— «Гудки полночных поездов…» Хэрриет! Господи Боже мой! Так подкрасться — у меня мог случиться сердечный приступ! Осторожнее! Нет, моя дорогая, не нужно плакать! Благодари Господа…

— Что еще хотел сказать мой отец, я так и не узнала, потому что его слова также утонули в рыданиях.

Проснувшись, я услышала, что ветер поменялся. Он продолжал дуть, но гораздо тише, не сотрясая стекол, а лишь слегка покачивая верхушки тисов. Внутри меня была легкая пустота. И тут я все вспомнила: папа на свободе. И не просто на свободе, а в этом самом доме, в бывшей комнате Мордейкеров. Я повернулась, чтобы рассказать удивительные новости Корделии. Она так сладко спала, что мне было жаль будить ее. Но я сама хотела услышать собственные слова, чтобы поверить в это. Меня так и подмывало пробежать по галерее и заглянуть к нему в комнату.

Прошлой ночью, когда первые восторги по поводу нашего воссоединения остались позади, я увидела, насколько он измучен. Пока мы с отцом пытались взять себя в руки, Руперт принес бренди и бутерброды с сыром. Мы сидели рядом на диване, обнявшись, и отец едва ли не каждую минуту прижимал к глазам платок или рукав. Он хотел казаться таким же жизнерадостным, как раньше, но вряд ли смог бы обмануть и ребенка.

— У нас было странное путешествие, — сказал отец, снова смахивая слезу. — Напротив нас в поезде сидела ужасная женщина с попугаем в клетке. Птицу очень привлек Руперт. Она не сводила с него своих глаз-бусинок и подвергла самой наглой критике: «Гадкий мальчик! Плохой мальчик! Поцелуй нас! О, дерзкое создание!» Люди пялились на нас. Я думаю, они начали подозревать, что попугай знает что-то такое, чего не знает никто.

Руперт рассмеялся.

— Я бы сказал, это внимание было столь исключительным, что я начал чувствовать беспокойство.

— Это был голос совести, — сказал папа.

— Я всегда мечтала о попугае. — Я догадалась, что отец всеми силами стремится избежать серьезного разговора.

— Мне кажется, Дирка вполне достаточно для любого любителя животных, — заметил Руперт. — Где он, кстати? Он устроил жуткую суматоху, когда мы приехали.

— Я спала, но мне снилось, что он лает.

— Спать! — сказал отец. — Вот чем бы я с удовольствием занялся! Хэрриет, есть ли шанс раздобыть подушку, на которую я мог бы приклонить голову?

Я повела его наверх.

— Прелестно. Однако температура поистине сибирская. — Пока я разжигала огонь, он щупал матрас и зевал. — Я надеюсь, хозяева не будут слишком обеспокоены присутствием лишнего гостя?

Я обняла его и поцеловала в макушку, чтобы скрыть собственные слезы.

— Я принесу тебе полотенца. А потом покажу, где ванная. — Когда я вернулась, он уже спал. Я подоткнула ему одеяло, поставила на место каминную решетку и выключила свет.

Внизу я нашла Руперта, наливающего себе второй стакан виски.

— Мне не стоило бы этого делать. Но я слишком перенервничал. Это был длинный, длинный день.

— Ты можешь рассказать мне вкратце, что произошло? Я буду лучше спать, если… если… Прости, что я такая плакса. Я просто в шоке.

Он протянул мне платок:

— Не оправдывайся. И ради Бога, не хлюпай носом.

— Извини. Так вот почему ты хотел, чтобы я тебя встретила! Чтобы мы увиделись с отцом без посторонних. Это так благородно с твоей стороны.

— Я не мог ничего сказать по телефону. Не хотел зря тебя обнадеживать. Все решилось очень быстро. — Я вытерла глаза и постаралась успокоиться. Руперт задержал во рту глоток бренди. — Должен сказать, Освальд знает толк в коньяке. Так о чем мы? А, ну вот… Нам очень помог Чарлз Фой. Если бы он не провисел полдня на телефоне, подгоняя всех, мы бы не успели на вечерний поезд. Ты не должна переживать. Все позади. На самом деле. — Руперт поглядел на меня, потом опять в свой стакан. — Пресса, конечно, всполошилась. Фой сбил их с толку, поэтому мы смогли выбраться через боковую дверь. Нас доставили прямо на станцию. Боюсь, тебе придется пережить это все заново.

— Это уже не важно. Мы привыкли к журналистам, даже кое с кем подружились. — Я подумала, что теперь, когда отец на свободе, я была бы рада видеть даже Стэна.

— К счастью, здесь вас никто не узнал и не сможет выдать им.

— Миссис Уэйл узнала меня по фотографии в газете. Но она никогда не сделает такого.

— Надеюсь, ты права. Так вот, получилось, что твой отец с первого места в списке подозреваемых переместился в самый его конец. Фактически из всех, кто был там в тот момент, твой отец оказался единственным, кто не мог убить Бэзила.

Я взглядом умоляла его продолжать. Руперт сунул руку во внутренний карман и достал сигару.

— Ты не против, если я закурю?

Я помотала головой. Руперт сел в кресло мисс Типпл и начал раскуривать сигару. Я взяла последний бутерброд, надеясь, что это меня успокоит.

— Фой очень скрытничает, — продолжал Руперт. — Важно, чтобы ничего не просочилось в прессу.

— Не беспокойся. Я усвоила урок.

— Он до сих пор не знает, кто убил Бэзила, если это вообще было убийство. Но он знает, как Бэзил был убит. Он намекнул мне, а дальше я додумал сам. Но это было очень умно! — Он усмехнулся.

— Это могла быть случайность?

— Этот вариант рассматривается. Но он сомневается, что это возможно. Над этим работают судейские. Конечно, все конторы были закрыты по случаю Рождества, а то бы Вальдо отпустили раньше. — Руперт выпустил облако дыма и провел рукой по лбу, словно желая смахнуть все тревоги этого дня. — Видишь ли, найдя Вальдо рядом с трупом, всего в крови и с железной штукой в руках, любой бы посчитал это достаточным для предъявления обвинения. Больше на сцене не было ничего, что могло бы послужить орудием убийства. Полиция очень далека от театра, поэтому им не пришла в голову мысль об альтернативном орудии. Хотя, надо признаться, я тоже об этом не подумал, так как не знал подробностей о постановке.

— О постановке?

— В особенности о декорациях. — Руперт затянулся сигарой, так что ее кончик ярко засветился красным. Он вытянул ноги и глядел в потолок. — «Лир» — на редкость языческая пьеса. Боги появляются в огромном количестве — Зевс, Аполлон, Юнона, Геката и так далее. Природа представляется властной богиней, которую по ходу пьесы обожествляют то Лир, то Эдмунд. Режиссер придумал сделать «Лира» в стиле барокко. Удивительно несовременная концепция.

Я задумалась над его словами. Пока мне было совершенно непонятно, какое отношение все это имеет к убийству.

— Самое интересное в этой истории, — продолжал Руперт, — что именно ты навела Фоя на спасительную догадку.

— Я?..

— Надо отдать должное этому человеку — Фою, я имею в виду. Несмотря на то что для Вальдо все складывалось как нельзя хуже, он поверил собственному ощущению, что Вальдо мало похож на убийцу. Когда ты рассказала ему об этом сеансе, он также не воспринял это просто как полную ерунду. Он долго обдумывал это. Хотя он и полицейский, но довольно грамотный человек. Ему пришло в голову, что в самой пьесе есть что-то такое, что может подсказать ему ответ. Поэтому он отправился в театр сам. Постоял на сцене, на том месте, где был убит Бэзил. И прокручивал в голове все то, что ты ему сказала. И тут его осенило. Он понял связь между сеансом и пьесой. И тогда посмотрел наверх.

— Да? — Я наклонилась к нему, стискивая подлокотник дивана. Несколько полудогадок пронеслось у меня в голове, но, как оказалось впоследствии, все они оказались далеки от истины.

— Это все, что он сказал мне, и я не собираюсь больше ничего добавлять. Это триумф дедуктивного мышления Фоя, и мне не хочется присваивать его славу. Я уверен, что он пожелает рассказать это тебе сам. — Руперт покрутил сигару в пальцах, потом коротко взглянул на меня.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что из четырех находившихся там людей папа был единственным, кто не мог сделать это? Если бы я не была уверена в его невиновности, то, думаю, у меня бы тоже возникли подозрения.