— Ж-ж-ж-ж-ж!

И под жужжание пылесоса он принял решение быть очень и очень осторожным!

Тов. Бетономешалкин — работник кефирного завода — был хороший человек. Его все любили — дети, лифтерши, сотрудники.

Он был такой глазастый, толстый, приветливый. До тех пор, пока его не назначили лучшим человеком города. Вот тогда-то и начались его неприятности. Его все стали узнавать.

Стоило ему чуть-чуть опоздать на работу, вахтерша говорила:

— Что это? Товарищ Бетономешалкин, вы — лучший человек, а опаздываете.

Дочь Катерина постоянно делала замечания:

— Папа! Вот ты — лучший человек, а ботинки не почистил! И даже соседка по дому сказала однажды:

— Очень странно! Вот вы — лучший человек, на доске висите, а ваша собака мою Пальму искусала!

В конце концов Бетономешалкин взорвался и прилетел в горсовет. К самому председателю горсовета:

— Снимите меня с этой проклятой доски!

— Не имеем права! Это решение коллектива.

Председатель горсовета был железный человек. Он решений не менял. Тем более решений коллектива. И фамилия у него была такая современная: товарищ Съездов.

— Я не лучший человек! — бушевал Бетономешалкин. — Я ботинки не чистил. Я деревья не посадил. Я маму из деревни не выписал. Моя собака Пальму покусала.

Председатель горсовета обнял Бетономешалкина и сказал:

— Ну, что же это вы? Лучший человек города, а так на себя наговариваете.

— Ах, так! — закричал Бетономешалкин. — А это вы видели?

Он вытащил из карманов бутылку кефира, четыре пакета молока и пять новеньких творожных сырков с изюмом.

— Это я с производства унес! Утащил! Мне их дали испытывать, и я забрал!

— Сегодня?

— Вот именно. Сегодня, когда мы все должны воспитывать нового человека!

— Стало быть, кефир сегодняшний, — продолжил председатель горсовета. — Свежий. Вы не возражаете, если я его у вас отниму? Жена велела купить, а у меня ну ни минуты свободного времени нет. В магазин выйти.

У Бетономешалкина пошли шары перед глазами. Он повернулся и вышел из горсовета, проломив собою дверь.

Известный композитор Геннадий Игоревич был в это время в жутком настроении. Он лежал на жутком диване под жутким пледом с жуткой температурой 45 °C, но не расстраивался. Он играл на гитаре жуткий старинный гусарский романс про любовь:

Почему он так странно пел? Потому что романс был французский, а из всего французского языка он знал лишь одно слово L'amour (ля мур).

Со временем секретные чернила меняли свои свойства. Секретность из них выветривалась, а текст проявлялся. Он был таким:

5. Выяснить, не появлялись ли на Земле агенты из злого черного созвездия Минус Миллиард? Или все неприятности, которые случаются на Земле, имеют земную основу?

— Эва как! — кипел пластмассовый Константин Михайлович. — Прилететь сюды из космосу невозможно! Быстрее света ничего не летает! Забили им головы!

Это он переживал после разговора с Володей Удинцевым.

— Теория относительности! Ерунда какая-то! Быстрее света, к примеру, летает яркий свет! А как быть с антисветом? А кто скажет, с какой скоростью летает темнота? Она в этом смысле поповаднее будет. Устарела ваша теория.

Тут он увидел горсовет.

— Эва! Надо отметить командировку!

Он прошел к кабинету председателя горсовета товарища Съездова. Секретарша бросилась к нему наперерез.

— Вы к кому?

— К вашему начальнику, уважаемая. Охота командировку пометить. Он здеся?

— Нет, его здесь нет. Он на совещании в министерстве.

Дедушка вытащил коробочку и проглотил пилюльку. Посмотрел на дверь кабинета, и она в минуту прояснилась. Стала прозрачной. Стало видно, что за столом сидит крепкий дядька лет шестидесяти и что-то пишет.

— Уважаемая, — сказал дедушка, — вы сообщили, что его нет. А он здеся находится.

— Понимаете, относительно кабинета и стола он здесь. А относительно посетителей его нет. Он на совещании в министерстве.

— Почему?

— Чтобы ему не мешали работать. Ему надо решить, что делать с карандашной фабрикой. Видите, как коптит небо. Всем нам жить мешает. И вам тоже, дедушка.

Константин Михайлович посмотрел в окно. Труба дымила.

— Так что никому не говорите, что его видели. А вы, наверное, фокусник, иллюзионист?

— Относительно вас я фокусник, — согласился дедушка. — А вообще-то, относительно космосу деревенские мы. Аккурат сельские.

Он раскланялся и вышел.

Сережа Залогуев все удивлялся на империалистов — как далеко ушли! У него от одной маленькой батарейки пять часов работал микропаяльник, а батарейка и не думала садиться. (То есть ослабевать.)

— Ну что, дорогой мой человечек? Скоро полетим, милый ты мой Загогулин? — говорил инженер Карцев. — Из генерального штаба все звонят. Спрашивают.

И действительно все время раздавались звонки. Один важнее другого.

— Слушаю, товарищ генерал. Так точно, товарищ генерал. Еще не обедали. Все трудимся. Колбасы купил, товарищ генерал. Любительской 300 грамм и сыра. А вы мне на картошку денег не давали, товарищ гвардии генерал. Это пусть маршал покупает… А я тут при чем? Если ваш маршал по вечерам не является, вы ему на работу в генштаб жалобу накатайте. А то и просто мокрой тряпкой его, товарищ генерал, пару раз огрейте. Это дисциплинирует.

— Ну как, починим? — спрашивал он после разговора у комсомольца.

— Раз из генерального штаба спрашивают, — отвечал Залогуев, — значит, починим. Я пока не понимаю, как она устроена. Я только чувствую, что это хорошая вещь. И все присоединяю, как было.

Он паял. Младший Карцев приводил в порядок справки про металлолом. И время шло.

Когда работаешь, время незаметно летит и ничего не помнишь. Час прошел, еще час… Еще сколько-то времени, не помню сколько. Еще чего-то прошло. За окном высунулись и обратно засунулись звезды, и тут комсомолец сказал:

— Все готово. Будем пробовать.

Он взял щетку, как берут деревянного коня, нажал выключатель и немедленно перекувыркнулся в воздухе. Потом рванулся вверх и выскочил из пиджака. И носило его и мотало по комнате не хуже, чем тетю Пашу в свое время.

— Стой! — кричал тов. Карцев. — Стой, чертов комсомолец! Я сейчас тебе руки-ноги пообломаю, дорогой мой человечек!

— Не могу! Не умею останавливать! — кричал в ответ Залогуев.

— Не надо было включать! — вопил Григорий Борисович, бегая за ним.

— Куда?! Куда?! — завопил он во весь голос, когда увидел, что Сережа нацеливается вылететь в окно.

— В генеральный штаб! Работу показать!

— Я тебе покажу показать! Какой такой штаб?! Не дам! — он ухватил Сережу Залогуева за пролетающую штанину. — Назад!

Но получилось не назад, а вперед. Неведомая страшная сила подхватила его, вытащила в окошко вместе с комсомольцем Сережей и понесла над крышами города…

Пластмассовый дедушка отошел от справочного бюро, держа в руках бумажку с адресом тов. Бетономешалкина: