— Мне не хочется уезжать.

Было похоже, что Корделия говорит не только за себя.

Конечно, Корделия прекрасно знала, что по возвращении домой она уже не отвертится от посещения школы, и это было основной причиной ее огорчений. Однако она, как и все мы, с удовольствием говорила о времени, проведенном здесь. Атмосфера тайны, окутывающая дом, будила воображение и помогала отрешиться от житейских проблем. Пребывание вдали от цивилизованного мира заставляло вести себя иначе, более естественно. Я впервые провела так много времени вне семьи и особенно почувствовала, насколько много значат для меня мои близкие.

— Что дал тебе сэр Освальд? — прервала мои размышления Корделия. — Я видела, как он что-то сунул тебе в перчатку, когда вы прощались.

— Я не посмотрела. — Я вертела в руках маленькую зеленую коробочку.

— Ну, так что это?

Я открыла коробочку. Там оказалась маленькая брошка в виде серебряной желудевой шапочки, прикрепленной к дубовому листку. Вместо желудя была жемчужина. Я была тронута:

— Какая красивая! Нужно написать ему, когда приедем, и поблагодарить.

— Да, ничего особенного, — отмахнулась Корделия. — Подожди, сейчас увидишь, что он подарил мне. — Она начала рыться в кармане пальто, ударив меня в глаз и заставив Дирка упереться когтями мне в ногу. — Вот, оцени!

Она достала ожерелье из двух нитей великолепных сверкающих жемчужин. На застежке мерцали изумруды и бриллианты.

— Корделия! О небо! Оно же стоит тысячи! Арчи, останови машину! Мы должны вернуться! Мы не можем принять такую дорогую вещь!

— Мы? — возмутилась Корделия. — Он подарил его мне! А я хочу оставить его у себя. Вообще-то оно не очень-то мне нравится, но возвращать его назад я определенно не собираюсь.

— Папа, объясни ей, что она должна, — настаивала я. — Может, это фамильная драгоценность? Она должна принадлежать Аннабель. Было бы несправедливо оставить эту вещь у себя.

— У Аннабель и так огромное наследство, — сказала Корделия, прежде чем отец успел ответить. — Я видела, что было в шкатулке, когда сэр Освальд доставал это. Куча всего. И потом, он откажется взять его обратно. Это плата за мое молчание.

— Корделия! Что ты имеешь в виду?

— Я поклялась молчать. — Корделию явно радовал мой испуг.

— Что он сделал с тобой? — требовала я ответа.

— О, не то, что ты думаешь.

— Корделия! Скажи сейчас же, не то папа заставит тебя!

— Ну, хорошо. Это было, когда вы с Рупертом ушли искать Аннабель. Сэр Освальд попросил меня подняться к нему в спальню.

— Корделия! Ты никогда не должна ходить одна в спальню к мужчине! Пообещай мне, что это не повторится!

— Не будь дурочкой. Мой муж будет крайне удивлен, когда я заявлю ему в первую брачную ночь, что не пойду одна с ним в спальню, потому что пообещала сестре. Или ты пойдешь с нами? — Корделия умела быть невероятно саркастичной.

— Попала в точку! — рассмеялся отец.

— Это серьезно! Что он заставил тебя сделать?

— Ничего особенного. Положил меня на свою кровать. А потом начал опять говорить, что я ангел и все такое, что он хочет показать мне, как оказаться вместе с ним на небесах. Это было ужасно нудно, и я начала подниматься. Тогда он расстегнул штаны и достал свою штуку.

— Почему ты ничего мне не сказала? Я же отвечаю за тебя!

— Ерунда! Ну, в общем, я сказала ему: «Уберите. Это ужасно. Я не хочу на это смотреть. Если вы этого не сделаете, я закричу, и вас арестуют, потому что я несовершеннолетняя, и это называется пидо… что-то там…» Сэр Освальд заплакал и сказал, что извиняется и знает, что не должен был делать этого, но он так любит меня, что ничего не может с собой поделать.

— Я должен сказать, Корделия, ты с честью справилась с ситуацией, — заявил отец.

Я взглянула на него с осуждением.

— А если бы сэр Освальд оказался не таким сговорчивым? В конце концов, есть и другие такие же…

— Если кто-нибудь попытается что-то со мной сделать, — тут же отреагировала Корделия, — я ударю его в самое больное место. И он никогда больше не сможет заниматься сексом. Я это знаю.

— Ожерелье надо вернуть, — повторила я.

В Лондон мы прибыли к концу дня. Выпитое шампанское и огромное количество съеденной пищи способствовали тому, что все мы, за исключением, к счастью, Арчи, проспали оставшуюся дорогу. Проснувшись, я обнаружила, что мы уже в нескольких ярдах от нашего дома. На пороге сидел Марк-Антоний, о котором я так часто вспоминала, с двух сторон от него, прислонившись к колоннам, скучали два фотографа. Увидев нас, они пришли в неописуемый восторг.

— Добрый вечер, джентльмены, — приветствовал их отец, пригладив брови.

— Сэр! Мистер Бинг! Сэр! — Затрещали вспышки. — Великолепно! Изумительно! Как вы чувствуете себя на свободе?

Пока я открывала дверь, услышала телефонный звонок. Я пробежала по горе писем, лежащих на коврике, и сняла трубку. Это была Дилис Дреленкурт, агент моего отца. Ее голос звучал восторженно. Увести отца от камер оказалось непросто.

— Здравствуй, Дил, дорогая, как дела… Все прекрасно… Что?.. Подожди секунду, повтори еще раз… Нет! Ты врешь!.. Правда?.. О Господи, как чудесно! Абсолютно, черт побери! — Отец хлопнул себя по лбу и принялся ходить взад-вперед, насколько позволяла длина провода. Его глаза сияли. Я ждала его в холле, горя желанием узнать, что за новости ему сообщили, и зная, что ему тут же захочется с кем-то поделиться.

— Хорошо, хорошо… Да, верно… Перезвони им сейчас же и соглашайся… Молодчина, Дил! Мы им покажем! Ха! Ха!..

Наконец он положил трубку, обнял меня и закружил по холлу:

— Хэрриет! Дорогая! Они запускают новую постановку «Отелло»! Великолепный подбор актеров! Родерик Риппл — Яго, Линда Лейовер — Дездемона. И, — его губы дрогнули и глаза наполнились слезами, — угадай, кто будет Отелло?

— О папа, папа! Мой талантливый драгоценный папа! — Я осыпала его поцелуями. — Я так горжусь тобой!

— Я думал, что никому уже не нужен, но Дилис сказала, что аудитория будет сочувствовать мне, я буду дополнительной приманкой. Она получила и другие предложения. Как видишь, пользу можно извлечь и из несчастья. — Он вновь схватился за телефон. — Нужно позвонить Флер.

— А маме? Ты не хочешь сначала обрадовать ее?

Папа остановился. Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула легкая тень раскаяния.

— Да, конечно. Дай мне номер, пожалуйста. Здравствуйте! Могу я поговорить с миссис Бинг?.. Вальдо Бинг… Да, конечно… Спасибо, спасибо… Да, да… Вы очень добры… Спасибо… Да, я понимаю… Нет, все в порядке. Я позвоню позже. Просто скажите ей, что я звонил. Спасибо. До свидания. — Он положил трубку. — Они с Ронни ушли гулять. — Он вздохнул, глядя в стол. — Хэрриет, я не могу придумать, как помягче сказать тебе… Но все равно ты должна узнать. Прости меня, дорогая. Я понимаю, что тебя это заденет больше, чем других. Полагаю, они не будут против. Я надеюсь. Ты понимаешь, все, что случилось — мой арест, я имею в виду, — в какой-то степени помогло мне понять… Мы уже давно разошлись в жизни, но все эти годы нам было лень что-либо предпринять. Нам было удобно. Но пока я был в тюрьме, у меня появилось время подумать. И у твоей матери тоже… И я люблю Флер. Ты тоже ее полюбишь, я уверен, когда узнаешь. — Он впервые взглянул мне в глаза. — Во всяком случае… Ладно, Хэрриет. Твоя мама согласилась на развод.

Я сознавала, что нужно что-то сказать, но не могла придумать — что. Мне казалось, что все мышцы моего лица свело, так что я не могла даже придать ему соответствующее выражение.

Вошли Арчи и Корделия. Отец рассказал им хорошие новости, и последовали дальнейшие поздравления. Тут Корделия увидела на лестнице Марка-Антония и побежала за ним.

— Если что, можешь на нас рассчитывать… — Голос Руперта странно звучал у меня в голове, будто он находился где-то далеко.

Дверь закрылась за ними тремя. Было слышно, как Корделия наверху открывает двери, зовя Марка-Антония. Я подошла к окну и посмотрела на улицу.