— Я и понятия не имею, о чем вы говорите, сэр! — громко возмутился Мордейкер. — Я такой чепухой не интересуюсь. Мое дело — сражаться за королеву и Британию, охранять их от врагов.

Наступило глубокое молчание. Мэгги расставляла на столе чашки для кофе и чая.

— Нет, благодарю, леди Пай, — сказала жена священника, — кофеин вреден для нервной системы. — Полковник взял полную чашку и с удовольствием отхлебнул из нее. — Хорошо известно, — продолжала она, — что при слишком ярком румянце такие стимуляторы оказывают особенно пагубное действие на здоровье. Дорогая леди Пай, я хотела рассказать вам рецепт приготовления рыбы. Мне дал его один мой хороший знакомый, священник из Бельгии, так что можете не сомневаться в его подлинности.

— Я послала за доктором Парсоном, — сообщила мне Мэгги, — он обещал поторопиться, но, к сожалению, все дороги занесло ночью.

— Как чувствует себя бедное дитя? — поинтересовался Макс.

— Не очень хорошо, но у нее ничего серьезного, уверяю вас.

— А Вальдо? — Он снова говорил почти шепотом. — По-моему, в последнее время он стал немного повеселее. Я надеюсь, полиция делает что-то, чтобы найти настоящего убийцу.

— Отцу намного лучше. Вы очень любезны, что навещаете его так часто. Инспектор Фой обещал мне, что кое-что прояснится в ближайшие две недели.

— Вальдо — мой самый дорогой друг. — Он посмотрел на меня с улыбкой. — Как жаль, что вы вчера ушли так рано, остались одни старые ведьмы — ни одной красивой женщины.

— Но там была Фредди.

— Ах да, точно. Она мила, но слишком уж язвительна. И потом, женщина, которая увлечена своим мужем, становится совсем непривлекательна для прочих мужчин.

— А Джорджия — не помню ее фамилии, — мне кажется, она не слишком влюблена в Эмилио.

Макс удивленно посмотрел на меня.

— Неужели вы находите ее красивой?

— Как дела на дорогах, леди Пай? — спросил священник. — Мы должны успеть на поезд. Увы, но служители церкви не могут распоряжаться собою по собственному усмотрению.

— Вот это верно, — согласился полковник, — тем более когда они женаты.

— Ты забыл принять сердечные таблетки, — напомнила мужу миссис Мордейкер, войдя в столовую. И, подойдя ближе, посмотрела в его тарелку: — Сколько яиц велел тебе съедать врач?

Полковник пробормотал сквозь зубы что-то невнятное.

— Если бы вы только знали, — обратилась она к Мэгги, — как мне трудно заставить его соблюдать все предписания. Врач, выписывая лекарство, сказал, что его необходимо принимать до еды.

Жена священника улыбнулась всем присутствующим и провозгласила:

— Как жаль, что мы вынуждены вас покинуть. — Она повернулась и гордо удалилась.

— Скажи, Гервард, — сказала миссис Мордейкер, — что тебя опять расстроило? Помнишь, что говорил тебе доктор насчет настроения…

— Бога ради! Заткнись! — рявкнул полковник. — Ты просто несносна. Все время донимаешь меня своим занудством.

Старая дама глубокомысленно произнесла:

— Какая задница не заслуживает хорошего пинка…

Полковник изменился в лице и стал пунцовым.

— Мадам, — прогремел он, — мое терпение уже на исходе!

— Прошу вас, Эрнестина, — поспешила урезонить старуху Мэгги.

— Гервард! — воскликнула одновременно с ней миссис Мордейкер.

— Хотите еще чаю? — продолжала Мэгги, стараясь отвлечь внимание Эрнестины. — А лепешки не хотите попробовать? Я только сегодня их испекла. Вам они понравятся. Нужно хорошенько подкрепиться перед работой.

— Эта женщина назвала меня «задницей», — пробормотал полковник жене, которая села рядом с ним за стол, — это слишком!

— Полковник, попробуйте вот эти маленькие сандвичи и домашнее варенье из черной смородины, — умиротворяюще настаивала Мэгги, затем, понизив голос, добавила: — Мисс Типпл — девяносто четыре, уверена, она ничего плохого о вас не хотела сказать.

— Я просто не спала всю ночь! Все время слышался какой-то шум, к счастью, я заперла дверь, но все равно не могла успокоиться, — с воодушевлением откликнулась Эрнестина и посмотрела на полковника.

— Нечего смотреть на меня, мадам, — раздраженно произнес полковник.

