький крючок. Спасибо, что вообще запирался, конечно, но у Ксюхи были все основания полагать, что с таким замком даже она бы справилась, если бы толкнула изо всех сил.