Я успокоила Мэгги, убедив ее не обращать никакого внимания на эти претензии. Но она была просто в шоке, когда я предложила ей помочь хоть чем-нибудь на кухне, чтобы как-то компенсировать причиненное нами беспокойство.
Мэгги распоряжалась всеми кулинарными делами, оставляя на попечении миссис Уэйл уборку и разнообразные мелкие поручения. Вероятно, она действительно была ей очень благодарна за помощь, ибо отзывалась о ней не иначе, как об ангельски кротком и трудолюбивом создании. Вообще же, наблюдая за тем, сколько усилий Мэгги тратит на то, чтобы содержать в порядке дом, я подумала, что такое положение хозяйки наверняка вызвало бы возмущение у моей матери, никогда в жизни и тарелки за собой не вымывшей, не говоря уже о том, чтобы подойти близко к плите.
Миссис Уэйл следила за тем, чтобы вовремя отдавать белье в стирку, менять постели, скатерти и вытирать пыль, по крайней мере в комнатах, где находились гости. Кроме того, она чистила столовое серебро. Мэгги же так уставала от своих дневных забот, что я часто замечала, как она едва не засыпала за столом во время ужина, но, невзирая на это, она еще поднималась наверх и разводила огонь в каминах. И только тогда миссис Уэйл провожала гостей в их спальни.
Не только Мэгги уделяла внимание Корделии. Макс почти каждый день заходил к ней, всячески стараясь развеселить и скрасить ее одиночество. Признаться, нам почти не довелось по настоящему скучать в Пай Плэйс.
Последние две недели перед отъездом Корделия посвятила странному занятию: она взялась писать историю нашей семьи, а вернее, того, что случилось с нами, и относилась к этому весьма серьезно. Ей хотелось рассказать правду о нас, вопреки всем нелепым домыслам и газетным статьям, где о нас выдумывали Бог знает что. Мы с ней вместе перебирали старые альбомы с фотографиями и письма, стараясь составить из всего этого цельную увлекательную картину. Результат нашей работы мог бы стать отличным подарком отцу.
От нечего делать я принялась во время болезни Корделии читать журналы по рукоделию, где описывалось, как нужно вязать свитеры с замысловатым рисунком, шить и накручивать волосы на бигуди. Я так увлеклась ими, что не заметила, как пришло время, когда обычно нас навещал Макс. Меня вывел из задумчивости стук в дверь.
— Как наша страдалица? — спросил он, с улыбкой подойдя к постели Корделии, которая сразу просияла от удовольствия.
— Очень плохо. Мне надоело тут лежать, когда все остальные развлекаются. Если бы не настойчивость Хэрриет, я бы давно встала. Мне все равно скоро можно будет это сделать, какая разница, если это произойдет на несколько часов раньше?
— Доктор Парсон сказал — не вставать до ужина, — напомнила я. — Я думаю, это просто невежливо — пренебрегать советами врача, которого специально для тебя вызвали.
— Хэрриет всегда все знает лучше других. И хочет, чтобы все ее слушались.
Макс посмотрел на меня, и я подумала, что он, возможно, размышлял над этим замечанием, пытаясь понять, действительно ли я так деспотична, как говорит Корделия.
— Подумай сама, — Макс снова повернулся к Корделии, — если ты встанешь сейчас, у тебя снова поднимется температура, и ты не сможешь появиться за ужином в платье. Тебе придется надеть джинсы и свитер. Тогда уж точно ты не сможешь выглядеть лучше, чем Аннабель.
Они до сих пор так и не познакомились. После моего рассказа об Аннабель Корделия заявила, что не желает, чтобы эта заносчивая девчонка видела ее больной и непричесанной, и наотрез отказалась от предложения Мэгги позвать падчерицу, чтобы та посидела с гостьей.
Прошло довольно много времени, прежде чем я, посмотрев в окно, увидела, что уже начинает темнеть.
— Мне пора гулять с Дирком, а то будет поздно… — В окно было видно небо, на котором только-только начали загораться звезды.
— Я пойду с вами, — предложил Макс.
— Нет, вы не можете уйти и оставить меня одну, — возмутилась Корделия. — Макс, ты обещал мне дочитать «Вдали от безумствующей толпы», я хочу знать, вернется она к этому глупому Гэбриэлю Оуку. Надеюсь, сержант Трой не умрет в конце.
— Да, лучше будет, если вы останетесь и почитаете ей немного, — сказала я. — На улице очень холодно. И я выйду всего минут на двадцать. — Я знала, что Корделия уже дочитала роман утром, но решила поддержать ее: мне не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел меня прогуливающейся вместе с Максом, и еще меньше мне хотелось, чтобы об этом узнал Руперт. Было не слишком хорошим тоном — заводить роман в доме, куда тебя пригласили погостить на праздники.
На улице дул ледяной ветер. Снег блестел и искрился в полосах света, падавших из незанавешенных окон. И я чувствовала, что замерзаю, несмотря на теплое пальто, которое мне дала Мэгги, и пушистый длинный шарф. Дирк за три дня уже успел освоиться и теперь резво бегал по дорожкам вокруг дома. Я же старалась держаться поближе к входу, дабы поскорее вернуться назад в тепло.
Поместье Пай Плэйс было построено в форме буквы «Е», стены выложены из серого камня. На фасаде — три больших закругленных поверху окна. Прямо перед ним открывалось пустое, засыпанное снегом поле, на котором летом, как мне сказали, играли в футбол и теннис. У левого крыла была небольшая пристройка, появившаяся сравнительно недавно и, вероятно, используемая для хранения садового инвентаря и всякого ненужного хлама. Планировка дома напоминала правильными линиями здания классического стиля семнадцатого и восемнадцатого веков.
Дальше за пределами дома и его округи простиралась долина. Зимой она была покрыта снегом, но на фотографиях, показанных мне Мэгги, выглядела иначе — зеленой луговиной. А еще дальше, прямо за долиной, тянулась вверх гора, под ночным звездным небом ее заснеженная громада выглядела сказочно великолепной. Глядя на нее, я подумала, что, должно быть, старый Пай, задумавший построить здесь свое родовое гнездо, выбрал это место не случайно — оно было защищено горой от натисков непогоды.
Дирк еще раз обежал вокруг старого каменного загона для овец, который давно уже не использовался по назначению, и громко залаял на кого-то. Приглядевшись, я заметила высокую фигуру в темном пальто. Человек этот, наклонившись, что-то рассматривал на снегу. Это был Вере, муж Фредди.
— Привет, Дирк, — услыхала я его голос, но собака, будто не слыша, продолжала носиться кругами и громко лаять. — Успокойся, успокойся, мы же знакомы… Здравствуйте, Хэрриет, — кивнул он мне, когда я подошла ближе.
— Простите, я вам не помешаю?
— Нет-нет. Напротив. Знаете, я пытался понять, не выдра ли оставила здесь следы.
— А разве они не в воде живут? Где-нибудь у водопада?
— Прислушайтесь, — он поднял палец вверх, но я не услыхала ничего, кроме завываний ветра.
— Дирк, замолчи! — велела я, пытаясь прислушаться повнимательнее. Действительно, со стороны долины доносился какой-то едва различимый звук, напоминавший плеск воды и прерывистые крики.
— Слышите? — повторил Вере. — Это кричит лиса. — Казалось, звуки доносятся откуда-то очень издалека. Вере тронул меня за руку: — Смотрите! Это горный стрепет! — Я посмотрела на снежную вершину, сиявшую под темным звездным небом. — Думаю, надо пойти посмотреть, может, еще что-нибудь интересное обнаружим. Пойдете со мной?
— Я очень люблю птиц, но боюсь, Дирк их спугнет.
— О, да! Вы правы, я совсем про него забыл. Вы сами найдете дорогу к дому?
— Конечно, не беспокойтесь, — заверила я его, но он явно был разочарован.
Я закуталась в теплый шарф и подозвала собаку, собираясь повернуть назад. Дирк резво бросился вперед, но через некоторое время остановился и растерянно оглянулся на меня. Я уж было подумала, что мы заблудились, но тут увидела прямо на дороге какую-то женщину — она быстро повернула от меня в сторону.
— Здравствуйте! — крикнула я ей. — Подождите минуту.
Глаза у меня слезились от ветра, но я смогла разглядеть, что она остановилась и обернулась ко мне. Это оказался Джонно. До ужина он обычно был под хмельком, но после — пьян довольно сильно. С тех пор как они поссорились с Рупертом, он больше не приходил завтракать с нами.