— Нет, нет, — успокоила его Мэгги, — не принимайте это так близко к сердцу, полковник. Как жаль, что сегодня такая скверная погода. В это лето здесь было много соколов, они так и взвивались в голубое небо! И я подумала, что вы наверняка были бы не прочь посмотреть на это. Ведь вы разбираетесь в птицах?

— В птицах? Кто это сказал? — Полковник уставился на нее в недоумении.

Священник, все это время листавший журнал и вроде не прислушивавшийся к беседе, вдруг поднял голову и с интересом уставился на полковника. Тот надулся еще больше.

— Должно быть, редкое зрелище? — вежливо обратился к нему Макс. — Такое можно увидеть только далеко за пределами Лондона. Но здесь вообще один из самых прекрасных уголков на свете.

— Что-то я этого не заметил. Мы приехали уже в темноте, и ничего, кроме снега, я тут не видел.

— Я бывал здесь раньше, два года назад. С гор открывается чудесный вид на окрестности. Не согласитесь прогуляться со мной?

— Я не могу никуда уйти, пока не приедет доктор и не посмотрит Корделию, — ответила я, не поднимая глаз.

— Хэрриет, — сказал мне Арчи, — если вы собираете команду для отчаянной вылазки, возьмите меня с собой, у меня талант проводника.

Я только собралась ответить ему, как в столовой появился Джонно, одетый в лохматый джемпер и разорванные на коленках джинсы.

— Привет всем! — Он заглянул в тарелки. — Господь Всемогущий, одно дерьмо, да еще рыба вся вареная. Мэгги, неужели мне не оставили ни кусочка бекона?

— Сейчас схожу и принесу для тебя кое-что.

— Сиди, Мэгги, — возразил Руперт. — Ты с утра только и делаешь, что бегаешь, пусть сам сходит на кухню и принесет все, что ему нужно.

— Зачем нужны женщины в доме, если от них нет пользы?

— А от тебя какая польза? — холодно спросил его Руперт.

— Правильно сказано! — воскликнула мисс Типпл.

— Брось, Руп, ты не всегда был таким занудой, я же помню, как раньше ты напивался в стельку.

— Большая разница — быть пьяным или быть неблагодарным щенком, — взвился Руперт.

— Ну!.. — в замешательстве воскликнул Джонно. — Черт тебя побери. Я не понимаю. Я вовсе не такой…

— Так в чем же дело? — отозвался Руперт ледяным тоном. — Возрази, если я не прав.

— В мои годы, — сказал полковник, — мы стояли по стойке «смирно» перед старшими. И даже в глаза им смотреть не смели.

— Замечательно, — иронически отозвался Джонно. — Вы думаете, я стану следовать вашим полковым традициям? Война — это зло, а уж те, кто в ней участвует, — сущие злодеи, и нет им оправдания. Вы сами сеете разруху, анархию и еще черт знает что, и нечего поучать меня, как жить! — Он резко повернулся и вышел из комнаты.

— Розги по нему плачут, — пробормотал полковник, поглядев ему вслед.

Мэгги сидела с таким выражением на лице, словно собиралась разрыдаться.

— Извините, леди Пай, приехал доктор, — сообщила миссис Уэйл, остановившись на пороге. — Я проводила его наверх, к нашей юной гостье. Сэр Освальд требует, чтобы ему немедленно подали завтрак.

— Мне так скучно! — воскликнула Корделия. — Когда придет Макс?

Три дня ей пришлось пролежать в постели по настоянию доктора.

Каждый раз, когда Руперт приходил ее навещать, Корделия притворялась умирающей. Но Руперт не обращал внимания на чепуху и заставлял ее вовремя принимать лекарство. Обиженная Корделия в последний его приход сложила на груди руки и закрыла глаза, не желая с ним разговаривать. Арчи прислал ей забавное письмо, в котором, восхищаясь ее красотой, сообщал, что боится подцепить простуду и поэтому от визита воздержится.

— Теперь я знаю, почему все говорят, что мужчины страшные эгоисты, — заявила Корделия, — я сама теперь в этом убедилась.

Как и все в нашей семье, не исключая Офелии и Порции, Корделия страдала нетерпимостью и крайней обидчивостью. Кроме того, ей было трудно привыкнуть, что ее в чем-то ограничивают, и она требовала от несчастной Мэгги, чтобы ей принесли жареного цыпленка с томатным соусом, яблочное варенье, лимонный торт и колу, а также побольше шоколада и сливок.