Она специально?

— Двадцать семь.

— Двадцать семь — тебе замуж пора, а с него что взять? Он ещё не нагулялся…

Сердце защемило… а она продолжала целенаправленно меня добивать:

— У него гормон играет, ему секс сейчас нужен круглосуточно, а тебе кажется, что он в тебя влюблён. Ты, конечно, сама решай, но я тебя предупредила. Что делать будешь?

Она серьёзно? Что она хочет от меня услышать? Что она мне вот сейчас сообщила его возраст и я что? Я собрала вещи и ушла? Так просто? Да я же дышать без него не могу…Я сдохну без него. И он знает сколько мне лет. Давно знает, — они с моими документами ходили по больнице и их ничего не смутило.

А я? Меня смутило?

Матвей тогда приехал очень рано. Закружил меня в коридоре, а потом скомандовал:

— Одевайся.

— Куда?

— Осень тебе показывать буду. Хочу, чтобы ты полюбила осень.

И сделал мне предложение…в осеннем лесу…

Ему двадцать один уже…

Двадцать один для мужчины — это много или мало?

***

Звоню Антону и прошу его мне помочь. Не уверена, что он согласится, но мне просто не к кому обратиться больше. Одной мне не справиться.

Какое-то время он молчит…

Боится, скорее всего.

Я уже начинаю думать: как быть и какие варианты у меня ещё остаются, но он вдруг неуверенно отвечает:

— Ну, если это в моих силах…

— Мне нужно у кого-то оставить вещи, можно? Папа твой не будет против?

Даже в трубку слышно, как он облегчённо выдыхает:

— Папа мой не будет против, даже если с вещами девушка переедет, но ты, как я понимаю, хочешь только вещи у меня бросить? — отвечает уже довольно бодренько.

— И меня бы ещё на вокзал отвезти… — неуверенно добавляю я.

— А меня там, это… — не договаривает. Точно боится.

— Нет, никто тебя не тронет, — если что, я прикрою — не говорю ему этого, только думаю и становится уж совсем не весело. Даже заступиться за меня некому сейчас. Горько. Нет Миши, который меня всегда за свою спину прятал, в любых ситуациях. Странно, что я про него вспоминаю в этот момент. — Мне просто некого попросить, — губы подрагивают, слёзы застилают глаза. Смахиваю слезинки рукой. Нельзя мне плакать.

— Я приеду, Кать. В течении часа приеду. Нормально? — наконец, подтверждает и я облегчённо выдыхаю. — Тебе ноут твой привезти?

— Нормально, но можно и пораньше, если сможешь, конечно. — Мне нужно быстрее, но давить на него я не могу. Передумает ещё. — А что там с ноутом?

— Классная машина, — хмыкает, — Кто собирал?

— Привози, при встрече всё обсудим, хорошо? — не хочу по телефону ничего обсуждать. Да и не могу. Боюсь.

Начинаю метаться по квартире и пытаюсь сообразить, что мне нужно взять с собой. Вещей немного, но и не мало. За год с Матвеем ещё и хозяйственными принадлежностями обзавелись. Хорошо ещё, что сумки не разобраны.

Натягиваю на себя футболку с длинными рукавами и лёгкие штаны. Не хочется никого шокировать своими синяками, хотя лицо не спрятать. Надеюсь, Антон не сбежит, увидев меня красивую такую.

Впервые за всё время, внимательно осматриваю квартиру, в которой провела почти месяц — одна.

Я постараюсь забыть этот месяц и, надеюсь, когда-нибудь у меня это получится.

Сама квартира хорошая: светлая, чистая, в центре города и, само собой, недешёвая. Но я сюда не вернусь.

Холодильник всё ещё забит едой, — она мне тоже больше не нужна. Беру с собой только кофе, чай и бутылку шампанского, которую мне принесла Полина.

Я не пью шампанское — давно, с того самого вечера, когда перепила голубенького с Матвеем, но оставлять эту бутылку здесь не хочу. У меня ещё будут праздники, надеюсь. Я забуду всё, как страшный сон, кроме него…Его забыть не смогу — он навсегда останется со мной. Там, глубоко внутри, я его сохраню. Но я научусь с этим жить. И буду счастлива…

Изучаю пакет из аптеки, который заказывал Виктор и тоже беру его с собой. Ему я позвоню, обязательно позвоню. Всё ему объясню. Но не сейчас. Позвоню, когда буду далеко. И задам ему вопрос, который уже несколько дней не даёт мне покоя — не верю я в такие совпадения.

Перелила коктейль в шейкер и даже попробовала его — не противный, пить можно. Значит, не умру с голодухи, в ближайшее время. И удобно опять же — стакана на день хватает.

Антон благоразумно позвонил, когда подъехал. Я ещё раз его успокоила, что бояться нечего и он поднялся.

Очки надевать не стала. Дома же.

— Каать, — вытаращил свои и без того огромные серые глазищи, которые стали сейчас похожи на маленькие блюдца, — это кто так тебя? Тот?

— Нет, — помотала отрицательно головой. — Не бойся, он не придёт.

— Ты заявление написала? — наклоняется ко мне и рассматривает моё лицо, — Тебе надо заявление написать, не оставляй это дело так. А в больнице была? — участливо продолжает допрос и голос его неприятно подрагивает, как будто плакать собрался. — Больно?

— Нормально всё, — останавливаю его сопли, — что там с компом? Смотрел?

— Смотрел конечно, от такого не отказываются, кто делал-то? Познакомишь?

— Нет, сорян, не познакомлю, — наблюдаю за нескрываемым разочарованием на его лице, после моих слов, — он чист? Можно пользоваться?

— Ну я почистил его, программки некоторые убрал, защиту поставил, но это всё так… — пожимает плечами, — всё зависит от профессионализма и степени заинтересованности. Если кому-то очень надо, то ничего не спасёт. Какое-то время сможешь пользоваться, но я же не знаю от кого ты прячешься, если это тот, кто делала, то… — замолкает…

— Я поняла тебя, — киваю. — Буду осторожна. — Я до конца ничего не знаю. Никто мне ничего не рассказывал. Но Антон сейчас сказал мне очень многое, сам того не подозревая. Я на это и надеялась.

Вытаскиваю сумки в коридор и достаю из одной из них коробку с травматическим пистолетом. Протягиваю его Антону:

— Это тебе, — хочется добавить: за всё, что ты сделал для меня, хоть и не обязан был.

— Слушай, да я и так, — а у самого глаза загораются, как у ребёнка, — откуда это у тебя?

— Я занималась раньше, — не вру. Пистолет этот купил мне Матвей. Мы ездили с ним иногда пострелять по мишеням и он всегда бесился, когда стрелял хуже меня. — Он мне не нужен больше, бросила, — не с кем мне ездить, да и не хочу.

Берёт и с интересом рассматривает игрушку.

— Когда приедешь? — спрашивает уже загружая мои сумки в свой скромный «Хендай Солярис».

— Не знаю пока, но я тебе заранее позвоню. Надеюсь, твоя девушка не выбросит мои вещи на помойку. Они мне ещё пригодятся. — пытаюсь шутить.

— У меня нет девушки, я свободен, — улыбается и помогает мне сесть в машину. — Так что можешь не переживать, всё сохраню в целости и сохранности. Звони в любое время, буду только рад. — не задаёт лишних вопросов и ничего мне не предлагает. Мне сейчас именно это и нужно.

На вокзале везёт. Мы покупаем последний купейный билет в отправляющийся через тридцать минут, поезд.

Я иду и уже ни о чём не думаю. Просто иду. Иду вперёд. Если я остановлюсь, то могу передумать, а я этого не хочу…

Я не слышу, что мне говорит Антон — вся в себе, в своих мыслях. Мне и горько и грустно, и совсем чуть-чуть легко. Я так устала прятаться. Устала бояться. Устала плакать. Я просто хочу посидеть в тишине и не дёргаться от звонков. Хочу побыть одна. Хочу подумать о своей жизни, проанализировать свой последний год, свой последний месяц.

Не знаю, что меня ждёт там, впереди, но мне не страшно…

Только всё ещё очень больно…

Заходим в вагон и офигеваем вместе с Антоном. В глазах рябит от зелени. Полный вагон курсантов. Это ж надо так влипнуть…

***

— Кать, я просил билет в женское купе, точно тебе говорю. Она мне ничего не сказала… — испуганно шепчет Антон мне на ухо.

— Давай пройдём этот муравейник, может там и правда купе женское затерялось? — подбадриваю его. Не иначе как от армии закосил. Страх на уровне инстинктов.

Проходим аккуратненько по коридору вагона. Ребята нас пропускают, мило нам улыбаются, перешёптываясь между собой за нашими спинами. Доходим до моего купе: ни фига — три парня, в форменной одежде поворачиваются одновременно в нашу сторону и расплываются в очаровательных улыбках.